Паоло Бачигалупи - Заводная

• Название: Заводная
• Автор: Паоло Бачигалупи
• Издательство: Астрель
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-44279-7

Роман, удостоенный премий «Хьюго» и «Небьюла» за 2010 год!

Роман, возглавивший десятку «книг года» журнала «Тайм»!

Новая сенсация научно-фантастической литературы, равно восхитившая и известных критиков, и тысячи поклонников хорошей фантастики с портала amazon.com!

Андерсон Лейк – человек компании, специалист по калориям компании «Агроген» в Таиланде. Андерсон прочесывает уличные рынки Бангкока в поисках тех продуктов питания, которые давно считаются исчезнувшими, в надежде собрать урожай с щедрот потерянных калорий истории. Именно там он встречает Эмико.

Эмико – заведенная девочка, странное и красивое создание. Одна из Новых людей, Эмико не является человеком; она – искусственное созданное существо, выращенное в инкубаторе и запрограммированное удовлетворять декадентские причуды бизнесменов Киото, а теперь выброшенное на улицы Бангкока...

---

Никто не обращает на него внимания.

Он достает пистолет, но тут же чувствует прижатый к голове ствол и видит ухмылку Костлявого.

— Не стоит меня испытывать. Одной смертью больше, одной меньше — на мое перерождение это уже никак не повлияет, — с интересом разглядывая старика, говорит Собакотрах.

Хок Сен едва сдерживает ярость. Часть его очень хочет нажать на курок и стереть с этого лица довольную усмешку.

Металл все еще шипит, пузырится, опадает слоями, постепенно открывая последнюю надежду старика.

Нак ленги совершенно спокойно, с ухмылкой, с любопытством, даже не доставая свое оружие, смотрят на Костлявого и на Хок Сена, направившего на них пистолет.

— Уходи-ка, желтобилетник, подобру-поздорову, пока я не передумал, — советует Собакотрах.

Маи тянет старика за рукав:

— Пойдемте, разве это стоит вашей жизни?

— Она права, — говорит Костлявый. — Тебе нас не одолеть.

Хок Сен опускает пистолет и дает себя увести. Люди Навозного царя, ухмыляясь, смотрят, как эти двое выходят из конторы, шагают вниз по лестнице в цех и дальше за ворота, на заваленную обломками улицу.

Вдали ревет мегадонт. Порыв ветра приносит с собой пепел, политические листовки и запах горящей везеролловской древесины. Хок Сен чувствует себя старым, слишком старым для борьбы с судьбой, которая совершенно очевидно хочет его уничтожить. Мимо пролетает газетный листок, на котором крупным шрифтом что-то написано о пружинщице и убийстве. Удивительно, какой переполох устроила подружка господина Лэйка и как дружно люди ринулись ее искать. Он едва заметно улыбается: этому жалкому созданию сейчас куда хуже, чем ему, желтобилетнику. Стоило бы даже испытывать признательность: если бы не она и не новости об аресте господина Лэйка, старик давно бы умер, сгорел в трущобах вместе со своими бриллиантами, камнями и деньгами.

«Надо радоваться».

Но вместо радости он ощущает тяжесть, чувствует, как его осуждают предки: построенное в Малайе еще отцом и дедом при нем обратилось в прах. Гнет поражения давит невыносимо.

На фабричной стене шелестит листовка: снова пишут про пружинщицу, обвиняют генерала Прачу. Господин Лэйк с ума по ней сходил: трахал не переставая, тащил к себе в постель при первой возможности.

Хок Сен срывает бумажку и задумывается.

— Что случилось? — спрашивает Маи.

«Стар я для всего этого», — думает он, но чувствует, как сердце забилось живее.

— Есть одна идея. Возможно, это шанс.

Пусть надежда безумна, но отказаться от нее нет сил. Даже оставшись ни с чем, он должен рискнуть.

43

От взрыва танкового снаряда ее обдает землей и щепками. Отряд ушел из комплекса — отступил с позиций, как говорит Канья, но на самом деле сломя голову сбежал от танков и мегадонтов.

Они живы лишь потому, что главная задача военных, похоже, — занять территорию министерства, и основные силы сосредоточены там. Несмотря на это, по дороге к южным стенам ее команда наткнулась на три отряда и потеряла половину людей, а прямо у запасного выхода, проломив стену, им навстречу выкатил еще один танк и перекрыл путь к отступлению.

Канья скомандовала отходить в рощу у храма Пхра Себа. Там разруха: бережно возделываемый сад вытоптан боевыми мегадонтами, колоннада сгорела от удара зажигательной бомбы, которая с ревом и свистом, будто яростный демон, пронеслась сквозь лес высохших деревьев. Поэтому теперь они сидят в укрытии на склоне холма среди обугленных пней и пепла.

Неподалеку падает еще один снаряд. В пролом за танком течет поток солдат, которые, разбившись на группы, бегут в глубь министерской территории — похоже, к биолабораториям. Канья думает, не там ли сейчас Ратана и знает ли она вообще о боях тут, наверху. Танк дает еще один залп, и совсем рядом падает дерево.

— Они нас не видят, но знают, что мы тут, — говорит Паи. Словно доказывая его правоту, над их головами, взвизгнув, пролетает очередь дисков. Серебристо поблескивая, лезвия замирают в черных выгоревших стволах. Канья дает сигнал отходить. Кители — формы старательно вымазаны сажей — спешат в глубь дымящейся рощи.

Чуть ниже по склону взрывается снаряд. В воздух летят горящие щепки.

— Слишком близко. — Канья вскакивает и бежит вперед, Паи — следом. Их стремительно обгоняет Хироко, падает за лежащий на земле обугленный ствол и ждет, когда остальные ее догонят.

— Вот как такую одолеешь? — пораженно выдыхает Паи.

Канья только качает головой.

Пружинщица спасала их уже дважды: сначала заметила крадущийся к ним в темноте спецназ, потом успела оттолкнуть Канью за секунду до того, как место, где находилась ее голова, прорезала очередь лезвий. Зрение у девушки острее, чем у людей, а движения молниеносны. Но она уже вся пылает, кожа сухая и горячая на ощупь. Хироко не создана для войны в тропиках, и хотя ее поливают водой и стараются не перегревать, она теряет силы. Когда Канья подходит ближе, пружинщица смотрит на нее воспаленными глазами.

— Мне бы чего-нибудь выпить. Лучше ледяного.

— Нет у нас льда.

— Тогда надо к реке, к любой воде. Я должна вернуться к Ясимото-саме.

— Вдоль всей реки идут бои. — Канья слыхала, что генерал Прача сейчас у плотин, отбивает высадку десанта, ведет сражение со своим старым приятелем адмиралом Нои.

Хироко касается ее раскаленной рукой.

— Я долго не протяну.

Канья смотрит по сторонам, думает, как быть. Кругом сплошь тела, месиво страшнее, чем во время эпидемий: мужчины, женщины — все в клочья, везде оторванные конечности, чью-то ногу забросило на дерево. Трупы лежат кучами и тлеют. Шипит напалм, скрежещут гусеницы, пахнет сжигаемым углем.

— Дайте рацию.

— В последний раз была у Пичаи, — отвечают ей.

Но Пичаи убили, и неизвестно, где рация теперь.

«К такому нас не готовили. Учили останавливать пузырчатую ржу, грипп, но никак не мегадонтов с танками».

Наконец Канья находит приемник в чьей-то мертвой руке, заводит пружину, пробует частоты, которыми пользовались во время эпидемий — эпидемий, а не войн. Везде тишина. Тогда она говорит на открытой волне:

— Это капитан Канья. Есть кто-нибудь?

Долгое молчание. Треск пустого эфира. Канья повторяет снова. Потом еще раз. Ничего. И вдруг:

— Капитан? Это лейтенант Апичат. — Голос ее помощника.

— Прием. Где генерал Прача?

Опять долгая тишина.

— Мы не знаем.

— Разве вы не с ним?

Снова молчание.

— Думаем, погиб. — Апичат кашляет. — Они используют газ.

— Кто теперь командующий?

Выдержав паузу, лейтенант отвечает:

— Полагаю, вы.

Она пораженно замирает, потом говорит:

— Не может быть. А где заместитель?

— Неизвестно.

— Генерал Сом?

— Его нашли у себя дома убитым. Карматху с Пхаилином тоже.

— Это невозможно.

— Так говорят, но их действительно здесь никто не видел, а когда нам об этом рассказали, генерал Прача поверил.

— Еще капитаны есть?

— Пиромпакди был на якорных площадках, но мы видим там только пожар.

— Где вы?

— Возле башни, рядом с Пхрарам-роад.

— Сколько вас?

— Человек тридцать.

Она окидывает свою команду тревожным взглядом: мужчины, женщины — все раненые. Хироко привалилась к разбитой в щепки банановой пальме — глаза закрыты, лицо пылает, как китайский фонарь. Может, уже умерла. Канья на мгновение задумывается, жаль ей это создание или…

Отряд выжидающе смотрит на своего капитана. Она оглядывает их жалкую амуницию, их раны. Почти никого не осталось.

— Что нам делать, капитан? — трещит радио. — Пистолеты против танков бесполезны. Мы никак… — Голос лейтенанта Апичата обрывают помехи.

Со стороны реки доносится мощный взрыв.

С дерева слезает рядовой Саравут.

— Бомбить доки перестали.

— Мы теперь одни, — тихо произносит Паи.

44

Она просыпается от тишины. Эмико провела вечер в тяжелой дреме, постоянно прерываемой эхом гулких взрывов, пронзительным воем мощных пружин и скрежетом жгущих уголь танков. Но все эти звуки далеко, бои идут в других кварталах. После стычек улицы завалены телами, о которых теперь, переключившись на настоящую войну, уже забыли.

Над городом повисло странное затишье. Редкие свечи мерцают в тех окнах, из-за которых следят за происходящим в истерзанном полночном городе. Газовые фонари не горят ни на домах, ни вдоль улиц — кругом сплошная тьма. То ли весь метан вышел, то ли кто-то наконец перекрыл трубы.

Эмико встает из кучи мусора, морщась от запаха банановой кожуры и дынных корок. В отсветах огненной зарницы видны лишь несколько столбов дыма — и больше ничего. Улицы пусты. Лучше времени не придумаешь.

Она смотрит на башню. Там, на шестом этаже — квартира Андерсона-самы. Вот куда бы ей попасть. Поначалу рассчитывала просто пробежать через центральный вход и подняться по лестнице, но двери заперты, рядом ходит охрана, а сама она теперь слишком хорошо известна, и потому прямого пути ей нет. Зато есть непрямой путь.