Стелла Чиркова - Два берега

• Название: Два берега
• Автор: Стелла Чиркова
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9524-2626-9

Жанна всегда восхищалась красивой и уверенной в себе кузиной Марией, ее умением непринужденно покорять окружающих, ведь сама она даже мужа удержать не смогла. И когда рассудительная Мария вдруг влюбилась с первого взгляда и стремительно вышла замуж, Жанна искренне обрадовалась счастью сестры. Но радость омрачалась сознанием своей фатальной неудачливости. Однако жизнь иногда совершает непредсказуемые повороты. И невозможно предугадать, как иной раз поведет себя загадочное женское сердце…

---

— Вот, — сказал Сережа, — Елизавета Аркадьевна — чудесный человек, и она многое сделала для нашей семьи. Но мне она никогда ничего не покупала и, уж конечно, меня не кормила — она помогает малышам, а я живу самостоятельно и половину зарплаты отдаю маме. И никакой я Елизавете Аркадьевне не любовник.

Жанна вспомнила, как хотела взять у Мари камеру и собиралась вместе с Катей выследить парня и снять ролик о других любовницах Сережи, чтобы показать матери. Как они хотели избить Сергея, чтобы он отвязался от Елизаветы Аркадьевны. Как Жанна даже Александра просила собрать на него досье. Ей было ужасно стыдно. Девушка налила себе водки и залпом выпила, чтобы не провалиться сквозь землю. Она еще вспомнила, как гадко вела себя с Сережей во время их первой встречи в «Елках-палках», какой дурой себя выставила. Дурой и хамкой. И Катя показала себя не с лучшей стороны.

— Сережа, вы нас извините, пожалуйста, — начала она.

Характер у парня оказался золотой. Он улыбнулся:

— Мы на «ты». Я не сержусь. Давай забудем. Мама — это святое, ради нее можно еще и не такое отколоть.

В результате, допив графинчик, мужчины решили взять еще. А потом — переместиться в холостяцкую квартиру Александра и продолжить знакомство. Жанна, еще немного виноватая и уже порядочно захмелевшая, потребовала бутылку шампанского и поехала с ними.

ГЛАВА 15

Мари решила, что будет работать до самых родов, благо, что здоровье позволяло. Девушка перестала, как выражалась ее мама, дурить, с двадцать пятой недели встала на учет в хорошем центре, начала правильно питаться и запоем читать все журналы про беременность и воспитание детишек. Собственная истерика из-за пола ребенка казалась ей далеким прошлым, она придумала мальчику красивое имя — Ярослав и с каждой зарплаты покупала несколько крошечных кофточек, штанишек, пеленочек и других ярких нарядных вещичек. На себе Мари старалась экономить. Все симптомы предвещали классическое превращение легкомысленной резвушки-попрыгушки в истовую клушку-мамашку из серии трясущихся над малышом днями и ночами.

Благодаря помощи родных и друзей квартира Мари снова стала жилой — девушка с благодарностью приняла и мебель, и технику, даже старенький ноутбук отыскался у бывшей одноклассницы. Беременной Мари охотно подарили кроватку и коляску, и девушка впервые в жизни поняла, что нет унижения в том, чтобы принять подарок, когда дарят от чистого сердца. Она даже расплакалась, думая о том, какие у нее замечательные близкие и друзья. Начальник несколько раз выписывал крупные премии и предложил сделать ей от предприятия подарок к рождению или выделить какую-нибудь сумму, чтобы Мари могла заплатить за свои роды. Мари поняла, что недооценивала окружающих и хороших людей в мире намного больше, чем плохих.

Худенькая Мари уже к двадцати пяти — двадцати шести неделям напоминала треугольник. Тело практически не поправилось, хотя грудь налилась и ключицы перестали выпирать. А вот живот образовался неимоверно большой, он был похож на классический «мальчиковый», огурчиком, и Мари часто казалось, что живот скоро перевесит, она упадет вперед и сломает себе нос. Девушка плюнула на педикюр и эпиляцию ног, а заодно и на обувь со шнурками. На работе ей начали сочувствовать, хотя Мари не подурнела лицом и честно признавалась, что прекрасно переносит беременность. К двадцати восьми неделям, когда обычно уходят в декрет, коллеги, смущаясь, вручили кругленькой Мари голубенький конвертик — собрали с добровольцев на приданое. Девушка очень растрогалась, долго целовала сотрудниц и сотрудников и поклялась, что при первой же возможности тоже станет кому-нибудь помогать. Мари было стыдно, но раньше она никогда этого не делала. Конечно, она давала традиционные сто или двести рублей, когда собирали на дни рождения, на похороны и на прочие мероприятия (на фирме поддерживались дружеские отношения) и даже несколько раз подавала музыкантам в метро. Но ее знакомые ухитрялись и передавать вещи в детские дома, и навещать престарелых соседок, и подкармливать бездомных кошек, и даже участвовать в благотворительных акциях. Мари никогда не давала денег в долг — это был ее принцип: чтобы не терять друзей, не занимать и не давать в долг. Ни разу в жизни Мари не помогла хоть кому-нибудь адресно — чтобы действительно выручить человека. Она просто не задумывалась, кому и чем можно помочь. А после того как все окружающие вдруг неожиданно не отвернулись от девушки в сложной ситуации, а, наоборот, кинулись помогать, Мари поняла, что жила неправильно, и пообещала себе исправиться.

Бывали, конечно, исключения из правила всеобщего доброго отношения. Один раз в автобусе мужчина лет сорока оттолкнул Мари от места, которое она собиралась занять. Оттолкнул резко — Мари повалилась на рядом стоящих девушек, девушки остались очень недовольны и предложили беременным неуклюжим коровам сидеть дома. Мари вышла, хотя ехать нужно было еще пять остановок, и долго плакала на лавочке, ведь она всегда была худенькой и грациозной, почему же она неуклюжая корова? Она даже беременная тоньше обеих девушек, не считая выпирающего живота. Мари стала плакать часто. Ее обижало каждое грубое слово, она не могла слушать рассказы о том, что кому-нибудь плохо, а стоило ей вообразить что-то про будущего ребенка (вдруг заболеет!) — и слезы лились ручьем. Слезы лились от умиления и при виде чужих детишек, маленьких котят, красивой картины, просто от хорошей солнечной погоды.

— Так жить нельзя, — жаловалась Мари Наташе, — я постоянно рыдаю.

— Ну и что? Хочешь плакать — плачь на здоровье.

— Какое тут здоровье. Пришел человек по делу, лицо у него какое-то перекошенное было. Я смотрела на него, смотрела, потом подумала, что ему, наверное, ботинки жмут. И так мне его жалко стало — аж слезы на глаза навернулись. Я давай себя щипать посильнее за коленку, а то представляешь, какой пассаж — рыдать перед деловым партнером от жалости к его замученным ботинками ногам!

Наташа хохотала так, что у Мари уши закладывало, и уверяла подругу в ее полной нормальности. В журналах Мари находила подтверждение: ее симптомы были вполне типичны, и удивлялась, кто придумал поговорку, что беременность — не болезнь? Не болезнь, конечно, если у будущей мамы хорошее здоровье, но мозги-то, мозги… Трудно сосредоточиться, быстро рассеивается внимание, рабочий день тянется неделями, интерес к делу теряется, хочется спать, неудобно с животом, к вечеру устают и даже отекают ноги, а в голове какая-то каша — то страшно, то весело до хохота, то хочется рыдать, то наваливается депрессия. Как можно называть такое состояние «не болезнью»? И призывать не делать для беременных никаких скидок ни на работе, ни в жизни?

Мари в жизни всегда использовала принцип «могло быть и хуже» — он помогал с юмором относиться к любым коллизиям и дурацким ситуациям. В этот раз, поглаживая живот, она порадовалась тому, что не родилась слонихой — говорят, у слонов беременность продолжается целых два года, а ей осталось всего-то три месяца, не так уж и долго. Учитывая работу — совсем скоро.

Рожать Мари боялась ужасно. Она ложилась на два дня на обследование (заодно ей капали какой-то иммуноглобулин, кажется, из-за герпеса на губах), за это время наслушалась от соседок по палате совершенно кошмарных историй. Одна из несчастных женщин собиралась рожать третий раз и все воспевала платную медицину, а когда начинала вспоминать о бесплатной — Мари казалось, что она вновь читает Солженицына про лагеря и тюрьмы. Не верить было проще, но Мари, как девушка впечатлительная, отправилась на сайт с рассказами о родах и за неделю внимательно прочитала более четырехсот, стараясь не рыдать и не ужасаться, а извлекать для себя пользу. Выводы записала на бумажке и решила показать Жанне и Кате, чтобы найти решение. А выводы были такими.

Платить все равно придется. Бесплатно можно получить нормальное медицинское обслуживание только в провинции, но никак не в Москве. Не поедет же москвичка Мари рожать в Саратов или Читу? Значит — платить.

Идти одной на роды опасно. Поскольку тебя в это время нельзя считать полностью вменяемой, а вокруг будут хоть и профессионалы, но чужие люди, то должен быть кто-то близкий, готовый и подсказать, и за руку подержать, и даже, случись что серьезное, принять решение. Мужа, понятно, нет. Маму — не хотелось бы. Значит — кого-то из подруг, но надо решить кого, и чтобы она подготовилась.

Комфорт просто необходим. Характер у Мари нелегкий, капризный, воспитывалась она в комфорте, поэтому девушка не потерпит ни восьми трещащих соседок по палате, ни отсутствия нормального душа, ни грязного белья, ни супа из помоев. И хуже всего, что свободолюбивая Мари ни за что не согласится на тюремный режим без прогулок, посещений и с передачами в определенные часы. А уж хамить себе Мари никогда и никому не позволяла, поэтому, если она не хочет оказаться за решеткой лет на двадцать из-за убийства наглой уборщицы или медсестры, ей надо отправляться только в такую клинику, где весь персонал имеет человеческие лица.