Георгий Шолохов-Синявский - Беспокойный возраст

• Название: Беспокойный возраст
• Автор: Георгий Шолохов-Синявский
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.

В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.

---

Маломощные экскаваторы сначала не сдавались, черпали земляную жижу, а потом остановились, затихли, словно захлебнулись; их чугунные основания все глубже оседали в размокший грунт. Бригада Кукушкина не успела закончить сооружаемый из громадных дубовых брусьев и толстых бревен заградительный щит, хотя работала днем и ночью. Первый небольшой оползень навалился на крепление, задержался и не пошел дальше на дно котлована. Плотники изнемогали. В их работе было что-то общее с работой саперов на фронте, строящих мощные, в три наката, блиндажи и землянки. Федотыч бросал их против сползающего грунта, как в контратаку, то в одно место, то в другое. Он не уходил со шлюза третьи сутки, спал тут же, в деревянной будочке своего наблюдательного поста.

Максим от усталости тоже еле держался на ногах. Каждая туча вызывала в нем бешеную злобу, и даже маленькие невинные облачка будили его ненависть. Выданные ему брезентовый плащ с капюшоном и высокие резиновые сапоги защищали от воды, но не могли уберечь от грязи. Она заползала за голенища сапог, в рукава, хлюпала, чавкала, сопела. Иногда Максиму казалось, что его засунули в нескончаемую трясину. Порою он думал: теперь ему отсюда не выбраться, так и придется пропасть в этой безобразной раскисшей жиже.

А дни шли, и приближался срок, названный Дроботом в договоре. Федотыч и вся бригада с ожесточением защищали откосы от сплывов. Максим часто брался за лопату и вместе с другими землекопами набрасывал в вагонетки хлюпающий водой грунт, кидался на защиту креплений.

Он стал замечать, что бригада Кукушкина, Федотыч и группа комсомольцев, обслуживающих землеройные агрегаты, начинали смотреть на него более снисходительно. А некоторые подшучивали: «Вызвался, хлопчик, теперь воюй… Вместе с Емелей Дроботом… Подавай пример».

Но все усилия Максима, отчаянные его наскоки на оползни были ни чем иным, как только ребячьими попытками остановить сдвинувшуюся с места гору. В душе он признавал, что делал это лишь для успокоения совести. Иногда к нему подходил Федотыч и, отечески кладя руку на плечо, говорил: «Что лопатку взял — это неплохо. Лопаткой тоже надо уметь орудовать, но ты в одиночку не налегай. Не бей, как по воде кнутом. Слышь? Лопаты — они тоже сильны, когда их много. Старые грабари так и работали — скопом. А один ничего не сделаешь. Вон на кого надежда! — И Федотыч показал на шагающий экскаватор Дробота. — Он один нас выручит…»

И действительно, невзирая на дождь, уже на шестой день чудовищный ковш дроботовского гиганта, скрежеща стальными челюстями, добрался до положенной глубины котлована, зачистил дно и принялся за сплывы. Наступил восьмой день, и последние оползни были вычерпнуты, а бригада Кукушкина установила новые заграждения. В одной части сектора уже вбивали шпунты, сваривали арматуру, а монтажники готовились к укладке железобетонных плит.

В конце восьмого дня Емельян Дробот поставил стрелу своего экскаватора в мертвое положение, разинутая пасть ковша повисла в вышине. Дробот вылез из машинной будки вместе со своими помощниками, неторопливой поступью подошел к Федотычу и стоявшему рядом с ним Максиму.

— Ну, товарищ инженер, я свое дело сделал! — весело проговорил он. — Теперь закрепляйтесь на отвоеванном вы. И гляди, товарищ Страхов, ежели прозеваешь где-нибудь сплыв, ежели опять засосет, я спуску не дам! — улыбчиво и в то же время строго поводя глазами, предостерег Максима Дробот.

Максим ничего не ответил, только склонил голову. Он понял: победил в соревновании не он и не Саша, а Дробот, и подумал: «Ну какой я инженер? Чем я помог ему?»

Вечером, после окончания работы, он еле добрался до стоянки автобуса, залез в него, промокший, измазанный глиной. Он слышал, как его бранили за то, что он-де грязнее всех и, прежде чем лезть в автобус даже не почистился. А Максим так устал, что не мог двинуть рукой.

Придя в общежитие, он смог только стянуть с себя сапоги и тут же свалился в постель в чем был — в грязном комбинезоне, в заскорузлых от глины штанах и куртке. Хотелось немного полежать, чтобы потом помыться и идти обедать, но усталость сковала его, он заснул мертвецким сном, проспал и обед и ужин.

Мать иногда присылала посылки и каждую неделю — любовно-жалостливые письма, полные сетований и сокрушения о «судьбе своего бедного мальчика». Из писем Максим не извлекал ни бодрости, ни духовной поддержки; они вызывали у него еще большую тоскливую подавленность. Он и в самом деле начинал верить, что попал в безвыходную обстановку и теперь должен стараться как-нибудь отбыть свой срок.

В посылках чего только не было — и конфеты, и шоколад, и печенье, и домашние пирожки, и даже какой-то итальянский ром… Все это Максим отдавал Гале на общий стол.

Однажды в ненастный вечер, встретив Максима в коридоре, измазанного грязью, с глубоко ввалившимися, вспыхивающими мрачным огнем глазами, Галя с горечью вскрикнула:

— Ой, Макс! На кого ты стал похож! Ты совсем опустился…

Максим взглянул на нее исподлобья.

— Побыла бы ты на моем месте, не так бы опустилась, — огрызнулся он. — Тебе хорошо — ты работаешь с чистенькими приборами, за термометрами наблюдаешь, а я копаюсь в болоте. Но ты не вообрази, что я жалуюсь.

Максим поднял голову и прошел в свою комнату. В глазах его-была такая безысходная апатия, что Галина тотчас же побежала к Славику.

— Ты знаешь, с Максимом творится что-то неладное. Я просто испугалась, когда увидела его, — торопливо сообщила она мужу.

— Что же с ним творится? — рассеянно спросил Славик, неохотно отрываясь от технической брошюры.

— Он сам на себя не похож. У него такие странные глаза, как будто ему все безразлично. Может, ему надо помочь в чем-либо? Мне его очень жаль.

— Опять жалость? — поморщился Славик и, перевернув страницу, хотел было продолжать чтение, но отбросил брошюру, сказал с раздражением: — Чем мы можем ему помочь?

— Может быть, нужен совет. Надо же поговорить с человеком. Поддержать морально.

— Говорили уже, — отмахнулся Славик.

— Я вижу, ему особенно тяжело на шлюзе, — не отступала Галя..

— А нам всем легко? Всем строителям тяжело, — с досадой сказал Славик и вновь взялся за брошюру. — А что же он думал, стройка — курорт? Вчера наша бригада пять часов не вылезала из воды — боролась с паводком, и никто маменьку не кликал.

— Не все же такие… стойкие… — сказала Галя.

— Что же ты предлагаешь? Взять над ним шефство? — Губы Славика насмешливо покривились. — У каждого своя голова на плечах…

— А почему бы не попросить о переводе Максима на более легкий участок? — спросила Галя.

Славик свистнул:;

— Фью! Фью! Вон куда загнула. Этак много найдется охотников. Да и нянек не хватит для каждого. Мое мнение: не надо вытаскивать сталь из огня, пока она не закалится. Иначе и сталь испортишь и время попусту потратишь.

Саша Черемшанов, присутствовавший при этом разговоре и все время молчавший нерешительно заметил:

— Я понимаю, Максиму гораздо труднее, чем нам. Представьте себе, человеку дома ничего не приходилось делать самому, кроме как повязывать собственный галстук; все делали за него мама и домработница. И вот сразу попасть в такой переплет. — Глубоко вздохнул и тихо добавил: — Пойду поговорю с ним. А то получается, человек от нас отдалился, а мы и рады. Как будто еще дальше отталкиваем его от себя.

— Иди побеседуй. Ты же с ним соревнуешься… Если полезет в драку, зови на помощь, — со смешком сказал Славик.

— Нет, обойдемся без драки, — серьезно ответил Саша и, сутулясь, вышел из комнаты.

Когда дверь за ним затворилась, Славик не то с сожалением, не то с досадой заключил:

— Удивительный человек Сашка. Сам еле на ногах держится, а пошел в чем-то убеждать этого эгоиста.

16

Когда Саша вошел в комнату, Максим лежал на койке, отвернувшись к стенке. Саша подумал, что он спит, и нерешительно остановился у порога.

За окном плескался дождь. Однообразный звон водяных струй, мутная синева еще не погасших сумерек, скучный свет настольной электролампы придавали комнате в этот вечер унылый вид.

Максим не спал, услышав шаги, повернул голову.

— Разреши к тебе, — несмело проговорил Саша.

— Чего спрашиваешь, коли уже вошел? — буркнул Максим и вновь отвернулся к стене.

Сашу это не смутило. Он присел на стул у кровати:

— Знаешь что, Макс? Хочу с тобой поговорить. Ты только выслушай. Тебе, кажется, тяжело? Да?

— А дальше что? — равнодушно осведомился Максим.

— Да, конечно, ничего. Я просто так спросил — по-товарищески…

— А-а… Не особенно оригинальный вопрос.

Наступило неловкое молчание.

— Ты опять раскис, Макс, — тихо и несмело начал Саша.

— И не думаю. Откуда ты взял? — сказал Максим, не поворачивая головы.

Саша ответил коротко: