Леонид Механиков - Полёт:Воспоминания.

• Название: Полёт:Воспоминания.
• Автор: Леонид Механиков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Иван тоже потянулся к кобелю: на мол, нюхай, а давай лучше понюхаемся? Незаметно вокруг пса и Ивана образовался кружок: такое развлечение в гарнизонной скуке! Ветер был Ивану в нос, иначе кобель услыхал бы запах водки: известно, что собаки от пьяных уходят. Круг с интересом наблюдал: вот пёс ступил ещё шажок к Ивану, Иван ступил шажок к кобелю и опустился на четвереньки. Пёс шажок - Иван шажок. Ассамблея замерла в восторге от этого цирка. Ещё пёс шажок - ещё Иван шажок и носом тянется к носу кобеля. Когда носы пса и Ивана почти коснулись друг друга, Иван вдруг, что силы на пса «Гав!» Пёс от неожиданности клацнул зубами, и четыре мощных клыка вонзились в лицо Ивана. Ассамблея, было, взорвалась смехом, но смех тут же затих: Иван вдруг тоненько, как-то по-поросячьи завизжал от боли, лицо его залила кровь, пёс, поджав хвост, кинулся наутёк, а люди бросились к Ивану, на щеках и губах которого кровоточили четыре раны от клыков кобеля.

Тут уже было не до смеха. Грязного и окровавленного Ивана с заплетающимися от водки и боли ногами потащили в санчасть, где он сполна получил своих сорок уколов от бешенства и на всю жизнь в память об этом героическом подвиге - отметины на лице.

Вполне естественно, лучшей рекламы своего морально-бытового разложения Ивану уже и не надо было: был суд офицерской чести, был громкий приказ, и Иван таки добился своего - ушёл из армии. Как сложилась его дальнейшая судьба, - не знаю.

* * *

Мы с Курёнком решили разведать рыбные места.

Сказать, что на Сахалине нужно искать рыбные места - это сказать неправду: на Сахалине каждое место рыбное, была бы речка или хотя бы ручеёк.

На рыбалке я уже побывал не раз. Первое время у меня дух захватывало при виде вала рыбы, идущего на икромёт в каждую речушку, ручеёк: кажется, что речка повернула вспять. Сплошным потоком, плотно, спина к спине метровые рыбины кеты и горбуши устремлялись вверх против течения, бились на перекатах, с разгону преодолевали прыжками мелководье и шли, шли вверх, чтобы там выбить ямку, отложить икру, насыпать на неё аккуратный холмик и сторожить его от любителей поживиться икрой некоторое время, пока сил хватит, а потом умереть и мёртвой уже скатываться вниз по течению, отвлекая своими мёртвыми телами хищника от мальков.

Я всегда восторгался самоотверженностью этой рыбы, и мне было обидно, что мать-природа так зло воздаёт ей за эту самоотверженность. 

Я не знаю, какую нужно иметь память, чтобы, выведясь мальком в этом ручье или речушке, скатиться вниз в солёный океан, уйти в безбрежные просторы и спустя три года вернуться уже взрослыми производителями именно в ту речушку, где она вылупилась из икринки. Именно в эту речку, ручей...

Кета и горбуша способна питаться только в солёной воде. А малька выводит - в пресной. Другими словами - как только рыба входит в пресную воду, она перестаёт питаться и весь свой остаток сил отдаёт на то, чтобы добраться до того места, где она вывелась из икринки, подготовить место для икромёта, выметать икру, набить холмик над икринками и стеречь её, пока хватит сил, пока не умрёт. Обычно рыба доходит до икромёта вся исцарапанная, с порванными боками и плавниками, на неё жалко смотреть. Скатывается же вниз по реке или еле живая, с вырванными кусками мяса, или уже мёртвая.

А сколько любителей поживиться самым дорогим для неё - икрой! Я видел, как добывает кету медведь. Он заходит чуть в воду, становится на задние лапы, передними же, точно, как человек, хватает рыбину и выбрасывает её на берег. Когда набросает довольно солидную кучку - закапывает её в песок, гальку на берегу, чтобы никто не украл его лакомства, пока оно будет протухать, и тогда он вернётся к своему кладу, чтобы попировать.

Самый же страшный и ненасытный враг красной рыбы - человек.

Человеку всё мало. Человек стоит у берега в резиновых сапогах и трезубцем в руках. Мимо его ног рвётся вверх против течения рыба. Человек накалывает гарпуном рыбу и выбрасывает её на берег. Второй человек острым ножом вспарывает рыбе живот, выдавливает икру в ведро, а располосованную рыбину выбрасывает в реку. Сколько нужно рыбы загубить, чтобы набрать ведро икры! А ведь уходят с «рыбалки» не с одним ведром, как минимум, каждый тащит их по два...

Сколько там икринок, сколько загубленных жизней, сколько напрасных мучений родителей! Я только один раз посмотрел на это варварство и больше никогда за икрой не ходил.

Да и ладно бы ту икру человек поедал бы - ладно уж. Так нет же! Засолённая икра могла храниться два-три дня, потом она пропадала. Для длительного хранения нужна была пищевая бура, а она была на госпредприятиях, кои снабжались государством, на строжайшем учёте буквально до каждого грамма, иначе местные жители перебьют государству всю монопольку и переведут окончательно и саму рыбу. Вот и получается, что местные пьяндыги, осевшие после отбытия в лагерях строгого режима своего срока, просыхали на период икромёта и уничтожали рыбу со страшной силой. А потом носили малосольную икру по гарнизону ценой по 5 - 10 рублей за эмалированное ведро. Покупали у них помалу: ну, сколько съешь той икры за два дня? А потом вдруг то там, то тут появлялись зловонные кучки гниющей красной икры. Русский человек! Щедрая душа! Ну, да ладно, лучше о приятном.

Большинство (наверное, точнее - все, ибо трудно припомнить мужика в гарнизоне, который не увлекался бы на Сахалине рыбалкой) любило охоту за форелью.

Я называю рыбалку охотой намеренно: именно она скорее похожа на охоту. Нужно уметь найти ручеёк, кипящий форелью, этой царской рыбой, резвой, пугливой и прекрасной, спрятаться в береговых кустах так, чтобы она тебя не видела, а остальное - очень просто: бросаешь в воду лесу с крючком без какого-либо грузика, даже без поплавка, и тут же выхватываешь красавицу-форель с чудесной радужной раскраской, с яркими красными пятнышками, которыми можно любоваться только на живой рыбке. Достаточно форельке уснуть, как её раскраска бледнеет, и нет уже той былой красы, и никому не докажешь, что эта рыбка во много раз красивее, когда живёт.

Если общие места рыбалки никто не таил, и на рыбалку можно было сбегать, словно в магазин, то форельные места у каждого были свои, и каждый хранил их тайну.

В лучшем положении были лётчики, особенно экипажи транспортников: у них была возможность разведки с воздуха, что намного сокращало поиск, и не требовалось пустой траты сил на пеший поиск. Мы с Курёнком всегда старались оставить себе время, чтобы поползать по окончания задания где-либо вблизи аэродрома буквально на брюхе и на минимальной скорости, чтобы запомнить место и, главное - путь к нему. А ведь это очень важно: место, может быть, близко, да не доберёшься до него.

Однажды мы нашли ручеёк буквально в восьми километрах от гарнизона. В субботу утречком пораньше вышли. Суша быстро закончилась, и началась болотистая тайга, густо поросшая багульником. Идти была дьявольски тяжело: приходилось на каждом шагу поднимать ногу чуть не до колена, чтобы погрузить её вновь в багульник, под которым была вода и коряги, не зная, что можно было наступить на корягу так, что нога соскользнёт, попадёт между корягами.

Так немудрено и переломать ноги. Приходилось сначала нащупывать, что под ногой, а потом только переносить тяжесть тела на эту ногу. Каждый шаг давался с трудом, движение было замедленное; мы буквально топтались на месте и быстро выматывались. Отдохнуть тоже было негде: под багульником была вода, в которую садиться неохота. Мы протоптались почти на месте с полчаса, когда я почувствовал себя необычно весело. Витька тоже всё чаще смеялся, сделался вдруг болтливым. Нам было весело как никогда.

Наверное, какой-то участок в мозгу всё-таки сторожил, потому, что я вдруг остановился и стал анализировать, что со мной.

Поводов для веселья не было: трудная и изматывающая дорога, бесполезное топтание на месте с плачевным результатом... От багульника исходил сладковатый, пьянящий аромат, который поначалу был приятен, но потом от него начинала кружиться голова, становилось вдруг весело, человек слабо контролировал свой расход энергии и остаток сил... Я высказал свои сомнения Виталию, и мы повернули назад.

Как мы выбрались из той ловушки...

Наверное, читатель может догадаться, чего это нам стоило.

Мы шли и падали.

Не было сил, очень хотелось спать, тайга кружилась и не хотела нас выпускать.

Мы буквально засыпали на ходу, и только тошнота, подступающая к горлу, не давала уснуть.

Хорошо, что мы зашли недалеко и успели буквально на последних остатках сил выйти из тайги. Как только под ногами закончился багульник, мы упали в траву и заснули мёртвым сном.

И всё-таки мы с ним пошли ещё раз. На сей раз мы взяли с собой противогазы и шоколад. При подходе к багульнику натянули маски и пошли.

Дышать в противогазе было тяжело. Зато не было этого пьянящего и отравляющего аромата багульника. Когда идти было уже невмочь, - под маску в рот закладывался кубик шоколада, резко поднимающего силы.