Раиса Хвостова - Жить не дано дважды

• Название: Жить не дано дважды
• Автор: Раиса Хвостова
• Издательство: Туркменистан
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1972

Записки Р. Хвостовой — страничка борьбы, которую вел наш советский народ против лютого врага человечества — гитлеровских захватчиков и завершил эту борьбу великой победой.

Раиса Александровна Хвостова, как и героиня повести Оля Казакова, в тяжелые дни для Родины, в 17 лет, добровольно ушла в Красную Армию. Закончив школу разведчиков, уехала на фронт. Выполняла особые поручения командования в глубоком тылу врага. С первого задания, несмотря на предательство напарника, она вернулась благополучно. Во время последнего — была арестована вражеской контрразведкой и передана в руки гестапо. Большое мужество, жгучая ненависть к врагу помогли ей выжить.

После войны Раиса Александровна, окончив школу высшей летной подготовки, летала бортрадистом, а затем и штурманом. Сейчас она живет в Туркмении и ведет большую общественную работу.

Книга эта посвящена славному Ленинскому комсомолу, показавшему беспримерное мужество и героизм в боях за Родину.

---

— Пока не надо.

И еще три дня нас никто не тревожил.

Через три дня в село наехало много немецких офицеров. Они обшарили все село, все окрестности. Пришли с обыском и к нам. Это было ночью — едва успела накинуть халатик — и теперь сидела на краю постели с гулко бьющимся сердцем. Кажется, оно стучало в ушах и мешало слушать, что делается в доме, во дворе. Рацию мы перепрятали — в конце двора, в крапивник, едва в Ивановку съехались немецкие офицеры. Но сердце все-таки колотилось. А вдруг? Вдруг найдут? Вдруг они знают, кто убил Адлера?

Только под утро убрались незваные гости. Спать мы с Федором все равно не могли. Решили идти на работу.

Адлера, видимо, не нашли, потому что спустя три дня после обыска пришел немецкий обер. Вопросы, которые он задавал Федору, показали, что немцы подозревают в убийстве Семена. На следующий день приезжих офицеров в Ивановке не было — наверное, ночью уехали.

Я в эти дни извелась. Не из-за страха, что арестуют — хотя не очень хотелось отведать немецкого застенка, — из-за того, что вынуждены прекратить всякую работу. За нами могла быть слежка. Мы старались пораньше уйти на завод и попозже вернуться.

Женщины-работницы судачили:

— Чего-то ты, Женька, похудела, побледнела? Избегалась вся.

— Ох, девка, пропала бы ты, если бы Федор не держал в ежовых рукавицах… По Адлеру, что ли, убиваешься?

Про Адлера здесь поговорили первые дни и перестали. Будто так и полагалось, чтобы коменданты пропадали среди белого дня. Больше говорили о Семене — уйдет или не уйдет. Когда стало понятно, что Семен ушел, успокоились. Появилась другая новость: ее передавали друг другу шепотом. Дошептали и до меня: на аэродроме передохли все, как есть летчики. Отравились обедом. Только пятеро остались живы, но ослепли. А русская девчонка, не иначе — партизанка, что работала на кухне, пропала. Сбежала, может быть, к партизанам…

Маринка! Милый мой человек, обретший веру в себя! Удалось ли тебе действительно уйти, или это только выдумка людей, которым хочется, чтобы ты непременно спаслась?

Федор мгновенно пресек мои попытки узнать что-либо о Маринке. Но разрешил в ту ночь связаться с Центром и передать командованию короткую шифровку о результатах диверсии на аэродроме. Где-то он успел добыть точные сведения — умерли двадцать восемь, трое при смерти, семеро — потеряли зрение.

Переждали еще два-три дня. Федор приказал снова отстукать в Центр короткую радиограмму. Как ни рискованно, но сведения, самые основные, передавать надо. Наши развивают наступление, немцы собирают силы.

«В районе Унген большие оборонительные работы. Железобетонные доты и дзоты. Окопы полного профиля. Работает по мобилизации местное население. Учитель».

Мысль о Маринке не давала мне покоя. Если бы не такое положение, я решилась нарушить правила и запросить Центр. Но сейчас и думать не приходилось.

Вечером меня ждала записка Марго.

«Женечка, приходи. Посылала за тобой два раза — не было дома. Может, и ты уже нашла новую подругу, а? Прогадаешь, милочка. Приходи обязательно. Марго».

Что значит — прогадаешь? Может быть, нашли Адлера, может быть, напали на мой след? Марго хочет предупредить меня или заманить? Хотя зачем ей заманивать, если у шефа есть подозрения? Он может просто арестовать меня.

Надо идти. Федора нет, откладывать визит к Марго нельзя. Я действительно у нее не была с тех пор, как убила Адлера, это само по себе подозрительно. Переоделась и пошла в Фалешты — семь километров невелик путь. Мне повезло. Только вышла на шоссе — военная машина, посадили в кузов. Еще не было темно, когда я очутилась в объятиях Марго.

Выглядела она тоже неважно — уставшее лицо, поблекшее. Но тараторила по-прежнему, без передышки.

— И что ты можешь сказать, милочка, за такую жизнь? Подохнешь тут в одиночестве. Никто не приходит, как Адлер пропал… Надо подумать, немец и — пропал! Мне-то хоть его не очень жалко, а страшно. Я еще ладно — меня тут жандармы защитят, если партизаны пожалуют. А Ион?.. С одним жандармом на козлах? А то и вовсе один! Ничего слушать не хочет! Тут еще отравили летчиков — девчонка сбежала…

Молодец, Маринка! Значит, действительно сбежала.

— Ион злой… Мотается где-то день и ночь. Ищет. Аж позеленел — представляешь?

Марго неожиданно всхлипывает по-бабьи, некрасиво кривит рот:

— Что это за жизнь, Женечка? Сиди и бойся!..

Мне нисколько не жаль эту красивую дуру. Если и наскочат на нее партизаны — так воздадут по заслугам. Мне сейчас жаль Федора, вернулся домой, застал вместо меня записку и волнуется.

Сдержанный Федор расцвел лицом, когда я вбежала в дом, из-под мохнатых бровей глянули повеселевшие глаза. Сказал просто:

— Ну, и хорошо. Пора связь начинать.

Он подал приготовленную радиограмму:

«Шоссе сторону фронта проследовал стрелковый румынский полк. Вооружен автоматическими винтовками ФЖ-42, станковыми пулеметами МГ-37. Отдельный немецкий стрелковый батальон переброшен из Корнешт на Кишинев, вооружен реактивными ружьями «Панцерштрек-43». Учитель».

Счастье, что история с Адлером благополучно закончилась, можно работать. Сейчас, как никогда, нужны сведения нашей армии. Готовится большое наступление. Все дороги забиты войсками, техникой, обозами, ползущими в сторону фронта. Интенсивно работала наша авиация — разбила новую переправу через Прут южнее Унген, систематически бомбила аэродром.

Хорошо!

17.

Мы с Федором перестали бывать в Фалештах. Почти забыли про дом с усеченными углами и красивым подъездом. Про заброшенный ларек «Пиво — воды», из которого удобно наблюдать за домом. Мы ведь свое дело сделали — нашли разведывательную часть, сообщили командованию. Кто-то продолжает работу. Кто? Этого нам не дано знать.

Но если бы я однажды вспомнила все. Если бы ненароком забралась в будку… Не знаю, осталась бы я жива или нет. Может, и не осталась, застав там двух парней, почти ровесников. А может быть, посчастливилось — если бы на смену им пришла девушка — тоненькая, с огромными цыганскими глазами или долговязый немецкий офицер с неповторимым носом — огромным и заостренным.

Как бы они были рады мне — Максим и Таня, принявшие от нас с Федором эстафету!

Задание Максима и Тани строго засекречено. Малейший просчет — и все, что с таким трудом проделано другими разведчиками, превратится в прах. О цели их прибытия в партизанский отряд, базировавшийся в Рышканском лесу, знали два человека — командир отряда и один из руководителей подпольной партийной организации, действовавшей совместно с партизанами.

Так, сведения об «объекте номер один», собранные мной и Федором, из Центра были переданы в Рышканский лес. Здесь Максим, используя наши данные, совместно с командиром отряда разработал план действия, который несколько раз проверили и перепроверили. Наконец, пришли к выводу, что к работе разведчиков придется подключить нескольких партизан, не объясняя им цели. Слишком велик риск завалить дело.

Цель задания Максима и Тани — связаться с нашим разведчиком, работающим на «объекте номер один». Это было не так просто сделать — связь давно потеряна, пароли уже утратили действенность. Пользуясь ими, можно было добиться одного — подозрительного недоверия у разведчика.

Максим решил идти на личное знакомство. Это было очень и очень не просто.

Разведчики всегда насторожены. А тот, с которым Максиму предстояло связаться, был особенно осторожен — Максима предупредил еще Прищуренный. Он же сообщил приметы: черные, слегка вьющиеся волосы, карие глаза, длинный овал лица, при ходьбе откидывает левую руку, привычка надкусывать верхнюю губу. По национальности он туркмен, но немцы принимают его за фольксдойча с Поволжья.

Приметы не слишком выдающиеся. Максим рассматривал его фотографию, пытался уловить что-нибудь примечательное и не смог. Слишком уж обыкновенное лицо — удлиненное, широконосое, близко поставленные глаза.

Словом, приходилось довольствоваться немногим, что было в распоряжении Максима. И эти немногие приметы раздали четверым партизанам, которые должны были помогать вести наблюдение. А когда найдут человека в немецкой офицерской форме, схожего с описанной внешностью разведчика, тогда наблюдение поведет сам Максим, запомнивший его по фотографии.

Все так и случилось. Заброшенная будка в боковой улице рядом с домом, где помещалась немецкая часть, еще раз выручила разведчиков. Скоро партизаны донесли Максиму, что разыскиваемый им немецкий офицер обнаружен. Тогда засели в будке Максим и Таня.

Когда Максим убедился, что немецкий офицер — тот самый разведчик с фотографии, в засаде осталась Таня. Ее дело было следить за ним, когда, в какое время, с кем выходит разведчик из дома и заходит в него. А Максим стал разведывать те места, куда ходят офицеры немецкой разведки, чтобы выбрать наиболее удобное место для знакомства.