Амос Оз - Уготован покой...

• Название: Уготован покой...
• Автор: Амос Оз
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-367-00975-0

Израиль шестидесятых накануне Шестидневной войны. Постылые зимние дожди заливают кибуц Гранот. И тоска подступает к сердцу бывалых первопроходцев, поднимавших гиблые земли, заставляет молодых мечтать об иной жизни.

Не живется Ионатану Лифшицу в родном кибуце.

Тяготит его и требовательная любовь родителем, и всепрощающая отстраненность жены, и зимние дожди, от которых сумрачны небо и душа. Словно перелетную птицу, манят Ионатана дальние дали.

Ведь там, далеко, есть великие горы, и большие города стоят по берегам рек. Там ждут его, и если он не поторопится, то опоздает и не поспеет уже никогда.

Я бы сказал, что каждый, кто интересуется современным романом, должен прочесть Амоса Оза.

Его проза исполнена силы и энергии… Его женские образы выписаны с необыкновенной глубиной, точностью и нежностью; они, безусловно, из ряда самых тонких воплощений женщины в современной беллетристике. Но не только это свойственно творчеству Оза. Амос Оз продолжает традицию, которая — скрыто или явно — прослеживается во всех выдающихся произведениях западной литературы. Это традиция, если так можно выразиться, спора с Богом. Разумеется, в таком споре не может быть победителя, но каждая значительная книга — еще одна попытка. Снова и снова спрашиваем мы не только о том, что происходит, но и о том, как может цивилизация, претендующая на наличие у нее некоего морального фундамента, допустить происходящее…

Артур Миллер

Если бы я должен был одним словом выразить все, о чем пишу, то выбрал бы слово «семьи». Если двумя — «несчастливые семьи». Тот, кому этого мало, пусть читает мои книги.

Амос Оз

Самый странный, самый смелый и самый богатый роман Оза.

Washington Post Book Word

---

Я встал и открыл окно. Острый, холодный воздух проник в комнату. Я попросил проходившего мимо Уди, чтобы разыскал Римону и прислал ее ко мне, в секретариат. Особо подчеркнул: только Римону. До ее прихода я попытался, насколько хватило моих возможностей, ответить на некоторые из предложенных вопросов. Сержант все записывал. А офицер сообщил:

— Только для вашего сведения. Утром мы получили срочную телефонограмму. Из канцелярии министра обороны. Секретарь господина Эшкола по военным делам лично просил нас, чтобы мы отнеслись к этому делу с исключительным вниманием. Я так понимаю, что отец этого парня был в свое время членом Кнесета? И дружен со многими государственными деятелями?

— Большое вам спасибо, — сказал я, — вы и без всяких телефонограмм наверняка сделали бы все возможное.

Сержант продолжал записывать мои ответы, пока не появилась Римона — красивая, медлительная, тоненькая, на лице беспричинная осенняя улыбка, никому из нас не предназначенная, темные глаза блестят, светлые волосы убраны под косынку. Она помогла мне угостить двух полицейских кофе. С календаря на стене смотрели на нас горы, долина, оливковые деревья, петляющая тропка. Римона заметила, что календарь висит косо, поправила его и уселась напротив. Похоже, ее ответы произвели на гостей несколько странное впечатление.

— Лифшиц Римона?

— Да, это я, — улыбнулась она удивленно, словно изумляясь тому, как это стало им известно.

— Очень приятно. Я — инспектор Бехор. А там сидит сержант Яков. Примите наши соболезнования, но мы постараемся как можно скорее принести хорошие новости. Вы ведь не возражаете, если мы зададим вам несколько вопросов? И сержант Яков их запишет?

— Спасибо, что пришли меня навестить и что выразили мне соболезнование. Но проблемы-то в основном у Ионатана, которого сейчас нет дома. Да и с Азарией не все ладно.

— Азария? Кто это — Азария?

— Друг Иони и мой. Нас трое.

— Что это значит — трое?

— Нас трое. Друзей.

— Пожалуйста, госпожа Лифшиц, постарайтесь отвечать поточнее, и только по сути дела, лишь так мы сможем помочь вам наилучшим образом и обеспокоим вас как можно меньше.

— Все мне тут помогают. Все здесь хорошие. И Срулик, и вы, и Яков. Но зима так и так закончилась, и теперь начнется весна.

— Хорошо. Я прочитаю то, что у нас записано, а затем Яков запишет то, что вы сочтете нужным добавить. Вы можете прервать меня посередине, если заметите неточности.

Римона неспешно улыбнулась картинке на календаре, и я вдруг вспомнил, как она однажды сказала мне во время совместного нашего дежурства в столовой, что не стоит мне грустить, ибо все меняется к лучшему.

— Значит, так, Ионатан Лифшиц, сын Исраэля, верно? Возраст — двадцать шесть. Женат. Детей нет.

— Только Эфрат.

— Кто такая Эфрат?

— Наша дочь. Эфрат.

— Простите?

Тут я вынужден был вмешаться:

— Речь идет о новорожденной, которая умерла почти год назад.

— Соболезнуем. Если вам не трудно, продолжим?

— Не трудно. А вам? Не трудно?

— Воинское звание — капитан. Резервную службу несет в особом подразделении. Удостоен особой благодарности командующего военным округом. Тут сказано: «находчивость и инициатива под огнем». Работает в гараже. Член кибуца. Рост — метр восемьдесят. Брюнет. Особых примет не имеет. Покинул дом без предупреждения ночью в среду, третьего числа этого месяца. Выбранная цель неизвестна. Письма не оставил. Одет в форму Армии обороны Израиля и, по-видимому, вооружен. Откуда у него оружие? Это вам известно? У него есть разрешение на это оружие? Какое оружие было у него?

— Черное, я думаю. Из армии. И лежало оно в ящике под замком, в глубине шкафа.

— Зачем он, по-вашему, взял с собой оружие?

— Он всегда его брал.

— Что это значит — всегда брал?

— Когда его призывали.

— Но на этот раз, как я понимаю, его не призывали?

— Призвали.

— Кто призвал?

— Он не сказал. Точно он не знал. Только издали слышал он, что его зовут, и сказал, что должен идти. Он и вправду уже должен был…

— Когда он это говорил?

— Посреди ночи. Однажды. Когда на улице лил дождь. Будто зовут его куда-то, но вечно ждать там не будут.

— Когда это было? Вспомните поточнее.

— Я ведь вам уже говорила: во время дождя.

— О каком месте он говорил?

— Он и сам не знал. Где-то далеко. Мол, он уже должен идти, потому что здесь ему тяжело.

— Я сожалею, госпожа, что вынужден задать вам следующий вопрос. Не было ли у вас каких-либо проблем?.. Каких-нибудь семейных конфликтов?

— Он ушел, — улыбнулась Римона. — Каждый хочет уйти. Отправился туда, куда ему хотелось. Азария хотел прийти, и он действительно пришел. Потом он остался. Мы можем подождать. Грустить не будем. Да и вам не стоит быть такими грустными.

— Но с какой целью решил он уйти?

— Он сказал: «Там мое место».

— А что это за «его место»?

— Я думаю, возможно…

— Возможно — что?

— Что он найдет это место.

— Да, но где, например?

— Там, где будет ему хорошо. Ведь и вы ищете. И Срулик. Почти все. Берут в руки копье и уходят, чтобы убить антилопу…

И так далее.

В конце концов офицер обменялся взглядом с сержантом, поблагодарил Римону и меня, вновь посочувствовал, пообещал, что все будет в порядке, поскольку значительный процент подобных дел счастливо разрешается в течение нескольких дней — об этом свидетельствует его опыт.

Римона продолжала сидеть. Воцарилось неловкое молчание. Неожиданно она предложила принести печенье, сказала, что возьмет свое вышиванье. Так что мне пришлось без обиняков попросить Римону оставить нас. И когда она вышла, офицер спросил осторожно:

— Что с ней? Она слегка в шоке?

Я попытался объяснить, со всей возможной мягкостью нарисовать кое-какие штрихи ее облика. Но, по-видимому, успеха я не достиг: сержант покрутил пальцем у виска и, взглянув на меня, словно ожидая подтверждения, пошутил:

— От такой я бы тоже сбежал.

— А я нет! — вырвалось у меня, и я сам удивился, откуда взялась в моем голосе такая твердость.

Глупая улыбка мигом слетела с его лица.

— Немного же мы узнали нового, — подытожил офицер. — Пошли, Яков. Самое важное — раздобыть четкие фотографии.

Но очень скоро обнаружилось, что фотографий Ионатана не существует. Нет Ионатана. Кроме детских снимков да одной фотографии, сделанной во время свадебного путешествия по пустыне: Ионатан в арабской головной накидке снят с Римоной возле джипа. И был еще расплывчатый снимок в одном из старых номеров армейского еженедельника «Бамахане».

Полицейские уехали, а у меня на столе зазвонил телефон. Чупка, командир Ионатана из особого подразделения.

— Это Срулик? Послушай, вот последние данные: в разные концы высланы группы, прочесывающие местность. Офицер из нашей разведки вместе с несколькими следопытами вот уже несколько дней крутится в вашем районе. У нас есть осведомитель по ту сторону границы, прямо против вас, и нынче ночью мы с ним поговорим. (Что за разведка? Что за осведомитель? Я почему-то постеснялся расспросить.)

А Чупка добавил:

— Скажи-ка, кто там у вас чуток разбирается в картах? Ты сам? Или кто-нибудь из молодых?

— Есть у нас такие, — ответил я. — А зачем?

— Пусть сходят в комнату Иони и поищут хорошенько картонную папку с картами. Перед праздниками он утащил у меня целый комплект карт в масштабе один к ста тысячам, но так и не вернул. Проверьте там. Или прислать к вам одного из наших?

— Что конкретно надо проверить?

— Возможно, какой-то из карт недостает. Ведь комплект был полный.

— Прошу прощения, — сказал я, — твои карты нужны тебе именно сегодня? Это срочно?

— Ты не понимаешь, дружище, — терпеливо разъяснил Чупка, — если там не хватает карты, то именно ее взял Иони с собой в дорогу. Это подскажет нам, где его следует искать.

— Потрясающе, — сказал я, — великолепная идея. Мы проверим это еще сегодня.

— Да бро-ось ты, — с легким презрением отреагировал Чупка на расточаемые мною похвалы. — Главное, чтобы вы еще к ночи позвонили мне и сообщили, есть ли новости. Заметано?

— Ладно, — произнес я и, как бы отказываясь от своих принципов, добавил: — Заметано.

— И не поднимайте там криков и скандалов.

— То есть?

— Газетчики, пресса и все такое. Потому что, вполне возможно, он жив-здоров, и не стоит его позорить.

Какие странные эти парни, годящиеся мне в сыновья. Словно принадлежат они к другому племени, к другому народу. Не азиаты и не европейцы, не евреи и инородцы. Как будто наше племя постоянно рядится в маскарадные костюмы, так что даже самые ярые наши ненавистники уже не узнают его. Какое огромное расстояние пролегло между этими парнями и мною… Но все, чем владею, я отдал бы в эту же минуту за то, чтобы был у меня сын — и чтобы был он как раз одним из этих. Все, что есть у меня, я отдал бы с радостью, да только чем же таким я владею, что можно было бы отдать? А ничем. Возможно, моя флейта. Шесть рубашек. Две пары обуви. Десять тетрадей этого дневника. Я… Мне нечего отдавать.