Жан Кормье - Че Гевара

• Название: Че Гевара
• Автор: Жан Кормье
• Издательство: "Феникс", "Зевс"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-222-00140—7

Один из самых активных участников Кубинской революции Эрнесто Гевара, «неистовый де ла Серна (Фусер)», предстает перед нами, оживший под пером писателя, журналиста, яркого представителя авангарда во французской литературе. Судьба и загадочная, до сих пор во многом неясная в подробностях смерть Че волнует тех, кто, казалось бы, недавно вместе с кубинцами переживал перипетии Движения 26 июля. Новые документы, новые воспоминания, новый взгляд… «Парнишка Че» все еще с нами.

---

Однажды в июле он летит в Сантьяго на своем министерском самолете, пилотируемом Элисео де ла Кампа, называемом Эль Гордо, с охранником Чино, и сразу же направляется к Альберто.

— Малыш, освободи завтрашний день. Ты увидишь.

Трое гаванцев проводят ночь в большом доме Гранадо, и с наступлением пяти часов утра «джип» везет их в Байамо, затем в Буэйсито в Сьерра-Маэстре, где их ждут мулы. Начинается девятичасовой марафон, который изнуряет Гранадо.

«Я был мертвый от усталости, — вспоминает он. — Мы вскарабкались до Мар-Верде, где был убит Сиро Редондо. Здесь Эрнесто сделал несколько снимков кургана, воздвигнутого в память о его соратнике, затем мы продолжили наш путь, Че впереди, Чино на второй позиции, я — на третьей и Гордо замыкал движение. С двумя банками сардин на обед, которые мы разделили, запив водой из родника. Позднее, возвращаясь мысленно к этому дню, я понял, что на самом деле Эрнесто готовился отправиться где-то разжечь революцию или предложить свое ружье на службу другой, которая уже идет. Он стремился использовать этот выход, чтобы вновь поставить себя в условия герильи — скорее в физические условия, так как морально он всегда был готов. Но он хотел знать, как будет реагировать его тело, не слишком ли оно заржавело. Да, он тренировался, а тогда я его проклинал за то, что он заставил меня принять участие в этом сеансе… Хотя, если бы это повторилось, я отправился бы сразу, даже сегодня!..»

В течение лета Че пишет статью о «новой» промышленности, которая появится в Ревиста Экономика: «Сегодня добровольный труд должен стать массовым явлением; это потребует также важного продвижения в организации, чтобы те, кто работает добровольно, не чувствовали бы себя обделенными. В последнее воскресенье я участвовал добровольно в резке сахарного тростника — и чего со мной никогда не случалось, — я был удивлен, что смотрю на часы почти каждые четверть часа, торопясь уйти. Потому что у меня было впечатление, что мой труд не имеет смысла, — это заставляет сказать, что труд надо еще организовать для тех, кто принимает в нем участие. (…)

Наибольшую опасность в наших глазах представляет антагонизм, в который впадают государственная администрация и производственный организм. Советский экономист Либерман проанализировал этот антагонизм и пришел к выводу, что нужно изменить методы коллективного стимулирования, отбросив старую форму премий, перейдя к более передовым формам. Одно должно быть ясно: мы не отрицаем объективной необходимости материального стимула, но что касается его использования как основного рычага, то мы не уверены. Мы считаем, что в экономическом отношении этот вид рычага быстро приобретает значение модели, приводит к навязыванию своей собственной динамики в отношениях между людьми. Не нужно забывать, что он происходит из капитализма и приговорен умереть в рамках социализма. Как? Понемногу. Послужив нам, благодаря прогрессивному увеличению товаров народного потребления, которое делает этот стимул ненужным. Мы находим в этих концепциях слишком негибкий механизм мысли. Товары народного потребления — это жизненное правило, и в конечном счете, основной элемент сознания для защитников другой системы. По нашему мнению, материальный стимул и сознание являются антонимами».

28 октября, пятая годовщина со дня исчезновения Камило Сиенфуэгоса, Че считает себя виновным: «Для меня Камило не умер, и влияние его действия, то есть революционной деятельности, служит и будет служить для исправления наших слабостей, революционных ошибок, которые мы совершаем». 4 ноября он отправляется в третью и последнюю поездку в Москву, приглашенный на празднование сорок седьмой годовщины Октябрьской революции. Он улетает с мыслью, что скоро он должен будет вернуться к своей настоящей миссии, партизанской войне, к герилье. На месте он проверяет, насколько были обоснованными его опасения по отношению советских людей, и он размышляет по возвращении:

— Нельзя доверять этим людям, так как они заставляют нас отойти на второй план. Вот почему мне кажется предпочтительным держаться на дистанции, как с автобусами с пневматическими тормозами. Если следовать за ними слишком близко, при малейшем торможении, которое они произведут, — удар.

Чтобы не оставаться во власти русских и не имея возможности приблизиться к Соединенным Штатам, Че начинает склоняться к нейтральному блоку с социалистическими странами, существующими независимо от Москвы, могущему подойти Кубе. Он понимает, что Фидель мог бы посчитать в данный момент приоритетными и жизненно необходимыми отношения с Кремлем и что в общем и целом «не так плохо быть под большой покровительственной лапой медведя СССР»[28]; но сам он, который никогда не юлил, который не умеет говорить на так называемом политическом языке, отказывается от какой-либо формы компромисса. Для него марксизм — это чистота, прозрачная чистота и честная прозрачность. Слишком много, на его вкус, туманного в отношениях с Большим братом Востока, чтобы можно было ему полностью довериться.

9 декабря Эрнесто снова садится в самолет. Направление — Нью-Йорк, где он будет защищать интересы Кубы в ООН, не забывая переделать мир на свой лад. Он сходит в городе небоскребов в своем звездном берете, кожаном пальто и закрывается в номере отеля, чтобы прочитать прессу и подготовить свое выступление 11-го.

В этот день, голосом, напоминающим своими эпическими интонациями голос Андре Мальро, он обрушивается на своих хозяев, детей дядюшки Сэма:

— … Я вынужден заметить, что информация, относящаяся к тренировкам наемников в различных пунктах Карибского моря и участию, которое в них принимает североамериканское правительство, распространяется в газетах. Однако нам не известен ни один латиноамериканский голос, который бы официально протестовал против этого факта. Это нам раскрывает цинизм, с которым Соединенные Штаты обращаются со своими пеонами. Хитрые канцелярии ОАГ[29], которые хорошо умели видеть защитные щиты, установленные на Кубе, и потребовать неопровержимых доказательств в отношении оружия янки, выставленного в Венесуэле, не замечают приготовлений к агрессии, разворачивающихся открыто в Соединенных Штатах. Более того, они не услышали голоса президента Кеннеди, когда он проявил себя явно как агрессор на Кубе в Плайя Хирон. В отношении некоторых из них речь может идти только о слепоте, порожденной ненавистью к нашей Революции.

И используя это, всаживает бандерилью в хребет русского медведя:

— Мы хотим построить социализм, мы провозгласили себя входящими в группу неприсоединившихся стран. Потому что, кроме того, что мы являемся марксистами, неприсоединившиеся страны, как и мы, борются против империализма. Мы хотим мира, мы хотим построить лучшую жизнь для наших народов и для этого мы забываем, сколько провокаций могут сделать янки. Но мы знаем направление мыслей их правителей: они хотят, чтобы мы дорого заплатили за этот мир. Мы отвечаем, что его цена не может превысить границ разумного (…)

В своем гигантском неподражаемом ехидстве он не упускает возможности бросить камень в Южную Африку:

— На виду у всех наций мира осуществляется жестокая политика апартеида. Народы Африки не хотят терпеть, чтобы на их континенте продолжали признавать превосходство одной расы над другой и убивать во имя этого превосходства. Неужели Объединенные Нации не сделают ничего, чтобы этому помешать? (…)

Грубо оборвав резкую реакцию делегата Соединенных Штатов Адлаи Стевенсона, Че нацеливается в будущее, полностью самовыражаясь в этих словах:

— Я кубинец, и я также аргентинец, и если не обидятся сиятельные сеньоры Латинской Америки, я чувствую себя также патриотом любой страны Латинской Америки, и, когда понадобится, готов отдать свою жизнь за ее освобождение, никого ни о чем не прося, не злоупотребляя ничьим доверием и ничего не требуя взамен. (…)

Че один. Фидель не разделяет его недоверия по отношению к русскому брату. Теперь он знает, что судьба зовет его в другое место, в другую страну дорогую его сердцу Латинскую Америку. Некоторым близким он признается, что особенно его привлекает Бразилия. В эту минуту он ходит пешком мимо небоскребов, думая, что каждый из этих небоскребов дает приют количеству людей, равному маленькому кубинскому городу, на волне долларов, которые не перестают течь от одного к другому.

На телевидении в рамках передачи «Лицо нации» его интервьюируют Тэд Челк из Нью-Йорк Таймс и звезды-журналисты Си-би-эс Поль Нивен и Ричард С. Оттелет. Они забрасывают его вопросами о китайско-советской полемике, о непонимании, существующем между дореволюционными коммунистами и большинством руководителей Движения 26 июля. Он избегает распространяться о несогласиях с Москвой, чтобы еще больше не усложнять жизнь Кастро. Он заключает свою речь весьма задиристо: