Алексей Семенов - Листья полыни

• Название: Листья полыни
• Автор: Алексей Семенов
• Издательство: Азбука
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2000
• ISBN: 5-267-00151-1

Поход в полуночные веннские леса не добавил воинству Гурцата Великого славы. Но тот, чьему сердцу дано предвидеть будущее, знает, что эта война — не последняя. Покуда те, кто, подобно Гурцату, идут войной против красоты мира, найдутся и те, кто защитит эту красоту. И среди них художник Зорко из рода Серых Псов и его далекий потомок и брат — Волкодав.

---

— И в этом одна из тайн силы вашего народа, — заговорил вдруг Шегуй. — Потому что шайтан знает толк в мужском языке и в мужской душе, но мало сведущ о женской. Потому имя матери служит защитой куда надежнее, нежели имя отца, и шайтану сквозь него труднее разгадать смерть, а значит, и причину страха смерти, которые записаны в имени каждого человека. Ибо все имена у богов, и одним именем они записывают всю судьбу человека от рождения до смерти, но не всякий может прочесть ее, потому что, даже если имена звучат одинаково, читать их следует розно.

Теперь вы могли бы идти по своему делу, но я не могу отпустить Булана до тех пор, пока мы не дойдем до границы Халисуна, ибо иначе нарушим устав гильдии и у Гурцата будет лишний повод преследовать нас. Ты мог бы пойти с нами и тогда, может статься, узрел бы принцессу Халисуна с розой, вплетенной в волосы.

— Нет, — отвечал Некрас. — Я отправлялся в дальние земли за тем, чтобы найти ловца снов, и я отыскал его. Даже если мне не суждено вернуться за Светынь, я нашел тебя, Брессах Ог Ферт, и ты выполнишь данное слово. Я возвращаюсь обратно — искать Кавуса, чтобы сообщить ему радостную, как я думаю, весть. А о принцессе из Халисуна следует рассказать Зорко Зоревичу. Кто знает, может быть, повести о ней недостает ему для завершения книги? Когда и вправду речь в ней идет о любви, есть ли разница, о чудесах какой земли пойдет речь, потому что чудеса происходят там, где есть любовь.

— Что ж, отправляйся, — кивнул Шегуй. — Если ты сумел в одиночку пройти путь от Светыни сюда и отыскал в степи караван, можно не слишком тревожиться о тебе. Но помни, что обратный путь должен быть пройден столь же безошибочно, сколь и прямой, иначе все твои надежды обратятся в прах. Где указать тебе место для ночлега?

— Я лягу здесь, в круге у огня, — просто отвечал Некрас. — Если это возможно, пусть отвяжут большого бело-рыжего пса, он согреет меня с противоположной огню стороны. Я привык ночевать так, и полотняный кров шатра мне без надобности, зане препятствует проникновению звуков, пускай и не слишком сильно.

— Вот ковер, можешь воспользоваться им, — согласился Шегуй. — Да пошлют тебе боги любопытных сновидений.

Караванщики забрали свои трубки и удалились под кров палаток. А Некрас еще некоторое время прислушивался к голосам степи и размышлял о том, какова собой халисунская принцесса, пока к нему, послушный молчаливому приказу, не пришел пес Шегуя и не улегся рядом, согревая человека теплом своего большого тела…

Некраса разбудило солнце, немилосердно пекшее висок. Руки и ноги его страшно затекли, и нужно было немедленно пошевелиться, чтобы разогнать кровь. Некрас захотел сделать это… и не смог! Он был крепко связан.

Кудесник открыл глаза и увидел одно только выгоревшее синее небо степи, мерно покачивающееся над ним согласно ходу верблюда, на спине которого он был привязан.

Хотелось пить. Некрас попробовал позвать кого-нибудь, но из пересохшего горла поначалу вырвался только невнятный хрип.

— Ага, очнулся! — произнес рядом знакомый, слышанный вчера голос. — Пить хочешь? Пей!

Некто всунул Некрасу между губ деревянную тонкую трубку. Венн глотнул и едва не задохнулся с непривычки. В рот потекла не вода, а брага, которую пили саккаремцы. Она, конечно, была разбавлена не в пример той, что потребляли вечор за беседой, но для Некраса и такого было слишком.

— Что, не привык? — хохотнул рядом некто. Некрас был оглушен солнцем и крепким питьем, но память на звуки, тем более на звуки человеческого голоса, его никогда не подводила.

— Пей! Скоро ты будешь драться за воду с такими же, как ты, если не будешь слушать меня, — говорили ему. Это был Мерван. Тот самый, кого давеча Шегуй уволил от дел.

«Предательство!» — мелькнула у Некраса первая мысль. Мелькнула и угасла, будто кто притушил его сознание, как на свечу подул. Сразу стало лень думать и чему-либо противиться. Предательство, нет ли — не все ли теперь равно? Со связанными руками злиться не пристало.

— Нет, не предательство, — продолжил, словно подслушивал, его мысль Мерван. — Только о них можешь не вспоминать более. Ты их уже не увидишь. Душа твоя мне не нужна, носи на себе. У меня другие мерки. — Мерван издал булькающий звук, — видимо, сам прихлебывал из бурдюка. — Зря ты говорил вчера так много. Зря рассказал, что можешь слышать подземные руды. Душу свою можешь забирать с собой, а вот твое тело я теперь не отпущу. За тебя, если ты покажешь свое умение в Самоцветных горах, дадут столько, что мне не понадобится халисунская принцесса. Я смогу купить любую в Саккареме, даже принцессу. Там они не хуже.

— На что ж они тебе, Мерван? — Некрас наконец отдышался и смог заговорить. Вино обожгло горло, но привело его в сознание и быстро уняло жажду.

— Глупый вопрос, венн, пускай ты и умен, — откликнулся Мерван. — Конечно, мне без пользы становиться человеком так, как этого хочет Булан. Какой мне толк в новых мучениях, когда мне и без того хватает неприятного? Если ты думаешь, что у нас не ценят золото, ты ошибаешься. Его ценят у нас, и ценят потому, что его цените вы, люди. Вы готовы отдать за него все, даже душу, а мы готовы ее купить. Вот и посчитай, когда ты такой сметливый, сколько душ я смогу купить, если не возьму, а продам одну твою?

— Куда ты везешь меня? — прервал его Некрас.

— Я же сказал, в Самоцветные горы. На рудники, в копи. Если ты докажешь, что можешь находить золото и самоцветы по звукам, тебе не придется работать в забое. Если же нет, то ты здоров и силен. За тебя и без того дадут немало.

Мне нужны деньги. Говорят, что это мы, шайтаны, совращаем людей и сталкиваем их с праведного пути. Это ложь! Вы, люди, хуже шайтанов. Вы сами учите друг друга предавать, ненавидеть, покупать на золото дружбу, уважение и женщин. Вы убиваете друг друга за один золотой. Так я поступлю честнее и лучше: у меня будет много золота, если я всего лишь продам тебя. Ты выживешь, если действительно умен. Булан хочет страдать так же, как вы. А я хочу так же веселиться. Это гораздо приятнее. И не думай, что нам недоступны плотские утехи. Вы, люди, знаете толк в разврате куда лучше нас. А лучший товар можно купить только за золото. Поэтому у нас за золото дерутся так же, как и у вас. И ты принесешь мне это золото!

Мерван хлопнул верблюда по боку, и тот зашагал шибче. Некрас молчал. Он понял, что Булан и Шегуй не покинут караван ради него, а более здесь некому помочь его беде. И он стал прислушиваться к шагу верблюда, соображая, как можно сложить песню согласно шагам животного. И песня начала складываться. Песня о воле.

Росстань четвертая Зорко и Плава

Костры, разведенные в версте от полуденных берегов Нечуй-озера, догорали. Растерзанные тела мергейтов, благо здесь их было немного, сложили головой на полночь и восход, завалили хворостом и сожгли. Венны и калейсы — последних уцелело всего четверо — собрались на поляне под дубом, очертили молотом значительный круг, чтобы всем туда войти, разожгли костер побольше и принялись петь песни. Песни смерти и песни победы. Тягучи и протяжны были веннские песни; долги и раскатисты, переливчаты, текучи, словно волны речные, их слова. На слух человека несведущего и вовсе не понятны они казались, но, прислушавшись, каждый слышал в них грозное и яростное пламя, темное пламя, смаглое пламя. Не вода текла в реке, коей катилась веннская мужская песня, но огонь, безжалостный и лютый.

По-иному поступили вельхи. Они спустились к воде, к текучей воде великой Светыни. И здесь разожгли костер, но не один, а девять малых. Везти павших за горные хребты, к Восходным Берегам, — такая задача была не по силам уставшим людям. За лодки, найденные на берегу, никто бы их не спросил. Они положили своих убитых в эти челны, а с ними их оружие и украшения: дивные витые гривны, обручи и жуковинья, кольчатые брони и щиты, клинки, лучше коих не знала даже Аррантиада и долго еще не будет знать. Искони у вельхов было принято хоронить воинов на текучей воде, и обычай этот был древнее всех вельхских сказаний, всех вельхских богов и всех вельхских духов. Он был так же древен, как тот миг, когда по воде поплыл первый осенний лист. Потому что листья — тоже воины и в сражении с зимой они покрываются багряными ранами и падают в поток. По веннской реке уплывали вельхские воины, и лица их были бледны, но спокойны, ибо они знали: не вечен их сон и прежний король вельхского края вернется за ними.

Зорко оказался почему-то меж двух огней. Сначала помогал веннам стаскивать дрова, потом пособил вельхам донести мертвых до реки сквозь чащу. Потом пошел было за подмогой, да уже не понадобилось… Из леса доносилась песня веннов, и гремучий ее огонь вздувался в его жилах гневом и силой, перекликаясь с огнем небес и огнем подспудным. От реки стелилась, словно неведомо откуда возникший здесь морской туман, песня вельхов, сплетенная из самых простых ладов, но могучая, как память деревьев. Кто-то зашуршал по жухлой прошлогодней траве, еще сохранившейся здесь, затрещал по хворосту. Зорко не умел читать звуки, как кудесник Некрас, но сейчас он знал, кто пришел к нему. Из угольной черноты ночи прямо перед Зорко вынырнула черная песья голова с острыми стоячими ушами, и шершавый язык коснулся его опущенной руки. Зорко провел ладонью по густой шерсти песьего загривка, и пес сел, прижался к его ногам, и Зорко ощутил, как радостно-возбужденно подрагивает собачье тело.