Виктор Кондратенко - Курская дуга

• Название: Курская дуга
• Автор: Виктор Кондратенко
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: О войне
• Год: 1960

---

Шагая по лесной тропинке, Дмитрий с тревогой думал о Вере. Она совсем перестала писать. Его последние письма к ней остались без ответа. Что ж случилось? Он не видел ее несколько месяцев, а чувство не ослабло, оно укрепилось. Когда-то зимней ночью, ощутив еще неясное волнение, он бродил возле теплушки, прислушиваясь к голосу Веры. Тогда он говорил себе: «Все пройдет, завтра фронт!» А на фронте она снилась ему, и, просыпаясь, Дмитрий вспоминал ее глаза и тяжелые золотистые косы…

Тропинка вывела Солонько на поляну. В сумерках замаскированные ветками вагоны казались огромными шалашами. Часовой окликнул Дмитрия. Приблизившись, он сказал:

— Проходите, товарищ майор, я вас вначале не узнал…

Из жилого вагона вышла Наташа и, увидев Солонько, остановилась:

— Вы у нас редкий гость, Дмитрий Андреевич!

— Я фронтовая перелетная птица, — пожимая руку девушки, пошутил Дмитрий.

— И одна из ранних, — продолжала она.

— Выходит, «к месту своего назначения», как любит подчеркивать наш уважаемый секретарь редакции Ветров, я прибыл первым?

— Я сказала: «одна из ранних», вас опередил Бобрышев.

— Он в вагоне?

— Нет, на хуторе. В поезде мы не живем, только работаем. Солнце накаляет вагон, и ночью в купе не заснешь — жаровня. А на хуторе сараи, свежее сено. Сейм… Это близко от редакции.

— А где редактор?

— Тарасова срочно вызвали в Политуправление, он недавно уехал.

— Вы не скажете, в котором часу завтра редакционное совещание?

— Назначено на двенадцать.

— Послушайте, Наташа, мне надо отпечатать срочный материал. Я хочу сдать его и быть свободным. Вы не очень заняты?

— Если это необходимо, я отложу другую работу.

— Хорошо! Я зайду в жилой вагон, и через десять минут начнем печатать.

Дмитрий вошел в машбюро, гладко выбритый, в новой летней форме. Он положил на спинку кресла пилотку и, подойдя к окну, раскрыл блокнот.

— Скоро совсем стемнеет. Лучше опустить шторы и включить электрический свет, — посоветовала Наташа. Она вынула из ящичка стопку бумаги и мельком взглянула на Солонько. — Вы загорели…

— Все время на воздухе… в поле.

— Вы, кажется, были с Катей Сенцовой в одной части, — придвигаясь к столику, заметила Наташа. — Почему она не приехала с вами?

Дмитрий понял, что это не случайный вопрос. С Катей он продолжительное время находился в командировке, жил в одной землянке. Катя готовила обеды. Приезжали Гайдуков с Грачевым… Нет, это серьезные ребята, они понимают фронтовую обстановку. А вот Седлецкий, тот мог почесать язычок… Перелистывая блокнот, Солонько сказал:

— Видимо, какие-то дела задержали ее в Свободе. — Он опустился в кресло и посмотрел Наташе в глаза. — Давайте-ка я вам продиктую рассказы бойцов о том, как они защищали Сталинград. Это полоса о самых замечательных людях.

— Слушаю вас.

Дмитрий заметил в глазах Наташи дружеское сочувствие и теплоту. Ему хотелось спросить о Вере, но он сказал:

— Ну что ж, начнем…

Солонько продиктовал статьи и после машинки вычитал их. Дверь отодвинулась, вошел подполковник Ветров, как всегда на ходу поправляя очки.

— А-а, здесь Дмитрий Андреевич, с приездом! Вы уже успели отпечатать груду материала!

— Полоса о традициях сталинградской гвардии готова.

— Посылая вам телеграмму, редактор тревожился: срок жесткий, а задание серьезное. Но вы работяга! Я немедленно прочту полосу и зашлю в набор. — Ветров разложил на кресле свои объемистые папки, принялся рыться в газетных вырезках. — Завтра совещание, надо подготовиться… Чертовски занят, а то б я вас проводил на хутор.

— Я все-таки думаю обосноваться в купе.

— Не советую, жарища! Зайдите в механический цех, там сейчас старшина Войцеховский, он вам укажет хату, будете жить вместе с Бобрышевым.

В механическом цехе, наклонясь над тисками, старшина Войцеховский старательно шлифовал какую-то серебристую вещицу. Издали она показалась Дмитрию чайной ложечкой. Он подошел к верстаку, но увлеченный работой старшина ничего не замечал и не слышал. Насвистывая веселый мотив, Войцеховский разжал тиски и, неожиданно для Солонько, ловко покрутил зеркальную блесну.

— Хороша душа…

— Не думал я, что вы мастер на такие штуки, — любуясь игрой блесны, проговорил Дмитрий.

Войцеховский оглянулся и, смутясь, зажал в кулак блесну.

— Здравия желаю, товарищ майор… В свободное время… любимым делом занимаюсь…

— Эх, старшина, — вздохнул Дмитрий. — Я тоже большой любитель…

— Да ну? — заинтересовался Войцеховский. — И вы, товарищ майор, спиннингист?

— Еще какой заядлый. Вернее — был…

— А где ж рыбачили?

— На дарницком лугу, под Киевом… Ловил я на Желтом Ковтуне, над ним всегда кружились чайки с криком: чьи-вы… А рядом Небереж, суровое озеро, прячется в лозах. Шагу не ступишь — сразу глубина. Вода холодная, ключевая. Посредине луга раскинулось Святище… Я любил озеро Орики. Это было мое заветное… Осенью там берега мятой пахнут…

— Ой мамочка! — вырвалось у старшины. Его глаза повеселели. Он потоптался на месте, словно готовясь взмахнуть спиннингом. — Это ж мои коренные места! Каждая ямка проверена. Бывало, выйдешь на луг, — мечтательно продолжал он, — трава густая, по самый пояс, кругом цветы… Жаворонки вьются, так и звенят над тобой… Подойдешь к озеру, а вода — чище слезы. — Войцеховский покрутил блесну. — Играет? Экспериментальная!

— Интересно испытать.

— А за чем остановка? Надо встать на зорьке и сходить на Сейм.

— Вы здесь пробовали ловить?

— Иногда рыбачу на ранней зорьке. Выскочу на часок — и домой! Типографское хозяйство большое, работы много, а механик один. Там гайку заменить, там болт, деталь новую выточить, линотип наладить… Я ж токарь, слесарь, фрезеровщик. Бог механики!

— А блесны давно делаете?

— Что там блесны! Я до войны снабжал удилищами и катушками многих любителей спиннинга. Моя работа славилась… Да мы совсем заговорились, товарищ майор, — спохватился Войцеховский. — Надо же проводить вас на хуторок.

После яркого электрического света ночной лес показался особенно густым и непроходимым. Войцеховский и Солонько шли ощупью, опасаясь наткнуться на колючий боярышник. Но постепенно они привыкли к темноте и стали различать тропку. В лесу было тихо, душно. Изредка перекликались сычи. На полянке старшина закурил, поравнялся с Дмитрием.

— Вы, товарищ майор, не подумайте, что Войцеховский всю жизнь только и занимался блеснами да спиннинговыми катушками. Я пятнадцать лет проработал в типографии. Вносил рационализаторские предложения, премии получал. В Киеве два инженера судили-рядили, неделю ломали головы: как же установить двадцатитонную ротацию в вагоне?

— Махина!

— На таких ротациях газета «Правда» печатается. Да, так вот инженеры… Получилась у них осечка. Написали они заключение: «Установить ротацию невозможно». А я, техник, подумал крепко и давай мудрить. Чертежей семь набросал, все заново переделывал, и неожиданно осенила меня одна мысль… Помчался я к инженерам, показал расчеты. Ухватились они за мою идею. Верно, говорят, если по такому принципу перенести моторную группу, то ротация поместится. И началась работа… Некогда было ни поспать, ни поесть. Зато благодарность получили от Военного Совета, ценные подарки.

— Молодец старшина, вот тебе и спиннинговые катушки!

— Оно так получается, от малого к большому шел… — Войцеховский остановился, затоптал окурок. — Чтоб пожара не наделать, а то еще трава вспыхнет. Сушь…

Лес заметно поредел. Открылось небо с яркой россыпью звезд. Впереди что-то забелело. Дмитрий приостановился.

— Не разберу, вода или песок?

— Вышли к Сейму, товарищ майор.

Река неторопливо подмывала берег. Словно от сонной лени ее разминали тихо шумящие волны. У разрушенной мельницы в воде дрожали отраженные звезды. В камышах плакала выпь. На бугре Дмитрий заметил очертание избы.

— Сюда, товарищ майор, за мной! — командовал старшина, поднимаясь по крутой тропке. — Быстро прошли! — И, громко звякнув щеколдой, он толкнул дверь.

В сенях висел большой бредень. На полу, в полосе света, темными блинами лежали сложенные в стопу вентеря. Из избы струился запах ухи.

Из-за стола вскочил Бобрышев.

— Дед Егор! Хозяюшка! Приехал мой лучший товарищ, Дмитрий Солонько! Присаживайся к нам, дружище, ты с дороги, надо подкрепиться!

Дед Егор подвинулся, хозяйка засуетилась, нарезала хлеба.

— Ушицы попробуй, это ж пища богов! — придвигая к Дмитрию миску, басил Бобрышев. — Что, хороша?

— Янтарная, наваристая… вкусно!

— У нашей хозяюшки золотые руки.

— Кушайте на здоровье, — добавляя в миски ухи, приговаривала польщенная старуха хозяйка. — Чем богаты, тем и рады. Тетрадий Гречанович! Посветите мне в погребе, — обратилась она к Войцеховскому. — Я кислого молока достану.