Иван Черных - Штопор

• Название: Штопор
• Автор: Иван Черных
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27916-6

Одна за другой обрушиваются неприятности на Николая Громадина, командира экипажа бомбардировщика. Личная жизнь зашла в тупик, на службе откровенно издевается начальник эскадрильи, который упорно не признает профессионализм и мастерство аса Громадина. И Николай видит для себя единственный выход — он хочет испытать себя в настоящем деле и просит направить его в Афганистан. Ведь трусом Николай никогда не был…

---

— А теперь разрешите мне потренироваться. — Николай отложил карту и взялся за управление. Он не раз садился здесь на разных площадках, хорошо изучил воздушные потоки и с ходу примостил вертолет на узком карнизе.

Грибанов восхищенно покрутил головой:

— Вот это да! Прямо по-орлиному.

— Потренируетесь с месячишко — и вы будете так садиться.

На посту наблюдения их уже поджидали. Старший наряда — молоденький лейтенант — бодро доложил:

— Товарищ майор, за время дежурства никаких происшествий не случилось…

Смена наряда произошла довольно быстро: не успел Николай объяснить по карте Грибанову где, на каких горах и площадках стоит отрабатывать посадки и взлеты, как десантники выстроились у вертолета. Хотя их жизнь здесь мало чем отличалась от гарнизонной, они рвались туда с нетерпением. Но больше всех домой торопился Грибанов — видимо, ему очень не терпелось сообщить товарищам о допуске к самостоятельным полетам, восстановить справедливость, нарушенную командиром звена. И к удивлению Николая, несмотря на усталость и усилившуюся болтанку, попросил разрешения сесть на карнизе Дарьи, где приземлял вертолет командир.

— На карниз рановато, — возразил Николай. — А вот на Двугорбую — пожалуйста. — И подумал с удовлетворением: «Значит, сумел задеть самолюбие летчика, а это уже кое-что».

2

Абдулахаб ждал своей участи: конца проверки органами государственной безопасности его родословной и подлинности прошлого, зачисления либо в число удачников, либо… Когда находился у русских, он молил Аллаха о том, чтобы шурави быстрее отправили его к своим, не предполагая, что среди соотечественников встретит таких фанатичных и преданных революции людей, которые забыли Коран, зато хорошо овладели наукой вести допросы и следствие. Сколько раз они вызывали Абдулахаба, заставляли повторять одно и то же из запомнившейся им биографии Заида, которую, к сожалению, он знал довольно поверхностно: где родился, кто родители, братья, сестры, где живут, чем занимаются; ставили вопросы и так и этак, пытаясь запутать его, сбить с толку, но он прикидывался простачком, твердил одно: Башир силою забрал в отряд, в кишлаке остались мать и отец, старые люди; братья и сестры уже женатые и замужние; в связи с гражданской войной все разъехались кто куда.

С Мурмамадом их разъединили сразу, и Абдулахаб больше его не видел, зато в камере познакомился с другими попавшими в плен моджахеддинами и от них узнал, что Масуд по-прежнему обитает в северных провинциях Файзабада, дважды его настигали отряды Народной армии и шурави, но он умело уходил, нанося преследователям серьезный урон.

Допрос длился более недели, потом две недели Абдулахаб ждал, и вот, наконец, его выпустили с разрешением проживать в «родном» кишлаке Шаршариф, взяв обязательство никуда пока не отлучаться.

Абдулахаб поселился в заброшенной мазанке — война многих лишила родного очага — и вскоре обнаружил, что за ним следят. Это его не удивило — видимо, затем и выпустили, чтобы выявить связи. Возможно, в биографии его что-то не совпало — он надеялся лишь на то, что следователи не будут столь дотошными, чтобы выяснять мельчайшие детали, которых он сам не знал, — но если им удастся установить его личность, дело может обернуться худо…

Еще в камере к нему примазались двое, доверительно рассказывали о действующих в тех или иных провинциях отрядах моджахеддинов и об их храбрых сардарах, давали советы, как вести себя на допросах — старались завоевать его доверие и вызвать на откровенность, — и он «клюнул» на их приманку, «признался» в том, в чем «каялся» органам ХАД.[13]

Похоже было, что контрразведчики не очень-то поверили ему, а, возможно, кое-что и выяснили, — не о Заиде, коим он представился, а о Абдулахабе, сыне Махмада, сподвижника Амина.

Еще в начале 1980 года он узнал о гибели Амина и его приближенных; что стало с отцом, ему было неизвестно, и он со страхом ждал, что его отзовут с учебы. Но прошел год, другой, никаких распоряжений из Кабула не поступало. После второго курса можно было поехать домой на каникулы, как делали некоторые его земляки; он воздержался, сославшись на желание получше узнать жизнь и работу в Союзе, и попросил послать его с геологами на Памир. Просьбу удовлетворили, и он около трех месяцев странствовал с экспедицией у подножия Дарвазского хребта в поисках ценных минералов. Сколько они тогда исходили, излазили, то поднимаясь к самым вершинам, то спускаясь в долину к быстрой и коварной речке, не ведая и не гадая, какую судьбу она определит ему впоследствии…

Горы, горы, речка Кокча… В то лето в его жизни произошли два важных события: он влюбился в Земфиру, сокурсницу по геологоразведочному факультету того же Ташкентского университета, принявшую участие в поисковых работах; а когда вернулся из похода, получил от старшего брата письмо, доставленное студентом-земляком, побывавшим в Кабуле на каникулах.

Брат писал, что по-прежнему работает начальником уездного царандоя — на эту должность он назначен был еще при Амине, — что об отце сведений пока не имеет, высказывал мысль о возможности ухода его за кордон. «Ты же знаешь его фанатизм, упрямство и приверженность Корану, — осуждал он открыто, как и бывало ранее, отца, с чем не всегда соглашался Абдулахаб и из-за чего между братьями возникали ссоры. — Его всю жизнь учили владеть оружием и повиноваться, вдалбливали в голову, что не существует бога, кроме Аллаха, и нет более правоверных на свете, кроме мусульман, осуждали дружбу с шурави, считая это вероотступничеством; и отец не сумел понять, что режим Амина был обречен с самого начала, когда тот, расправившись с Тараки, захватил власть; не оценил того громадного значения, которое имеет интернациональная помощь Советского Союза, спасшего Апрельскую революцию, афганский народ от векового рабства и нищеты…»

Абдулахаба не очень-то огорчили распри отца со старшим братом — они и раньше бывали, — а вот что отец, вероятно, жив — обрадовало; кто из них прав, кто виноват, он не задумывался: время — лучший судья, оно рассудит; главное, что Абдулахаб может спокойно учиться — уж коли брата не отстранили от работы в царандое, то его и подавно не тронут.

Он успокоился, и любовь всецело завладела им: Земфира ответила ему взаимностью, и мир для них стал безмятежен и прекрасен. Вечерами они просиживали в библиотеке или просто бродили по городу, летом снова отправились с геологоразведочной партией в горы.

Земфира, несмотря на то что была единственной дочерью у матери — отец оставил их незадолго до поступления Земфиры в университет, — не знала бедности и жила в благоустроенной квартире, оказалась выносливой, с сильным характером девушкой: спать могла в любых условиях и на любом ложе, а если требовалось, и не спать по нескольку суток; легко лазала по горам, в еде была непривередлива, никогда не унывала, умела интересно рассказывать и заразительно смеяться; ее все любили и потому всегда охотно брали в экспедицию.

На пятом курсе Абдулахаб сделал ей предложение. Земфира дала согласие, даже не спросив, а где он собирается жить после окончания института. Об этом они заговорили позже, когда настала пора распределения выпускников по местам предстоящей работы.

О том, чтобы остаться в Советском Союзе, Абдулахаб и слушать не хотел, и не потому, что ему не нравилось здесь, скорее, наоборот; но как он мог допустить, чтобы им верховодила женщина? Если узнают на родине, ишаки будут смеяться. И на вопрос Земфиры он ответил непреклонно:

— Поедем ко мне.

— Хорошо, — безропотно согласилась жена.

В Кабуле выпускников встретили радушно — специалисты нужны были стране, — обеспечили на первое время продовольствием, деньгами, распределили по городам и уездам на высокие должности. Абдулахаб и Земфира попали в Файзабад. Ему предстояло возглавить материально-финансовый отдел по обеспечению изыскательских работ, Земфиру же просили заняться пока педагогической деятельностью — преподавать в школе-интернате русский язык.

Повидался Абдулахаб и с братом: вначале обрадовались, а потом поссорились. И снова из-за отца; Хаким обвинял его во многих преступлениях, вскрытых после падения режима Амина.

— Не нам судить родителей, — возразил Абдулахаб. — Отец выполнял свой долг. А ты уверен, что мы служим тому, кто достоин?

Хаким удивленно поднял брови.

— И это говоришь ты, которого народ послал учиться, которому доверил высокий пост?

— Только без громких слов, — остановил его Абдулахаб. — Послал меня, ты это отлично знаешь, не народ, а Амин, потому что отец служил ему верой и правдой. Высокий пост — кто-то должен двигать прогресс. Но дело не в этом, и я не против народа, народной власти. Но скажи мне честно, что принесла народу эта власть?

— Как «что»? Ты не видишь различия между феодализмом и социализмом? Где ты учился, в Советском Союзе или в Пакистане у Бурхануддина Раббани?[14]