Владилен Воронцов - Судьба китайского Бонапарта

• Название: Судьба китайского Бонапарта
• Автор: Владилен Воронцов
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989
• ISBN: 5—250—00446—6

Это первая в нашей стране книга о Чан Кайши (Цзян Чжун-чжэне), более 20 лет возглавлявшем в Китае режим, свергнутый в 1949 г о результате народной революции, и укрывшемся после этого с остатками своих войск на острове Тайвань. Каким образом он вошел в китайскую революцию, стал сначала одним из соратников Сунь Ятсена, а затем отошел от его линии? Как сложилась жизнь Чан Кайши и судьба его сына Цзян Цзинго, пробывшего в СССР 12 лет, комсомольца 20-х, завершившего свой путь на посту «президента» Тайваня? На эти и другие вопросы отвечает автор в написанной в жанре документальной публицистики книге, в которой использует новые, в том числе и архивные, материалы.

---

В уханьском центре пользовались влиянием крупный земельный собственник Тань Янькай и получивший образование за границей друг Сунь Ятсена Евгений Чэн (Чэнь Южэнь), родиной которого была английская колония Тринидад. Сын Сунь Ятсена, Сунь Фо, хотя и придавал респектабельность правительству, на деле смотрел на политику как на источник обогащения. Брат Сун Цинлин представлял в правительстве деловые круги США. Один из министров — Сюй Цянь (Джорж Сюйчан) был и до революции вице-министром. Разношерстная толпа политиков, от милитаристов до дельцов-авантюристов, скорее по воле случая, оказалась в одной лодке и плыла по течению, нежели контролировала события. Примыкал к ней и революционно настроенный представитель национальной интеллигенции Дэн Яньда.[35]

Главнокомандующий с неприязнью воспринимал раздающиеся из Уханя враждебные голоса, обвиняющие его в попытках пренебречь принципами демократии, установить военную диктатуру: либералы распоясались, они объединяются в Ухане с коммунистами и зовут к повышению авторитета партии, к моральному очищению, к борьбе с его, Чан Кайши, попытками установить прочную, неоспоримую личную власть в партии и государстве. Такое нельзя было простить. Главком мобилизует правое крыло Гоминьдана, ищет опору среди милитаристов. В то время, когда части НРА наступали на Шанхай, Чан Кайши налаживает контакты с Чжан Цзолинем, ведет с ним переговоры об условиях заключения мира. Войска уханьского правительства, возглавляемые Тан Шэнчжи, выступили с Юга против Чжан Цзолиня. Положение уханьского центра осложнялось как внутренними распрями, так и усиливающимся давлением со стороны милитаристов.

Как-то Чан Кайши пригласил на вечерний прием военных советников. Один из них, М. И. Казанин, впоследствии весьма красочно описал эту встречу в резиденции главкома. За столами, поставленными буквой «П», восседал Чан Кайши со своим окружением. Устремления ближайших соратников главнокомандующего вполне соответствовали жизненным установкам пестрой военщины, независимо от того, к какому лагерю они принадлежали. «Что же это я все воюю, одерживаю победы и до сих пор не получил своей провинции?» — спросил однажды генерал Чжан Фукуй, и это ставшее крылатым выражение очень емко отражало настроения в гоминьдановском генералитете. Верхом благополучия для них становилась высшая провинциальная синекура — губернаторство. Провинциальный губернатор обладал неограниченными правами феодального правителя. На вечернем приеме у Чан Кайши рядом с М. И. Казаниным устроился земляк Чан Кайши офицер связи Ли, приставленный явно для слежки к советским специалистам. Ли служил главкому верой и правдой, и, конечно, не по идеологическим соображениям. Главной его целью становилась нажива. Конечно, он не мог претендовать на роскошные губернаторские дворцы, где лишь штат прислуги насчитывал более тысячи человек, и впечатляющий гарем… Но должность чжисяна — начальника уезда (а уездов в стране было до 2 тыс.) его вполне устраивала. Чжисян — полновластный правитель в уезде: он казнит и милует, получает взятки, подарки, устанавливает по своему усмотрению различные поборы. У него богатый дом, молодые наложницы. Ли доставляло немалое удовольствие поделиться своими мечтами с Казаниным.

На банкете Чан Кайши занял место в середине стола, справа сидел Ху Ханьмин, слева — известный своей активной ролью в «Суньятсеновском обществе» Хэ Инцин. Уже в этом — демонстрация единства правых сил Гоминьдана. Обед подходил к концу, когда наступила кульминация, полностью раскрывшая цель сборища генералов. Хозяин встал и обратился к собравшимся с речью. Оратор, доходя порой до истерики, обрушился на КПК, на Бородина. Он закончил свою речь воплем: «Долой коммунистическую партию!» Генералы, подняв бокалы, вместе повторили эти слова, демонстрируя всеобщий восторг по поводу нового политического виража главкома.

Шанхайский переворот 1927 г.

Чан Кайши постепенно продвигался к Шанхаю — городу, олицетворяющему в представлении китайцев империализм.

Шанхай в середине 20-х годов — главный город-порт: Китая, насчитывающий 1,5 млн человек. Англичане считали себя старожилами в устье Янцзы. На флагштоках военных кораблей, стоявших в устье реки Вампу, преобладали английские флаги, прогуливающиеся по набережной английские полицейские, с высокомерием посматривающие на окружающих, как бы подчеркивали первенство Великобритании в осуществлении традиционного принципа колониальной политики «разделяй и властвуй». И как символ безвозвратно утерянных позиций, как одинокий осколок ушедшей в прошлое Российской империи маячило на Янцзы русское судно «Охотск». Это судно, как и некоторые другие, угнанные белогвардейцами из Владивостока, нашло пристанище на чужбине. «Охотск» стал, по существу, казармой для казаков и офицеров из белоэмиграции.

Набережная реки Вампу в центре международного сеттльмента называлась Банд, на ее правой стороне красовались впечатляющие здания крупнейших банков и монополий. И Здесь англичане обладали преимуществом, ведь на долю главенствующей в колониальном мире Британии приходилось до трети всей внешней торговли Китая. К юго-западу от Нанкин-роуд обосновался французский сеттльмент.

Социальный водораздел все более четко ощущался не только между жителями китайской части города и иностранных сеттльментов, но и между различными полюсами самого китайского общества. Это было время, когда, пользуясь отсутствием сильного централизованного правительства, активизировались шанхайские капиталисты, они создавали собственные независимые организации, прибирали к своим рукам банки, предприятия. Организации формировались как по гильдиям, например Шанхайская ассоциация банкиров, так и, помимо специализированных, на основе личных связей, местничества. Шанхайская главная торговая палата охватывала тузов города в сфере торговли, промышленности и финансов. Особым весом и влиянием отличались «чжэцзянская группа», «финансисты Чжэцзян — Цзянсу». Под их контролем находились банки, заводы, таможни, судовые компании, угледобывающие фирмы.

В шанхайских салонах и отелях бездумно убивала время новая китайская европеизированная буржуазия: она бросала на ветер доллары, добытые кровью и потом трудящихся соотечественников, гнувших спину по 12 часов в день. Уровень эксплуатации китайского рабочего на текстильной фабрике (за 12 часов работы — 1 шиллинг) намного превышал тот же уровень в находившейся в колониальной зависимости от Англии Индии (за 10 часов — 1 шиллинг 6 пенсов).

Повсюду по Янцзы сновали лодки (сампаны), служившие пристанищем для шанхайской бедноты, и здесь же пьяные американские матросы покупали у родителей несовершеннолетних китайских девочек всего лишь за одну серебряную монетку. На окраине города в пропитанных копотью фанзах, на земляном полу, рваных циновках, на тряпье ютилась шанхайская беднота. Нечистоты сливались и сбрасывались в канавы, проложенные вдоль узких улочек; тучи насекомых, разносящих повсюду инфекционные болезни, были неизбежным спутником бедняцких кварталов.

Блистательные китаянки в окружении своих респектабельных поклонников прогуливались по многочисленным аллеям, паркам, наслаждаясь купанием в бассейнах зеленой зоны города, а нищие и голодные кули выбивались из сил, чтобы как-то поддержать свое существование. Шанхайские модницы могли поспорить с англичанками и американками не только в богатстве и изяществе платья, но и в умении танцевать фокстрот или чарльстон, в пышности приемов.

В эту роскошную жизнь была вложена немалая доля доходов, полученных от нещадной эксплуатации женского и детского труда. На шелкоткацких фабриках, находившихся под контролем китайского капитала, использовался труд 120 тыс. женщин и детей.

Научный сотрудник Института мирового хозяйства и мировой политики Ф. Атлей в вышедшей в 1934 г. книге писал: «Процентное отношение женщин и детей, занятых в китайской хлопчатобумажной промышленности, к числу мужчин равно 70 к 30, в то время как в Индии подавляющее большинство рабочих — мужчины; женщина, занятая в китайской промышленности, получает около 9 пенсов в день» Это могло обеспечить лишь полуголодное существование.

Попытки провести рабочее законодательство заканчивались безрезультатно. Право экстерриториальности, неподсудность иностранных владельцев местным судам способствовали усилению эксплуатации китайских рабочих.

Противоборство различных милитаристских клик усиливало напряженность в долине Янцзы, что в свою очередь негативно сказывалось на положении в Шанхае. На железных дорогах царил беспорядок: каждая противоборствующая сторона стремилась использовать железнодорожные артерии против своих недругов. Капитаны судов, совершавших рейсы между Шанхаем, Ханькоу и другими портами, зачастую находились под прицелом винтовок тысяч слабоорганизованных, необученных и плохо вооруженных деморализованных китайских солдат.