Георгий Шолохов-Синявский - Беспокойный возраст

• Название: Беспокойный возраст
• Автор: Георгий Шолохов-Синявский
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1978

Роман является итогом многолетних раздумий писателя о судьбах молодого поколения, его жизненных исканиях, о проблемах семейного и трудового воспитания, о нравственности и гражданском долге.

В центре романа — четверо друзей, молодых инженеров-строителей, стоящих на пороге самостоятельной жизни после окончания института. Автор показывает, что подлинная зрелость приходит не с получением диплома, а в непосредственном познании жизни, в практике трудовых будней.

---

Во время этого разговора Максим испытывал ревнивое чувство. Ему все еще было обидно оттого, что на него смотрели иначе, чем на его друзей. А Владимир разговаривал с ним так, будто стоял выше его на несколько голов! Что дало ему такую уверенность и сознание своего превосходства?

3

На третий день, утром, молодые инженеры приехали в Степновск. Здесь надо было пересаживаться на другой поезд, следующий до Ковыльной. Более опытный в путешествиях, Славик поспешил узнать расписание. Максим, Галя и Саша со своими чемоданами сидели в зале ожидания. Большая партия рабочих, по всей видимости каменщиков и плотников, с женами и детишками, с сундучками и узелками, гурьбой расположилась тут же. Дети принялись бегать по залу, кувыркаться на затянутых в дерюги больших узлах. Матери то и дело прикрикивали на них, награждая шлепками.

— Вот беззаботная публика — всюду чувствует себя как дома, — сказал Черемшанов. — Интересно, куда они едут?

Он подошел к двум мужчинам в грубошерстных вылинявших пиджаках и сапогах, поговорил.

— Представьте себе, они едут туда же, куда и мы. Их целая бригада, — воротясь, сказал Саша.

Максим с любопытством вглядывался в коричневые, словно вылепленные из глины, небритые лица рабочих, ища на них и не находя выражения тех же чувств, что волновали его самого, — тревоги перед неизвестностью. Рабочие разговаривали, смеялись самым беззаботным образом, потом вместе с женами и детьми принялись за еду. Они крупными ломтями резали белый пшеничный хлеб, сало, колбасу. Ели много, весело, со здоровым аппетитом. Максим видел, как двое рабочих, прячась от жен и посмеиваясь, украдкой откупорили полбутылку, разлили в жестяные кружки водку и, не морщась, выпили. Лица их сразу залоснились. После обильной еды навалились на чай, принесенный в большом эмалированном чайнике пареньком, пили долго, неторопливо, вытирая после каждой кружки ладонями губы. И все, что они ни делали и о чем бы ни говорили, — все у них получалось весело и спокойно, с уверенностью, что иначе и делать-то никак невозможно.

«Неужели вот с такими мне придется работать?» — робко подумал Максим, поймав на себе насмешливый и в то же время добродушно-снисходительный взгляд краснолицего рабочего, с ухарским видом выпившего водку. Рабочий озорно подмигнул: дескать, давай, парень, присоединяйся к нам за компанию. Зеленоватые глаза его весело сияли.

Максим вообразил, как его, молодого, еще неопытного инженера, приставят к таким бывалым, насмешливым, знающим дело рабочим, и они, наверное, не прочь будут позабавиться его неловкостью и неопытностью. От этих мыслей ему стало даже страшновато. Он впервые подумал о том, как мало знает людей и как много еще надо узнать, чтобы вот такие рабочие уверовали в его знания.

Прибежал Славик и сообщил, что поезд на Ковыльную уйдет только поздно вечером, а до этого можно сдать вещи в камеру хранения и побродить по городу. Саша Черемшанов и Галя приняли эту весть с восторгом.

— Ребята, пойдемте в кино… Посмотрим город, походим по магазинам. Времени у нас уйма, — предложила Галя.

Ее поддержали Саша и Славик. И лишь Максим отнесся к предложению Гали равнодушно.

— Слушай, Максим, ты теперь не особенно от нас отрывайся, — теребя его за рукав, заговорила Галя, когда чемоданы были сданы на хранение и молодые люди вышли на шумную, залитую солнцем привокзальную площадь. — Уже пора отрешиться от гордого одиночества. — Она дернула Максима за рукав и лукаво сощурила черные живые глаза. — И ты не падай духом — не все у тебя с Лидой плохо. Уж я знаю…

— Ничего ты не знаешь, — грубовато ответил Страхов. — Славик, уйми свою болтливую жену.

— Нет, ты уж поверь: знаю, но пока не скажу, — не унималась Галя.

— Перестань, Галка! — остановил свою не в меру резвую подругу Славик, делая ей глазами предостерегающие знаки.

— Так что же ты знаешь? — спросил Максим, останавливаясь. Ноздри его тонкого прямого носа раздувались.

— Придет время — скажу, — пообещала Галя и загадочно усмехнулась.

— А ну вас! — раздраженно проговорил Максим и, отделившись, от компании, зашагал через площадь.

— Эй, ты куда? Вернись! — крикнул Славик.

— Я и без вас найду, куда пойти, — уже издали кинул со злостью Максим. — Не маленький, найду дорогу…

— Ну, это не по-товарищески. Слышишь? Гляди не опоздай к поезду! — кричал вслед Черемшанов, но Максим, не оборачиваясь, уходил все быстрее.

— Вот черт! Уже выявляется его характер. Какая муха его укусила? — Славик набросился на жену: — Зачем ты затрагиваешь его? Ты же видишь, он стал совсем невменяемый.

Галя, тоже смущенная выходкой Максима, оправдывалась:

— Я ведь пошутила. А вы зачем его отпустили? Так мы и растерять друг друга можем!

— А ну его! Не потеряется. Тоже мне — герой с чрезмерно раздувшимся флюсом самолюбия… Привык главенствовать у себя дома и думает, что и здесь мы все будем в его подчинении.

— И откуда у него такое? В Москве он как будто уже начинал входить в норму, был парень как парень, — сказал Саша.

— Парень-то хороший, а нет-нет да и выкинет барскую штучку… Дома вокруг него на цыпочках ходили. Поневоле станешь привередничать…

Подошел новенький, еще не успевший запылиться троллейбус… Молодые инженеры сели и поехали осматривать незнакомый город.

Максим с решительным видом шагал по главной улице. Ему надоели опекающее внимание друзей, подшучивания Саши Черемшанова. В конце концов, это возмутительно! Он не маленький, чтобы над ним так подтрунивали.

И как все-таки приятно сознавать себя независимым от чьей-либо опеки! И хорошо, что он устоял и не вернулся в Москву! Он презирал бы тогда себя всю жизнь.

Максим зашел в универмаг, купил грубошерстные брюки, ковбойку и синий парусиновый комбинезон — все это он не хотел приобретать в Москве, а теперь понял: без этих вещей ему никак не обойтись. В его сознании все время возникали рабочие, с усмешкой оглядывавшие на вокзале его слишком щеголеватый костюм и велюровую шляпу. Он вспомнил, что рабочие были в сапогах и кепках, и купил простые яловые, пахнущие новой кожей сапоги, суконную кепку. Он тут же, у прилавка, надел ее, а шляпу завернул в газету.

Потом Максим зашел в столовую, не торопясь пообедал и, поколебавшись — выпить ли сто граммов водки или кружку пива, выпил только пива.

За его столик присел полный мужчина со съехавшим на сторону несвежим воротничком, засаленным, неопределенного цвета галстуком и редкими, растрепанными седеющими волосами. Он кинул на другой стул пухлый сильно потертый портфель, шумно вздохнул, принялся вытирать нечистым платком потный рябоватый лоб.

— Фу! Совсем измотался… Бегаешь, бегаешь по этим инстанциям, и поесть некогда, — общительно пожаловался незнакомец и внимательно оглядел Максима. — Вы уже пообедали?

— Уже, — ответил Максим.

— Замучился с этими командировками, — продолжал мужчина, — Гоняют, как соленого зайца, из области в район, из района — в область. Дома совсем не живу. Забыл, когда дома обедал, спал. В один прекрасный день явлюсь — жену родную, детишек не узнаю… А вы здешний? Приезжий? Студент?

Максим небрежно, как будто совсем не придавая значения своим словам, ответил:

— Я — инженер, В этом году закончил московский вуз. Еду на работу.

— А-а, — кивнул замученный командировками гражданин. — Ваше дело молодое. Все впереди. Счастливец…

Гражданин нетерпеливо позвал официантку, заказал суп, рисовые котлеты, кисель.

— Печень, — пояснил он Максиму, словно оправдываясь. — Куда же вы едете, молодой человек, если не секрет?

Максим коротко рассказал.

— О-о! А ведь я тоже инженер, бывший… — Бледные губы незнакомца сложились в скорбную гримасу. — Нет, молодой человек, вы, повторяю, счастливчик. Держитесь крепко за этот гуж, пока молоды.

— Да вот еду, — Важно ответил Максим. — Но еще не знаю, как там… какие условия…

Гражданин насмешливо хмыкнул:

— «Условия»! Ишь ты! Вы еще рассуждаете об условиях! Не успело, как говорится, теля оторваться от матки, как уже требует: подавай ему условия. Эх, вы! Вы не помышляйте ни о каких условиях, а скорее хватайтесь за работу. Пока здоровы, пока у вас не болят печень и сердце, пока глаза хорошо видят и башка варит.

Незнакомец закашлялся, укоризненно взглянул на нечаянного собеседника усталыми, в красных прожилках, глазами.

— Быть выученным за счет государства, получить сразу такое видное место, зарабатывать себе почет и уважение — да знаете вы, что это значит?

Он долго упрекал Максима в недомыслии, в самомнении и в неблагодарности к государству и под конец назидательно заключил:

— Научитесь ценить то, чем обладаете, да! Сейчас цените, иначе будет поздно! Когда вот, как меня, скрутит неудача… судьба… хвороба…

Гражданин опять закашлялся, махнул рукой, стал торопливо есть поданный официанткой жиденький куриный бульон. На бледном лбу его и на болезненно одутловатом лице тотчас же выступил крупный пот, и от этого оно стало выглядеть еще более замученным и страдальческим.