Валериан Скворцов - Укради у мертвого смерть

• Название: Укради у мертвого смерть
• Автор: Валериан Скворцов
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Боевик
• Год: 1994
• ISBN: 5-87675-035-2

В сборник Валериана Скворцова включены два романа. В рома­не «Укради у мертвого смерть» основные события разворачиваются в Сингапуре и Бангкоке. Мастер биржевых кризисов, расчетливый делец Клео Сурапато, бывший наемник-легионер Бруно Лябасти, рвущийся в воротилы транснационального бизнеса в Азии, финан­сист Севастьянов, родившийся в Харбине журналист Шемякин и другие герои романа оказываются втянутыми в беспощадную схватку вокруг выкраденных у московского банка нескольких мил­лионов долларов, возвращение или потеря которых в конце концов оказывается для многих из них вопросом жизни и смерти.

«Одинокий рулевой в красной лодке» — роман, написанный на основе действительных событий. Бывший таиландский солдат-на­емник Палавек, проработав вышибалой в бангкокском притоне, по­падает в полпотовский отряд в Камбодже. После разгрома отряда он отдается пиратскому промыслу…

---

—      Когда-то я здорово зарабатывал в этих краях сбором ласточкиных гнезд, — сказал Абдуллах, подтянувшись рыв­ком на палубу. Широкая грудь вздымалась, поднимая плечи. Он тряс головой, выгоняя воду из ушей, отплевывался и сморкался. — Мы лазали по кручам, собирая гнезда ласто­чек, которые питаются ветром. Мой хозяин и друг Цзо тогда занимался производством снадобья из смеси консервиро­ванных ласточкиных гнезд и женьшеня. Оно, как говорили врачи, помогало в девяти из каждых десяти болезней. Даже знаменитая «тигровка» потеснилась в аптеках. Жаль было расставаться с этой работой. Мой хозяин и друг Цзо тогда оставил тот бизнес...

—   Ни с того, ни с сего, а? — спросил Нюан.

—       Он получил отступного. И «тигровка» опять стала единственной... Мой хозяин и друг сказал тогда: Абдуллах, ты был хорошим управляющим шайки сборщиков ласточ­киных гнезд. Теперь освой новое дело. И я пришел к тебе, хозяин Нюан... Лучше тебе ладить с господином Цзо. У гос­подина хозяина и моего друга Цзо есть еще более могущест­венный хозяин и друг. Он, я думаю, верит, что господин Цзо возьмет под опеку ваши дикие сампаны, варварские лодки мокенов и даже твое предприятие, Красный.

—    Мое предприятие? — сказал Палавек. Он смотрел, как лангусты шевелят усами-антеннами и хилыми ножками, корчатся и, переползая друг через друга, тычутся в края таза.

—             Ну да... Твои и остальные морские удальцы будут со­браны. В эскадру, как на настоящем флоте. Добытое — в общий банк. Господин Цзо говорит, что тогда прекратятся дикость и варварство на море, он говорит, что тогда твои средневековые... вот именно так... он говорит... средневековые люди, Красный, будут умиротворены и прекратятся безобра­зия с раздачей добычи мокенам и рвани... Мой хозяин и друг вместе с его хозяином и другом легко скрутят всякого!

Ныряние на глубину и марихуана, подумал Палавек. Они опьянили и вызвали болтливость. Он взглянул на Нюана, посылавшего малайца за лангустами. Лицо вьетнамца, как обычно, оставалось равнодушным. Такое выражение его земляки называют, кажется, союзом элемента «огонь» с эле­ментом «вода», что символизирует высшее проявление гар­монии и уравновешенности в характере.

—   Придется сдаваться Майклу Цзо, хо-хо-хо-хо! Такова, видно, воля неба... Что ж, тем легче станет жизнь!

Нюан еще с минуту похохатывал.

—   Вот именно, сдаваться, — сказал малаец. Его пошаты­вало, он не попадал ногой в штанину. — Как Красному, кото­рый уже сдался...

Вот именно, сдался, подумал Палавек. Лучше не скажешь.

... Малаец все-таки не высадился на берег. В плоскодонке, на которой полчаса выгребали, преодолевая кромку прибоя, серебрившегося в предутренних, тронутых на горизонте по­лоской желтизны сумерках, не сказали ни слова. Палавек спрыгнул в воду, едва различил низкоствольные деревья с жирными ветвями, поднимавшиеся из ила, в котором увяз до колен. Брел, выдирая ступни, высматривал среди мяси­стых листьев какой пошире. Подтянул его ко рту и выпил скопившуюся в нем дождевую влагу. Ломиться через зарос­ли, которые, вероятно, тянулись по мелководью два, а то и три километра, не стоило: вымотаешься задолго до суши. А прогалина где-нибудь да должна была найтись.

Палавек набрел на песчаную косу, когда уже рассвело. Белый пляж уходил далеко в море. Серые крабики, спасаясь, ввинчивались во влажный песок и, исчезая, вызывали иллю­зию двигающейся поверхности. Пляж уходил из-под ног, словно его растягивало в разные стороны.

Палавек взял направление к одиночным сахарным паль­мам. За ними начался лес, в которых хороводами теснились вокруг болотистых бочагов деревья. Вдали прошли два вер­толета.

Он вздрогнул. Впереди, метрах в ста пятидесяти, вспорх­нули дикие голуби. Сделали петлю. В той стороне одна за другой прогрохотали гранаты. Взрывы подтянули гудение вертолетов.

Палавек лег в траву. Начинался четверг 17 февраля 1983 года, вторая половина месяца. Батальонам четвертой армии, действовавший против повстанцев в этом районе, средства выделялись помесячно. А еще в первых числах, как сообщил Цзо, вспыхнули ожесточенные бои, и рейнджеры, исчерпав боезапас, предусмотренный ассигнованиями, воздержива­лись теперь от операций. Так что встречи с армией не пре­дусматривалось. Что же такое случилось?

Один вертолет кружил над лесом, второй, подняв тучу пыли и сухой травы, высыпал на землю отделение, с ленцой потянувшееся в сторону, где разорвались гранаты. Офицер, прикрыв ладонями сигарету, тщетно раскуривал ее под ра­ботающим винтом. Каска раскачивалась на локте. Новичок, видимо...

Солдаты вернулись с человеком в соломенной шляпе, который тянул на поводе розового буйвола. Скотина упира­лась, прижимая рога к спине. Двое солдат вскочили на буй­вола, к ним добавился третий, а человек в соломенной шляпе хлестанул по широкому заду скотины хворостиной. Пугаясь грохота мотора и вращающегося винта, буйвол не шел. Вид­но, встречали разведчика, сигнализировавшего гранатами.

Переползая, Палавек принял в сторону. Втиснулся в бам­буковые кусты, когда машина поднялась, и пролежал не­движно, пока не затихло.

Было половина восьмого утра, когда он выбрался к обжи­тым местам. Высокое небо голубело, как фарфоровое блюдо, по кромке которого вдоль близкого горизонта Будда набро­сал знакомую с детства роспись. Казалось, протяни руку, и пальцы коснутся перламутровых квадратиков затопленных чеков, бурой дороги, серых от солнца и ливней домов на сваях, белых минаретов и желтых мечетей за проволочной оградой. Палавек ощутил, как стосковался по этой земле, которая, будто палуба «Револьвера», еще чуть покачивалась под ногами, вынуждала идти вразвалку.

На проселке близ Чемиланга его подобрал «джипни» — переоборудованный в автобусик джип, набитый рабочими, ехавшими по домам с каучуковых плантаций. Пятница на мусульманском юге считалась выходным. В Чемиланге Па­лавек пересел в автобус на Хатъяй, где час просидел с наслаж­дением на деревянной скамейке перед загоном для боя бы­ков. Тряся горбами, бурые и черные бычки с глухим хрустким стуком сшибались почти безрогими лбами под вялые крики подсадных болельщиков. Шло представление для туристов, и бой не представлял интереса для знатаков.

Закусив в пампушечной, сменив на рынке гуаяберу, Па­лавек купил билет на самолет — вылетал новенький «боинг» — до Бангкока, указав в опросном полицейском листке в качестве цели путешествия «поиск клиентов для лекарств собственного приготовления». Заодно разменял в кассе пя­тисотенные банкноты, поскольку одна такая вызвала почти панику в пампушечной, хозяин которой собирал сдачу по всей улочке.

Полтора часа полета до Бангкока Палавек проспал. Из аэропорта Донмыонг он ехал в кондиционированном авто­бусе, ожидая, что ветровое стекло камфортабельного «Изузу» вот-вот упрется в зачехленный хобот пушки, мотавшейся впереди на прицепе за трехосным грузовиком с солдатами.

С набережной Чаопрайи узкая лодка с подвесным мото­ром доставила его до рынка на канале Данг. Перейдя пружи­нивший мостик, под которым сновали плоскодонки, превра­щенные в плавучие прилавки, Палавек разыскал, долго обходя глухой монастырский забор, дощатый домик с ко­ричневой дверью, стоявший вплотную у железнодорожной ветки Вонгвьен Яй. Рев мощных подвесных моторов с канала и автомобильного потока с магистрали Прачад-Таксин-роуд почти не доносился до тихого, спокойного места. Зато грохот состава, протащившегося с допотопными пассажирскими вагончиками японского производства времен войны, заста­вил шататься и дребезжать ветхие постройки.

Палавек узнал нужного человека. Он стоял перед ним, глядя поверх очков, сжимая в одной руке листок машино­писного текста, а другой придерживая щеколду. За спиной виднелись металлическая табуретка, какие расставляют в дешевых ресторанчиках, и стол с обшарпанной пишущей машинкой. Не обращая ни на что внимания, склонившись над гитарой, на полу, поджав ноги, обтянутые коричневой саронгой, стриженая женщина пыталась подобрать мелодию какого-то марша.

—    Господин Пратит Тук?

Искать тебя не пришлось, подумал Палавек.

— Да.

—   Я — журналист. Собираю материал о жизни текстиль­щиков. Кое-что у меня есть о комбинатах в районе Рангсит. Вы не могли бы поговорить со мной пятнадцать минут. Чи­тателей волнует ваше недавнее выступление относительно положения там...