Самуил Шатров - Кое-что о Васюковых

• Название: Кое-что о Васюковых
• Автор: Самуил Шатров
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Современная проза
• Год: 1957

Сатирические рассказы Михаила Шатрова, относятся к концу 50-х, началу 60-х годов 20 века. Это портрет эпохи хрущевской "оттепели" с точки зрения правящих кругов.

---

Я ушел спать, а тетя Настя все еще выкладывала. Утром в школе я сказал Лешке Селезневу:

— Я восприимчивый. Я перенимаю все плохое. Ты меня портишь!

— Правильно! — обрадовался Леша. — Я тебя совсем испортил!

Мне стало обидно, и я закричал:

— Нет, это я тебя испортил!

— Нет,

Мы начали наскакивать друг на друга и кричать во все горло, кто кого перекричит. В это время пришла наша учительница Клавдия Николаевна и сказала, что мы своим поведением портим весь класс.

Это была новость. За обедом я сказал маме:

— Леша не портит меня. Это мы с ним портим весь класс.

— Кто тебе сказал такую глупость? — спросила мама.

— Клавдия Николаевна.

— Этого еще не хватало! Что ты там натворил?

— Честное слово, ничего!

— Валят с больной головы на здоровую, — отозвался папа. — Не могут наладить дисциплину в классе, вот и ищут мальчиков для битья.

— Я давно заметила, что Клавдия Николаевна к нему придирается, — сказала мама. — Не понимаю только, чего она от него хочет.

— Тут и понимать нечего, — ответил папа. — Просто ей надо на ком-нибудь сорвать свою злость.

Мама скосила в мою сторону глаза и сказала:

— Это непедагогично!

— А я не позволю издеваться над моим ребенком! Ты посмотри, на кого он стал похож! Мама посмотрела.

— Да, он ужасно выглядит, — сказала она. — Под глазами какие-то круги, и нос стал длиннее…

— Давайте не пустим его завтра в школу, — предложил папа.

— А я хочу в школу, — сказал я.

— Тебя не спрашивают! Когда начнешь приносить домой не двойки, а заработную плату, тогда тебя спросят!

На всякий случай я заплакал.

— Это он боится, что Клавдия Николаевна будет его ругать, — сказала мама.

— Чудак! — рассмеялся папа. — Мы придумаем для твоей Клавдии Николаевны какую-нибудь байку. Вотрем ей очки. Скажем, к примеру, что у мамы были именины и ты лег поздно €пать…

— Именины не справляют два раза в год, — сказала мама. — Два месяца назад ты писал записку про именины.

—. Ну, тогда напишем, что он встретил бабушку из Мелитополя.

— Бабушка уже использовалась.

— Давайте скажем, что я попал под трамвай!

— Порешь всякую ерунду! — рассердилась мама. Мне очень хотелось самому придумать какую-нибудь байку, и я начал придумывать, но боялся сказать вслух.

— А что, если сослаться на гланды?

— Что ж, гланды — это правдоподобно, — согла. силась мама.

Два дня я сидел дома. Мне было скучно. Я слонялся по комнате, всем мешал и не знал, что делать. Другие мальчики, когда у них много свободного времени, решают арифметические задачки или помогают маме мыть посуду. У них есть расписание дня, и они каждый раз смотрят в расписание и знают, чем им заниматься. О таких мальчиках рассказывают каждое утро по радио. О них пишут в газетах. Обо мне никто писать не будет. Я совсем другой. Мама даже не понимает, откуда у нее такой ребенок. Она отдает мне всю жизнь. Ради меня она живет. Из-за меня она света белого не видит, И вот, пожалуйста! Я только думаю о том, как бы доставить ей неприятности: оборвать штаны или перекрутить пружину у патефона. Вот и все мои заботы. Понятно, так дальше продолжаться не может. В один прекрасный день я сведу маму с ума, уложу ее в могилу. Вот тогда я пойму, что я натворил. Но уже будет поздно!..

Два дня я слушал мамины жалобы. Мне они немного надоели. Мне захотелось пойти скорей в школу и увидеть Лешку Селезнева, и Ваську Тертычного, и Мишку Кудряшова — всех, кто меня портит!

Когда я пришел в класс, мне сразу стало весело.

— Ты опять болел? — спросил Лешка.

— Очень мне надо болеть! Я дома околачивался!

— А от Клавы не попадет?

— У меня к ней записка есть. Папа написал.

— Здорово… А мой ни за что не напишет.

— Мой что хочешь напишет, — сказал я и пошел к Клавдии Николаевне.

Я отдал ей записку, она прочла и спросила:

— Чем ты болел?

— У меня болели гланды.

— А доктор был?

Папа ничего не говорил про доктора, и я не знал, что ответить. Я немного подумал и сказал:

— Был.

— Лекарство прописал?

— Нет, не прописал.

— Он сказал, что ты здоров?

— Нет. Он не прописал мне лекарство, потому что… потерял свою ручку.

— Вот как! — улыбнулась Клавдия Николаевна. — Из-за ручки ты остался без медицинской помощи?

— Да. Он потерял самописку и не мог ничего написать.

Потом в классе все говорили, что я здорово при-думал про ручку. Но Клавдия Николаевна почему-то не поверила. Она посмотрела мне в глаза и сказала:

— Хорошо. Пусть завтра придет твой папа.

Такой хитрой учительницы нет, наверно, ни в одной школе. Никто в классе не мог понять, как °на догадалась, что я обманул ее. Даже папа удивился.

— Это ты, брат, сплоховал, — сказал он.

— Он, наверно, сболтнул ей лишнее, — отозвалась мама.

— Ничего я не болтал. Она спросила про доктора, а я сказал, что он не прописал мне лекарство, потому что потерял ручку.

— Гениально! — сказал папа. — В твоем возрасте я был значительно умнее.

— Когда не надо, он врет как по нотам, — рассердилась мама, — а когда надо, он двух слов связать не может!

— Мозгов не хватает, — вздохнул папа. — Но на эту тему мы поговорим особо. А сейчас надо решать другой вопрос: идти мне к Клавдии Николаевне или не идти?

— Не идти, — отозвалась мама.

— Так вот что, умник, — сказал папа. — Скажешь своей Клавдии Николаевне, что я уехал в длительную командировку. На Алтай. Понял? И не вздумай пороть какую-нибудь отсебятину!

На этот раз я не болтал ничего лишнего. Я сказал учительнице:

— Папа прийти не может. Он уехал на Алтай. В длительную командировку.

— Тогда пусть придет мама.

Я знал, что мама тоже не хочет приходить в школу, и поэтому сказал:

— Она не может.

— Она больна?

— Мама уехала к бабушке в Мелитополь.

— С кем же ты остался?

— Ни с кем!

— Кто же тебе готовит завтраки, обеды?

— Никто.

— А родственники, соседи? Разве они не заходят к тебе?

— Соседи умерли, — сказал я, не зная почему.

— Давно?

— Вчера вечером!

Клавдия Николаевна потерла лоб рукой и сказала: Ничего не понимаю. Сегодня nocлe уроков я приду к тебе.

Я шел домой и всю дорогу думал, как предупредить соседей, что они умерли. Я ничего не мог придумать. Пришлось все рассказать маме. Она схватилась за голову. Папа тоже не слишком обрадовался.

— Больше всего меня возмущает, — сказал он, — что наш умник врет без всякого смысла.

— В нашей семье таких врунов еще не было, — сообщила мама. — Это не наследственное.

— Просто ума не приложу, — забегал по комнате папа, — как сейчас отбрехаться от Клавдии Николаевны? Зачем ты приплел соседей? Теперь сам все расхлебывай!

Я пошел на кухню. Наш сосед Бедросов, как всегда, возился у плиты. Он готовил обед.

— Дедушка, — сказал я, — вы бы не могли умереть сегодня после обеда?

— Умереть я могу в любую минуту, — ответил он. — В нашем возрасте — это плевое дело!

— Не в самом деле, а понарошку!

— А зачем тебе это понадобилось?

Я все рассказал Бедросову: и про гланды, и про записку, и про Клавдию Николаевну.

— Ах, боже ж ты мой! — заволновался старик Бедросов. — Вот беда! Портят парнишку! Бить за это мало!

Он даже не снял фартук, а так, как был, в нем отправился к моим родителям. Они долго говорили. Потом старик ушел. Когда я вошел в комнату, папа даже не посмотрел на меня.

— Вот прибыл твой правдолюбец! — сказал он маме.

Мама ничего не ответила. Она шевелила губами: отсчитывала капли для сердца, которые наливала в маленькую рюмочку.

МОРСКАЯ РОБА

Хорошо иметь брата! У всех моих товарищей есть старшие братья. У меня никого нет. Не могу я крикнуть на весь двор: «Вот скажу Лешке, он даст вам дыню!» Нет у меня ни Лешки, ни Володьки, ни Кольки, одна сестра Лялька. Она, сами понимаете, не в счет. Не долезет она из-за меня в драку, это я уж вам точно говорю.

И вдруг, представьте, ко мне приехал двоюродный брат. Высокий; веселый, здоровый, волосы коротко острижены и зачесаны на лоб, как у римлянина.

— Петя, — сказала мама, — это Саня, Подружись с ним.

Когда мама ушла, Саня спросил:

— У тебя враги есть?

— На прошлой неделе были…

— Если заведутся опять, скажешь мне!

Он согнул руку, и рукав у него вздулся, будто кто-то положил туда железную гирю. Потом он расстегнул рубаху и сказал:

— Ударь! Не стесняйся. Изо всей силы!

Я размахнулся и ударил. Грудь была твердая, как железо. Он закатал штанины.

— Пощупай икры!

Я пощупал. Они тоже были твердые, как бита, залитая свинцом. Ну и мускулы! Ну и брат! Каждый дорого бы дал, чтобы иметь такого брата.

Днем мы вышли погулять. Я показывал ему Москву. Ух, и здорово же он выглядел: рубаха навыпуск, и узкие брючки, и туфли в два цвета на высоких каблуках. На шее платочек, как у морского кочегара. Он шел, покачиваясь с боку на бок, и в самом углу рта сигаретка, будто приклеенная, и девушки оглядывались на него, а ему хоть бы что, он на них и внимания не обращал. Я шел чуть сзади, не мог же я идти рядом с таким человеком!