Владилен Воронцов - Судьба китайского Бонапарта

• Название: Судьба китайского Бонапарта
• Автор: Владилен Воронцов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5—250—00446—6

Это первая в нашей стране книга о Чан Кайши (Цзян Чжун-чжэне), более 20 лет возглавлявшем в Китае режим, свергнутый в 1949 г о результате народной революции, и укрывшемся после этого с остатками своих войск на острове Тайвань. Каким образом он вошел в китайскую революцию, стал сначала одним из соратников Сунь Ятсена, а затем отошел от его линии? Как сложилась жизнь Чан Кайши и судьба его сына Цзян Цзинго, пробывшего в СССР 12 лет, комсомольца 20-х, завершившего свой путь на посту «президента» Тайваня? На эти и другие вопросы отвечает автор в написанной в жанре документальной публицистики книге, в которой использует новые, в том числе и архивные, материалы.

---

Стилуэлл порой слишком резко осуждал Чан Кайши, игнорируя зачастую сложившиеся в Гоминьдане вполне объективные условия, соответствующие данному уровню развития китайского общества, скованного цепями феодализма, отягощенного стойкими традициями национализма и великодержавного шовинизма.

Несчастья, выпавшие на долю китайского народа, множились не только в результате чисто объективных причин — расширения агрессивных действий Японии, стихийных бедствий, которые обрекали население страны на новые страдания, — Чан Кайши, прикрываясь лозунгами борьбы за независимость и свободу, думал прежде всего об упрочении своей власти.

Диктатура Чан Кайши не могла мириться с оппозицией, хотя последняя готова была действовать против агрессора в рамках единого фронта. Чанкайшисты берегли силы для борьбы с окрепшими вооруженными формированиями КПК. В провинциях, где господствовали гоминьдановские генералы, оппозиция подвергалась жесточайшим репрессиям, демократические элементы преследовались агентами особой службы Чан Кайши. Единство, которое с таким энтузиазмом отстаивал Чан Кайши, принимало форму коалиции китайских милитаристов.

Бедность, безграмотность, нищета крестьянства поражали европейцев, когда они получали возможность наблюдать жизнь китайской деревни военных лет. Мизерный земельный надел с труднообрабатываемой почвой мог обеспечить полуголодное существование. Недоставало даже основной пищи — горьких овощей (гуцай). На обнищавшие деревни обрушивалась мобилизация в армию В отличие от голода и наводнений она посещала крестьянина два раза в год.

Однажды по весне Чан Кайши ехал днем по дороге, встречались лишь редкие путники. Но вот показалась группа во главе с офицером. Рекруты (их назвали «добровольцами») двигались на сборный пункт. Они были связаны по шеренгам веревками, чтобы никто не сбежал Такие сцены на дорогах нередко приходилось наблюдать иностранцам. Но Чан Кайши вышел из себя и жестоко избил офицера. Когда ему напомнили, что таковы китайские правила набора в армию, он тотчас сделал вывод: вина на генерале, ответственном за набор рекрутов, и также избил его. Через год генерала казнили. Поиск козла отпущения не приводил к улучшению положения крестьян в деревне, новобранцев в армии.

…Лето 1943 г. С ним пришло в Китай бедствие, последствия которого для населения страны стали роковыми. Приморские провинции Чжэцзян и Фуцзянь, внутренние Хубэй и Гуйчжоу и находящаяся под контролем Чунцина территория Хэнани оказались во власти голода. 1940–1941 годы в этих провинциях были неурожайными Ужасающая засуха уничтожила в 1942 г. все посевы Военная бюрократия, однако, не ослабляла налоговый пресс, и, когда были съедены все запасы, голод, а за ним и эпидемии стали буквально косить жителей охваченных бедствием районов.

Очевидцем событий стал совсем еще молодой корреспондент журнала «Тайм» Теодор Уайт. Перед ним предстала картина, которую Тэд запомнил на всю жизнь: повсюду лежали трупы, крестьяне сдирали с деревьев кору и тут же у дороги дробили ее и ели. К концу 1943 г в зонах, охваченных голодом, умерло до 30 млн человек. Уайт пытался на месте выяснить причины столь страшного бедствия. Один из офицеров заявил ему: «Если народ будет умирать, земля останется китайской, но, если солдаты будут голодать, японцы захватят эту землю».

Дело, однако, было не только в объективных трудностях военного времени. В ряде уездов власти требовали с крестьян больше продовольствия, чем они могли предложить. Крестьяне должны были отдавать сборщику налогов последний мешок зерна, предназначенного для посева. В это трагическое время возросли масштабы спекуляции землей. Купцы, чиновники и богатые помещики скупали у отчаявшихся крестьян наследственные земли просто за бесценок.

Надвигалась эпидемия. Из 30-миллионного населения Хэнани, согласно примерным подсчетам Т. Уайта и Э. Джекоби, примерно 2 или 3 млн человек бежало из провинции; еще 2–3 млн умерло от голода и болезней. На следующий год в провинции Гуандун разразился такой же голод, как в Хэнани.

Т. Уайт добился приема у генералиссимуса. Чан Кайши принял американского гостя в полутемном кабинете, сидя в широком мягком кресле. Со свойственным его возрасту жаром Т. Уайт нарисовал перед Чан Кайши картины голода в Хэнани: бесконечные поборы, вымогательство, невыносимый гнет военной администрации, смерть, смерть… Журналист сразу же понял: чунцинский правитель был равнодушен к трагедии своего народа.

«Я постарался, — вспоминал Уайт, — произвести впечатление на генералиссимуса, говоря о людоедстве». И в ответ услышал: людоедства в Китае не может быть. Журналист заявил, что видел собак, терзающих трупы на дорогах. Реакция последовала та же: в Китае этого не может быть. Вот тогда Уайт прибег к фотографиям своего коллеги Г. Формана. Трупы, трупы, собака, стоящая над умершим. Генералиссимусу стало не по себе. Чан Кайши взял ручку, стал делать пометки… просил назвать как можно больше имен официальных лиц, ведь на кого-то нужно было возложить ответственность. Он даже попросил американцев подготовить подробный доклад об увиденном.

Последовали различные меры. Когда до ушей мадам Сун Мэйлин — а она находилась в США — дошла информация Т. Уайта для журнала «Тайм» о голоде в Китае, она потребовала наказания журналиста.

Бороться с голодом, как полагали американские журналисты, можно было скорейшей переброской в бедствующие районы большого количества зерна. Администрация, однако, запретила жителям покидать территорию, где царил голод. В районы, где свирепствовал голод, Чан Кайши направил 200 млн китайских долларов. Но могли ли эти бумажки изменить положение?! Гоминьдановская пропаганда пыталась, естественно, обелить нерадивость руководителей режима, списать ответственность за трагедию на местные власти. Читателя, открывшего «Шицзе жибао», пытались убедить в «истинных» причинах голода: «Более 400 тыс. человек умерло во время голода в Гуандуне. В одном лишь уезде Тайсань умерло 100 тыс. крестьян. Одна из главных причин этой трагедии заключалась в головотяпстве местных чиновников, пытавшихся скрыть положение вещей. В прошлом году генералиссимус запретил провинциальным властям пропускать ложные сообщения о голоде, так как они могли быть использованы для того, чтобы саботировать полную уплату рисового налога. Этот приказ был передан дальше в уезды и был воспринят там как запрещение вообще давать какие-либо сообщения о голоде. Вот почему некоторые уезды не решались сообщать о положении у них». Гоминьдановская пропаганда не только преуменьшала количество жертв, но и извращала причины голода.

Чан Кайши зачастую искал козла отпущения, повторяющиеся неудачи в военной и гражданской сфере он стремился объяснять «ошибками», «произволом» местной администрации. Лучший путь к тому, чтобы отвести от себя возмущение народа.

Чета Чан Кайши: в объятиях славы, но перед лицом заговора

18 ноября 1942 г. Сун Мэйлин по приглашению Рузвельта тайно выехала в США. 27 ноября, прибыв в Нью-Йорк, она немедленно направилась в медицинский центр — для лечения кожного заболевания.

Американцы нашли Сун Мэйлин требовательной гостьей: она принимала как должное подхалимаж многочисленных помощников, крепко держала прислугу. Перед американской публикой старалась выглядеть все же как можно скромнее. Если на родине она появлялась увешанная драгоценностями, в роскошном наряде, ничуть не стесняясь упреков и зависти, то здесь заставляла, несмотря на соблазн, сдерживать себя. Иногда она демонстрировала, по свидетельству очевидцев, такие платья, будто они приобретены на дешевой распродаже, чтобы показать, насколько Китай истощен войной и как он нуждается в помощи. Г. Гопкинс подготовил все необходимое для проведения курса лечения в госпитале. Уже 28 ноября раздался звонок госпожи Рузвельт. Она интересовалась самочувствием гостьи и передала пожелание президента встретиться и обменяться мнениями по проблемам Китая. До февраля 1943 г. Сун Мэйлин находилась в госпитале, защищенная от назойливых посетителей. Ее почтовый ящик ломился от различного рода посланий — до 1000 поступлений ежедневно. 12 февраля высокопоставленная пациентка закончила лечение. Чета Рузвельтов встретила ее на вокзале, оказала гостье подчеркнутое внимание, пригласила провести несколько дней в имении президента.

17 февраля Сун Мэйлин официально была принята в Белом доме, а на следующий день выступила перед объединенной сессией конгресса. Перед сенаторами и членами палаты представителей выступила очаровательная женщина, которая, несмотря на свою не первую молодость, выглядела девушкой: сказывалось и искусство косметички. Слушатели, кто с любопытством, кто с недоверием, ожидали слова представительницы Азии, воспитанной в американских университетах.