Михаил Кром - «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века

• Название: «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30–40-х годов XVI века
• Автор: Михаил Кром
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-86793-782-9

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

---

Как видим, перед нами — одна из загадок «старицкой истории», которая при нынешнем состоянии источниковой базы едва ли может быть однозначно решена. Но вернемся к реконструкции событий апреля 1537 г., когда рушились последние надежды удельного князя на мирный исход его противостояния с великокняжеским двором.

Если верить Воскресенской летописи, то правительство якобы не предпринимало никаких мер в отношении непокорного старицкого князя до самого конца апреля — начала мая, когда было получено известие о намерении Андрея Ивановича бежать из своего удела. Как сообщает официальный летописец, сын боярский князя Андрея кн. Василей Федоров сын Голубого (из рода князей Ростовских) из Старицы «прислал тайно ночью к великого князя боарину, ко князю Ивану Феодоровичу Овчине, человека своего Еремку с тем, что князю Андрею одноконечно наутро бежати»[653]. После этого, по словам той же летописи, великий князь и великая княгиня послали к старицкому князю церковных иерархов во главе с крутицким епископом Досифеем — убеждать его, что у государя и его матери «лиха в мысли нет никоторого». Но на случай, если князь Андрей духовным лицам не поверит, «а побежит», вслед были отправлены бояре кн. Никита Васильевич и кн. Иван Федорович Овчина Оболенские «со многими людми»; и тогда же якобы был арестован и доставлен в Москву посланец удельного князя Ф. Д. Пронский. Об этом вскоре стало известно Андрею Старицкому: «И как князя Феодора [Пронского. — М. К.] имали, и в те поры ушел княжь Андреев сын боярской Судок Дмитреев сын Сатин»; прибежав к своему князю, он сообщил ему об аресте кн. Пронского и передал услышанный им слух о том, что великий князь послал своих бояр, князей Оболенских, «со многими людми» его, князя Андрея, «имати». Следом, продолжает летописец, «пригонил с Волока в Старицу княже Андреев же сын боярской Яков Веригин», который сказал князю, что на Волок прибыли кн. Никита да кн. Иван Овчина Оболенские, «а едут тобя имати». Получив это известие, Андрей Иванович не стал медлить и сразу («часа того») покинул Старицу вместе с женой и сыном. Произошло это 2 мая[654].

В приведенном летописном отрывке последовательность событий нарушена до такой степени, что теряется смысл происходившего. Толчком к решительным действиям правительства якобы послужила полученная от кн. В. Ф. Голубого-Ростовского информация о намерении старицкого князя утром следующего дня бежать. Но, с другой стороны, из того же рассказа явствует, что решение покинуть Старицу удельный князь принял сразу же по получении известий от своих детей боярских, Сатина и Веригина, об аресте его боярина Пронского и о посылке против него рати во главе с князьями Оболенскими. Получается замкнутый круг!

Едва ли, однако, сами события, о которых идет речь в этом рассказе, вымышлены летописцем; некоторые из них, как будет сейчас показано, подтверждаются другими источниками. Так, о посылке кн. Голубым-Ростовским своего слуги с сообщением о выходе удельного князя из Старицы говорит и неофициальная «Повесть о поимании князя Андрея Ивановича Старицкого». Здесь рассказывается об «измене» дворянина кн. Василия Федорова сына Голубого, который «еще из города из Старици послал к Москве слугу своего Ерему к великого князя дьяку к Федору к Мишурину с тою вестию, что князь Ондрей Ивановичь пошол из Старицы». Дата выхода удельного князя из своей столицы совпадает в этом источнике с той, которую называет официальный летописец: 2 мая[655].

Таким образом, тенденциозность Воскресенской летописи выразилась не в измышлении тех или иных эпизодов, а именно в последовательности их изложения. Если отрешиться от схемы, навязываемой официальным летописцем, можно попытаться восстановить действительную хронологию событий. Следует считать твердо установленным фактом, что отправка старицким дворянином кн. В. Ф. Голубым-Ростовским своего слуги к боярину И. Ф. Овчине-Оболенскому (или, по версии Повести, к дьяку Федору Мишурину) произошла накануне выхода князя Андрея из Старицы, т. е. в самом конце апреля или 1 мая. К тому времени посланец старицкого князя, Федор Пронский, уже давно был задержан и находился под стражей на подворье своего господина в Кремле. В соответствии с высказанным выше предположением, он был арестован в окрестностях столицы примерно в середине апреля.

В таком случае иное значение получает информация Воскресенской летописи о том, что старицкий сын боярский Судок Дмитриев сын Сатин, сумевший уйти во время ареста кн. Пронского и его свиты, сообщил своему князю не только то, что сам видел, — об аресте его посланца, но и то, что слышал («слух его дошел») о князьях Оболенских «с многими людми», посланных великим князем «имати» князя Андрея[656]. В этой связи возникает предположение о том, что названные события действительно произошли одновременно, но, конечно, не в конце апреля — начале мая, как нас пытается уверить Воскресенская летопись, а недели на две раньше. В самом деле, представляется вполне вероятным, что правительство, пойдя на немотивированный арест старицкого посланника, кн. Пронского, предприняло тогда же еще одну превентивную акцию, отправив «на всякий случай» на Волок рать во главе с князьями Никитой и Иваном Оболенскими.

Если высказанное предположение верно, то реконструкция дальнейшего хода событий трудности уже не представляет. Судок Сатин предупредил своего князя о грозящей ему опасности: с учетом расстояния между Старицей и Москвой (160–180 км, в зависимости от дороги[657]), он мог прибыть к князю Андрею еще до 20 апреля. Под влиянием этого известия, надо полагать, у старицкого князя зародилась (или укрепилась) мысль об уходе из своего удела. А когда прискакавший с Волока Яков Веригин[658] сообщил о появлении там отряда князей Оболенских, Андрей Иванович принял окончательное решение и 2 мая двинулся в путь.

Если решения об аресте посланца удельного князя и о посылке войска на Волок, вероятно, были приняты правительством еще в середине апреля, то церковная делегация до 4 мая определенно из Москвы не выезжала. Об этом свидетельствуют упомянутые выше документы митрополичьей канцелярии, сохранившиеся в «деле» Андрея Старицкого.

Первый из них, до сих пор не опубликованный, представляет собой черновой набросок речи митрополита Даниила, которую должен был произнести перед старицким князем посылаемый к нему симоновский архимандрит Филофей. На обороте листа сделана помета: «Лет[а] 7045 апрел[я] 29 д[ень] ко князю Андрею к Ивановичю от митрополита Данила всеа Русии». Месяц и число зачеркнуты, и над строкой вписана новая дата: «майя 4 д[ень]»[659]. Следовательно, архимандрит должен был отправиться в Старицу с поручением митрополита 29 апреля, но затем его отъезд был перенесен на 4 мая. Указанный факт лишний раз подтверждает ненадежность хронологии Воскресенской летописи, согласно которой церковные иерархи были посланы в Старицу якобы одновременно с арестом кн. Федора Пронского и отправкой отряда князей Оболенских на Волок[660].

Набросок речи митрополита Даниила[661] интересен не только тем, что содержит важные хронологические ориентиры для понимания событий весны 1537 г. Этот текст, вместе с двумя другими сохранившимися списками, позволяет проследить, как в митрополичьей канцелярии составлялся текст послания строптивому удельному князю, как подбирались слова и аргументы.

Первые строки не потребовали от составителя особых раздумий: «Говорити от Данила, митрополита всеа Русии, князю Андрею Ивановичу Филофею, архимандриту симановскому. Данил митрополит всеа Руси велел тобе говорити…» Но последующий текст несколько раз подвергался правке. Сначала было написано: «Слухи нас дошли, что ты хочеш[ь], оставя Бога и забыв свою правду, хочеш[ь] оставити образ Пречистые и чюдотворцов гробы, и святых чюдотворцов, и гробы своих прародителей]…» Но, очевидно, этот вариант не устроил составителя: прежний текст был зачеркнут, и над строкой появились новые наброски продолжения фразы: «что деи хочеш[ь] оставити отца своего гроб и отеческие гробы» (зачеркнуто); «что деи хочеш[ь] оставити благословение отца своего и отеческие гро[бы]» (зачеркнуто); «хочеш[ь] оставити жалованье и любов[ь] государя своего великого князя Ивана Васильевича всеа Русии. И ты б, господине княз[ь] Андрей, попамятовал наказ» (зачеркнуто).

Испробовав несколько вариантов, с середины листа писец начал фразу заново: «Слухи нас доходят, что деи хочеш[ь] оставити благословение отца своего и прародителей своих гробы, и святое свое от[е]чество, и жалованье и любовь отца[662], великого князя Ивана Васильевича[663] всеа Рус[и], и его наказу, как тобе наказывал и свое к нему обещание, как еси ему обещал; и жалование и любов[ь] к собе государыни великие княгини Елены и государя великого князя Ивана, и свое к ним обещание, как ся еси им обещал[664]; и спротивен хочеш[ь] явитися на ничто же прогневавшего тя государя. И ты, сыну положы на своем разуме, можеш[ь] ли стол[ь]ко найти, скол[ь]ко хочеш[ь] потеряти. Хочеш[ь] стати противу государя и всего закону християнского. И ты бы те лихие мысли оставил, а божественных[665] християнских законов не рушыл[666]. А поехал бы еси ко государю[667] без всякого сумнениа. А мы тобя емлем[668] на свои руки. А княз велики послал к тобе[669] Дософея, владыку[670] сарского и поддонского».