Иван Черных - Штопор

• Название: Штопор
• Автор: Иван Черных
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27916-6

Одна за другой обрушиваются неприятности на Николая Громадина, командира экипажа бомбардировщика. Личная жизнь зашла в тупик, на службе откровенно издевается начальник эскадрильи, который упорно не признает профессионализм и мастерство аса Громадина. И Николай видит для себя единственный выход — он хочет испытать себя в настоящем деле и просит направить его в Афганистан. Ведь трусом Николай никогда не был…

---

— Ты всю войну дома просидел, малых детей не имеешь, а что тогда говорить солдаткам, оставшимся вдовами с пятерыми детьми?

— Это их и твоя забота, а я прошу за себя, — отрезал Шершнев.

— За себя, значит. Тогда послушай, что я тебе скажу: тот, кто в такую трудную годину думает только о своем брюхе, за счет сирот хочет быть сытым, — самый страшный негодяй, которого надо уничтожать, как фашиста. Понял?

— Понял, — не смутился Циклоп. — Но не в твоем положении грозить. Ты забыл, как вчера Советскую власть поливал? Так что выпиши зерна — и забудем про вчерашний разговор и нынешний спор.

— Шантажировать?! — Председатель схватил чернильницу и запустил в кинувшегося к двери «просителя». — Да я второй глаз тебе, сволочь, выбью!..

Председатель был честен, смел и горяч. Но на суде это во внимание не приняли. Дали ему пять лет тюремного заключения с отбыванием в лагере строгого режима, которого он не выдержал.

А Шершнев жил в селе сам по себе, ненавидимый всеми и всех ненавидящий. Дети обходили стороной этого длинного и худого старика с единственным, колючим, как шило, глазом; взрослые отворачивались, словно от прокаженного. Но чем он становился старее, тем сильнее его мучила совесть — гордыня спала, потянуло к людям.

В честь десятилетия победы над фашистами сельчане решили поставить мемориал с именами погибших. Начался сбор средств. Доверили это дело отцу Николая. Принес деньги и Шершнев, тысячу рублей. Но отец денег от него не принял, сказал:

— Нет, Фома Лукич, на святое дело и деньги должны быть святыми — чистыми. А на твоих — кровь. Ты убил Лепехина ни за что ни про что, и никаких твоих денег не хватит, чтобы искупить вину. Уходи.

И Циклоп ушел из села насовсем, бросив дом, хозяйство.

Надо ж было ему повстречаться Николаю на родной земле! Словно недобрый предвестник. И сердце заныло, затосковало еще больше, предчувствуя недоброе.

Что же там случилось такое, что вынудило родителей оторвать его от службы, срочно лететь за тысячи километров?

8

Николай ожидал всего — и что Наталья забрала дочь и уехала от родителей, дав им понять, что не любит Николая, и что отец тяжело заболел и может не подняться, и что с Аленкой приключилась какая-нибудь беда, — но чтобы его Наталью судили за соучастие в воровстве колхозной пшеницы, такое ему и присниться не могло. Но когда побывал в суде и поговорил со следователем и прокурором, дело получалось намного серьезнее, чем он посчитал поначалу: без суда не обойтись, даже если будет доказано, что Наталья отпустила пшеницу по указанию бригадира — почему она нигде не записала?

Странным было и то, что бригадир до сих пор находился на свободе, арестованные непосредственные исполнители (их непонятно почему держали в общей камере) твердили одно: Манохин никакого распоряжения им не отдавал, они-де сами надумали «обхитрить неразбирающуюся в их колхозных делах приезжую». Ясно, что они договорились. А выгораживали бригадира, видимо, потому, что с ним связаны и делишки покрупнее…

Как бы там ни было, Николаю придется самому искать компрометирующие данные против бригадира, чтобы оправдали Наталью.

Он и не подозревал, что Наталья так дорога ему. Сколько они не виделись? Месяц. И несмотря на то что он постоянно отгонял думы о ней, Наталья не выходила из головы, а когда она увидела его, подъехавшего к дому на такси, и бросилась к нему, у него перехватило дыхание, спазмы сжали горло. Он, преодолев мимолетную слабость, твердо шагнул ей навстречу. Обнялись, поцеловались. Ее глаза застилали слезы, но он успел заметить в них радость и глубокую, отдавшуюся в его груди жалостью тоску, словно пережила она за этот месяц тяжелую трагедию. И еще ему показалось, что Наталья сильно изменилась — похудела, под глазами залегли темные круги — и в поведении ее появилось что-то новое, незамечаемое им ранее — неуверенность, покорность, виноватость…

Хотя и говорят, что горе не красит людей, а Наталья стала еще красивее: черные глаза на похудевшем лице горели еще ярче и будто обжигали Николая; загар ей очень шел, так и хотелось потрогать бронзовые плечи, шею, руки.

Он очень соскучился по ней…

Ночью они долго не спали и, опьяненные любовью, забыли про все невзгоды, неприятности, которые были и которые ожидали их впереди; ласкали друг друга, целовали, шептали нежные слова. И Наталья, как жена, открылась ему совсем другой: не сдержанная, отвечающая на желания по обязанности, а темпераментная, страстная — такие чувства могут быть только у любящей женщины. И Николай был готов заплатить за такую любовь чем угодно…

Профессия военного летчика приучила его мыслить логически: все взвешивать, анализировать, а потом уже принимать решение. Наталья попала в беду по вине злоумышленников, и главный из них бригадир, против которого пока нет улик. Надо найти эти улики.

— Скажи, папа, — обратился он с вопросом к отцу, — почему бригадир именно вас попросил быть сторожем и весовщицей на току?

— Видишь ли, сынок, тут такое положение сложилось — некому в колхозе работать, и с этой стороны ты его голыми руками не возьмешь, — понял смысл вопроса отец. — Вот ковырнуть поглубже, в прошлые годы, — ведь не впервой такую авантюру он проворачивает. Но как тут подступиться — ума не приложу.

— А кто в прошлом году был сторожем и весовщиком?

— Сторожем Митька Кусаткин, а весовщицей Манька Таковская. Поговаривали, будто она шуры-муры с бригадиром водила.

— А почему же в этом году он их не назначил?

— Манька Таковская замуж вышла, скоро рожать будет, а Кусаткин категорически отказался. Почему? Поди узнай. Разве он скажет? А когда я согласился, он как-то надысь спрашивает: «А не боишься?» Я в ответ: «Кого?» — «Да жулья ноне, — отвечает с усмешкой, — говорят, много объявилось». Вот и покумекай теперь, насчет чего он…

Это уже была какая-никакая зацепка. Интересно, разговаривал ли с ним следователь? Если разговаривал, все равно мало чего добился — Кусаткин просто так не раскроется: самому могут быть неприятности — почему ранее молчал? А возможно, и имеет к тому делу причастие. Мария Таковская тем более будет молчать — к чему старые девичьи грехи напоказ выставлять?..

И все-таки Николай решил повстречаться с ними поодиночке.

На третий день приезда, после разговора в суде, пошел по селу с Натальей и Аленкой, будто бы прогуляться.

У дома Кусаткина Николай увидел старика, сидящего на скамейке у палисадника.

— Здравствуйте, Дмитрий Никитович, — Николай, по обычаю сельчан, снял фуражку, выражая старику почтение.

Старик привстал и подслеповато уставился на Николая, подошел поближе.

— Никак, Николаша, Петра Васильевича сынок?

— Он самый, Дмитрий Никитович. Вот иду по селу, смотрю — будто ничего внешне и не изменилось, если не считать людей: одни постарели, другие, каких я видел пацанами, вымахали выше меня.

— Так оно, так, Николаша. А ты-то каков! Прямо енерал, едят тебя мухи с комарами. А это, значит, жена с дочкой? Их-то я видел тут надысь. На побывку, значит?

— На побывку. Везде хорошо, а домой, в родной угол, тянет. Вот приехал, а отец приболел, не с кем и рюмку выпить, о колхозных делах поговорить. Вы зашли бы?

— Выпить, поговорить — эт мы всегда рады, — счастливо заулыбался старик. — А когда зайтить-то?

— Да хотя бы сегодня, хоть сейчас. Мы вот вышли вечерним воздухом подышать.

— Дык эт я мигом. — Оглядел себя. — Вот только пинжак сменю. А можа, чуть попозже? Бабка моя тоже ни к хрену негодная, самому приходится за коровкой ухаживать, кормить, доить…

— Можно и попозже. Управляйтесь и приходите, а мы пока стол сообразим.

— Ладушки, Николаша. Вот спасибо тебе, едят тебя мухи с комарами.

— Не придет, — усомнилась Наталья, когда они отошли от дома Кусаткина.

— Придет, — засмеялся Николай. — Не придет, а прибежит, несмотря что ноги больные.

Кусаткин действительно не заставил себя ждать — явился, едва стол начали накрывать, веселый, довольный и в другом, более чистом пиджаке. Увидел на столе большую бутылку «Столичной» и вовсе засиял.

— Это ведь сколько ее, едят ее мухи с комарами, я не то что в рот не брал, в глаза видеть не видывал. Небось из Москвы привез? — спросил он у Николая.

— Почему — из Москвы? Теперь ее и в Бутурлиновке продают. — Николай с интересом наблюдал, с каким вожделением старик поглядывает на бутылку и на закуски, время от времени сглатывает слюну. — Присаживайтесь к столу, — не стал томить его более Николай. — Пока они накрывают, мы по рюмочке пропустим.

Старик сел и удивленно посмотрел на мать Николая, поставившую на стол новое блюдо.

— Да куды же это, едят вас мухи с комарами? На свадьбу, что ли?

— Закусывай, ешь, — ответила мать. — Сынок к нам в гости не часто приезжает.