Нил Стивенсон - Движение

• Название: Движение
• Автор: Нил Стивенсон
• Жанр: Альтернативная история

Алхимия и герметика.

«Королевское искусство» и «искусство королей». Загадочная наука, связавшая в прочную цепь магов и авантюристов, философов и чернокнижников.

Алхимиков то принимали как равных, то жгли на кострах Святой инквизиции.

Перед вами — история одного из ПОСЛЕДНИХ АЛХИМИКОВ Европы.

Продолжение истории охоты за «золотом царя Соломона» — вожделенной мечтой адептов «королевского искусства», в которой принимают участие Ньютон и Лейбниц, Уотерхауз и Томас Ньюкомен.

История тайн и приключений, чудес и мистических открытий.

Третья книга «Барочного цикла», открывшего читателю новую грань таланта Нила Стивенсона.

---

Нил Стивенсон Движение

Подкупа, шантажа и беспорядков было не больше обыкновенного.

Сэр Чарльз Петри о парламентских выборах того времени

Ганновер. 18 июня (новый стиль), 7 июня (старый стиль)

Не жалейте меня. Я наконец-то узнаю ответы на вопросы, которые не смог разрешить мне даже Лейбниц, пойму пространство и бесконечность, бытие и ничто.

София-Шарлотта, королева Пруссии, на смертном одре в возрасте тридцати шести лет

«Жила-была нищая сиротка по имени Вильгельмина-Каролина или, для краткости, просто Каролина. Её отец, человек редкостного ума, хоть и оригинал, умер от оспы, оставив жену на попечение сына от первого брака. Однако сын не унаследовал ни отцовского ума, ни его любви к прекрасной матери Каролины. Считая её злой мачехой, а девочку — будущей соперницей, он выгнал обеих из дома. Мать взяла маленькую Каролину на руки, ушла далеко-далеко в лес и поселилась там в ветхой лачуге. Несколько лет мать и дочь жили подаянием более удачливых родственников, а когда тем надоело кормить нахлебниц, матери пришлось выйти за первого, кто к ней посватался — грубого неуча, которого в детстве ударили по голове. Он не любил Каролинину матушку, а уж до Каролины ему и вовсе не было дела; он отправил их в глушь и открыто жил со своей злой и невежественной любовницей.

Потом и отчим, и его любовница умерли от оспы, а вскоре скончалась и матушка Каролины, оставив её одну-одинёшеньку без всяких средств к существованию.

Лишь одно сокровище досталось Каролине от матери, единственное, что не могли отнять у неё ни болезни, ни злые люди — титул принцессы. Без этого наследства девочка оказалась бы в работном доме, в монастыре или где похуже, однако, поскольку она была принцесса, два мудрых человека приехали в карете и увезли её к прекрасной и умной королеве по имени София-Шарлотта, которая приютила сиротку и дала ей всё, в чём та нуждалась.

Из всех даров, что получила принцесса Каролина в последующие годы, два были самые важные. Во-первых, Любовь, ибо София-Шарлотта стала ей разом приёмной матерью и старшей сестрой. Во-вторых — Знание. Во дворце была огромная библиотека, и мудрый человек, доктор, наставник и советник королевы, дал принцессе ключ, чтобы та посещала её, когда вздумает. Всё свободное время она проводила в библиотеке за своим любимым занятием — чтением книг.

Много лет спустя, когда Каролина вырастет и у неё пойдут свои дети, она спросит доктора, как он догадался, что ей нужен ключ. И доктор ответит: «Я тоже рано потерял отца, человека, подобно вашему батюшке, весьма начитанного, а потом узнал его и почувствовал его присутствие в своей жизни, читая оставленные им книги».

Генриетта Брейтвейт прервала чтение и чрезвычайно изящно наморщила лобик. Её палец зигзагом двинулся к последнему абзацу, словно свиной пятачок, отыскивающий под землёй трюфель.

— Вот досюда очень хорошо, ваше высочество, но с появлением доктора история становится путаной. Вы перескакиваете с прошлого времени на будущее, начинаете говорить его голосом. Да и вообще, как в сказке оказался доктор? Дворцы, мачехи, лачуги — всё к месту. Но доктор?

— Es ist ja ein Marchen…

— По-английски, пожалуйста, ваше высочество.

— Это не только сказка, но и моя история, — сказала принцесса Вильгельмина-Каролина Бранденбург-Ансбахская, — а в моей истории доктор есть.

Она глянула в окно. Сегодняшний урок английского проходил в Лейнском дворце. Сразу за мощёным двориком начиналась оживлённая ганноверская улочка. Дом Лейбница был третий или четвёртый от дворца: выкрикнув в форточку философический вопрос, Каролина почти могла надеяться на ответ.

Она помолчала, выстраивая английские слова в правильной последовательности, и закончила:

— В следующей главе речь пойдёт о людях и событиях совсем не сказочных. Покамест я дописала только до того времени, когда София-Шарлотта умерла или, как говорят, была отравлена прусским двором.

Миссис Брейтвейт почти что вспотела от натуги, силясь не показать, как шокирована словами принцессы. Не то чтобы она питала особую любовь к пруссакам. Миссис Брейтвейт, жена английского вига, принимала бы сторону Софии-Шарлотты практически в любом споре, если бы ей вообще хватило духа иметь своё мнение. Смутила её прямота Каролины. Впрочем, право безнаказанно говорить правду даётся принцессам при рождении вместе с титулом.

— И впрямь, девять лет, миновавшие с того прискорбного дня, были чрезвычайно насыщены событиями, — заметила миссис Брейтвейт. — Однако простому читателю ваш рассказ всё равно покажется сказкой, надо лишь заменить несколько слов. Доктор может стать волшебником, престарелая курфюрстина — королевой, и все в Англии только обрадуются такому превращению!

— Кроме якобитов, желающих ей смерти! — ответила Каролина.

Это было всё равно что подставить миссис Брейтвейт ногу, когда та, подобрав юбки, на цыпочках пробирается загаженным переулком. Англичанка сбилась и порозовела, однако мысль всё-таки закончила. Как отметили все в Ганновере, включая Каролининого супруга, миссис Брейтвейт была воплощением изящества и светскости.

— Остальные персонажи и события ваших последних девяти лет — красивый и отважный принц, долгая война со злым соседом, заморское королевство, принадлежащее вам по праву, откуда приезжают гонцы…

— Гонцы, — повторила Каролина, — но и другие лица, которым не место в сказке.

Миссис Генриетта Брейтвейт, фрейлина Каролины, была по совместительству официальной любовницей Каролининого супруга. Вообще-то Каролину нисколько не огорчало, что её «красивый и отважный принц» спит с женой англичанина, к слову, довольно-таки скользкого типа. Спать с кронпринцем Георгом-Августом было чаще умеренно приятно, чем откровенно больно. Тем не менее, подобно стрижке ногтей, эта гигиеническая надобность от частого повторения совершенно утратила свою прелесть. К сегодняшнему дню они произвели на свет четырёх детей, трёх принцесс и одного принца, и вполне могли произвести ещё, при условии, что Георг-Август не изольёт всё своё семя в Генриетту Брейтвейт. Появление англичанки два года назад и её скорое возвышение до maitress en titre[1] юного ганноверского храбреца (как именовали Каролининого мужа британские виги) избавило Каролину от одной из наименее увлекательных обязанностей принцессы и супруги, освободив ей больше времени для сна в ночные и для чтения в дневные часы. Поэтому она ничуть не злилась на Генриетту.

Однако отношения принцессы и непринцессы определяются не тем, что принцесса на самом деле думает и чувствует, а неким ритуалом, призванным обеспечить устойчивое существование двора и, шире, всего человеческого рода. В этом смысле Каролина, венчанная супруга Георга-Августа, получившая от матери редчайшую способность производить новых принцев и принцесс, была Гёрой, а миссис Брейтвейт — пастушкой, катавшейся по траве с Зевсом. Предполагалось, что Каролина будет время от времени указывать миссис Брейтвейт на её место, а та — кротко сносить унижение. А как же иначе, если внукам Каролины предстоит править Британской империей, а Брейтвейтам — губить себя джином и проигрываться в затхлых лондонских гостиных.

— Я с величайшим удовольствием прочту следующие главы сказки, когда ваше высочество их напишет, — продолжала миссис Брейтвейт. — Здесь часто рассказывают, как через два года после бракосочетания ваше высочество заболели оспой, и его высочество Георг-Август, невзирая на уговоры врачей, сидел у постели молодой супруги и держал её за руки.

— Верно. Георг не отходил от меня до самого моего выздоровления.

— Для меня — как и для всякой женщины, не смеющей мечтать о такой высокой и чистой любви, — это сказка, которую хотелось бы читать и перечитывать, пока страницы не рассыплются в прах, — заметила миссис Брейтвейт.

— Я могу её записать, — отвечала принцесса Каролина, — а могу оставить при себе как сокровенную тайну и не делиться ею с недостойными.

Двумя годами раньше, на придворном рауте, принцесса Каролина услышала, как другая принцесса нехорошо отзывается о Софии. Что именно было сказано, все давно забыли. Помнили только, что Каролина двинула другую принцессу в челюсть, и ту унесли в притворном обмороке.

На самом деле жестокости, которые положено совершать принцессе, были не в характере Каролины. Однако она прекрасно помнила, что не стала малолетней шлюхой в лагере саксонских рудокопов лишь благодаря своему титулу, и не собиралась делать вид, будто древний кодекс поведения принцесс ей не указ.

На колокольне старой церкви через площадь от дома Лейбница опускались гири и разворачивались пружины. Большой кусок металла немилосердно ударял по колоколу; колокол содрогался и стенал. Это значило, что Каролине пора заканчивать ритуальную порку миссис Брейтвейт и ехать в Герренхаузен. Короткая дуэль на реверансах — и принцесса избавилась от общества англичанки без всякого нарушения этикета.