Владимир Коротких - Черная заря

• Название: Черная заря
• Автор: Владимир Коротких
• Издательство: Эксмо
• Жанр: О войне
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-32490-3

Необстрелянный солдат на войне — загадка. Никто, даже он сам, не может предугадать, как поведет себя под пулями. А необстрелянный офицер — это загадка вдвойне. Как он проявит себя в первом бою? Хватит ли воли, храбрости и самообладания? Эти мысли не дают покоя старшему лейтенанту Андрею Ласточкину, попавшему в огненное пекло Афгана. Он не знает, что будет завтра. Пока перед ним полная неизвестность и взвод восемнадцатилетних салажат. И одна команда — вперед…

---

Вертолет, сделав последний заход, расстрелял ракетами своего подбитого, лежащего на земле собрата и вернулся, приземлившись недалеко от них, рядом с дорогой.

Рукавицына быстро перенесли в вертолет. Андрей стоял рядом с открытой дверью вертолета. Из других бэтээров на плащ-палатках несли двоих солдат. По их укрытым лицам Андрей понял, что это убитые. К вертолету медленно подошли Артист и Орешин.

— Кого?! — спросил у них Андрей, глядя на завернутые тела.

— Один — стрелок из вертолета, другой наш, из второго отделения — Ваня Рощупкин, — ответил Орешин, из глаз которого лились слезы.

Андрей обратил внимание на его обожженные кисти рук, каждая из которых представляла собой большой кровяной пузырь.

Орешин пояснил:

— Пока Артиста вытаскивал, обжегся. Ох, пекут сильно! — он замахал руками из стороны в сторону.

Артист стоял рядом, прислонившись к вертолету, и молчал, отрешенно глядя вдаль. Вокруг его правого глаза был огромный кровоподтек от удара о прицел во время взрыва. Глаз налился кровью, но был цел.

— Артист контуженный, плохо соображает и не слышит ничего. Нас с ним тоже в госпиталь забирают, — сказал Орешин.

Артисту, который слабо держался на ногах, помогли влезть в вертолет. Орешин, посмотрев на Андрея перед посадкой, сказал:

— Мы старались, товарищ старший лейтенант, вроде нормально получилось.

Андрей крепко обнял его:

— Лечитесь, Сережа, лечитесь. Спасибо вам. Пишите, как у вас сложится.

Подошли двое вертолетчиков в испачканных кровью светло-голубых спецовках. Одного из них, с сильно разбитым окровавленным лицом, вели под руки два солдата. Другой, подойдя к Андрею, молча продолжавшему стоять у двери, негромко сказал:

— Спасибо тебе, парень. — Потом, крепко сжав ему ладонь обеими руками, повторил: — Спасибо! — И влез в вертолет, захлопнув дверь.

Лопасти вертолета ускорили вращение, он медленно оторвался и полетел низко над землей, набирая высоту, постепенно уменьшаясь в размерах, скоро растворившись в красной полосе заката.

Андрей обернулся и увидел стоявшего неподалеку Барсегяна, дававшего указания солдатам. Он поправил форму, промокшую от крови раненого бойца, и, подойдя к нему, доложил о выполнении задачи.

Барсегян, выслушав доклад, ответил:

— Вольно! Отойдем немного.

Они отошли в сторону. Барсегян, глядя на кишлак, продолжил:

— Считаю, задача выполнена успешно. Честно говоря, когда услышал в эфире твои команды и понял, что духов много, то подумал… — Он махнул рукой.

— Вы вовремя подъехали, а то неизвестно, как еще обернулось бы. — Андрей закурил.

— Ладно, соберись, командир. А ты что, думал, обойдется? Духи разбегутся? Это не условный противник на учениях. Нам здесь жизнь учения устраивает и оценки выставляет, жаль только, кровью пишет. К тебе претензий нет, правильно все сделал. БТР я тебе на позицию пока из другого взвода оставляю с водителем и стрелком. Завтра в четырнадцать часов с письменным рапортом будь у меня. А лучше просто приезжай, у меня напишешь. — Барсегян покачал головой и добавил: — Видишь, как сразу все навалилось, без передышки. Ладно, завтра жду. Давай, по машинам.

Колонна из четырех бэтээров отправилась к позициям.

Два бэтээра остановились у первого отделения, а Барсегян проследовал дальше.

Андрей приказал построиться всему личному составу, а сам отозвал в сторону Булавина и спросил:

— Как погиб Рощупкин?

Булавин глубоко вздохнул:

— Уже к вертолету почти подошли, он упал и крикнуть не успел. Пуля в грудь попала, а из спины вышла. На выходе с кулак мяса с ребрами выдрала.

Став перед строем, Андрей снял с головы панаму. Ему еще не доводилось произносить подобной речи. Речи не просто в память об умершем, а о смерти его солдата, в причастности к которой, хотя бы и косвенно, он все равно винил и себя.

— Товарищи солдаты, сегодня наш взвод выполнил поставленную задачу по спасению экипажа подбитого вертолета. Во время выполнения боевой задачи взвод понес потери: смертью храбрых пал рядовой Рощупкин, ранен рядовой Рукавицын, контужен рядовой Дудкин, получил ожоги рядовой Орешин. Потерян БТР первого отделения. Я не успел хорошо узнать Ивана Рощупкина и не был знаком со стрелком вертолета, также павшим в этом бою, но знаю, что они были хорошими мужиками и настоящими солдатами! Вечная им память в наших сердцах! Выражаю вам благодарность за проявленное мужество и умение воевать. Буду ходатайствовать перед вышестоящим командованием о награждении вас боевыми наградами!

Он замолк и на мгновенье опустил глаза, стараясь сдержать подступивший к горлу комок. Быстро уняв волнение, он снова посмотрел на солдат. В строю стояли именно пацаны и молча смотрели на него, сочувствуя и сопереживая их общую беду. Смотрели на него, как на человека более опытного, которому они доверяли командовать собой, а значит, и распоряжаться их жизнями, понимая его нелегкое бремя.

— Теперь вы возвращаетесь на позиции для несения службы по охране дороги в прежнем штатном режиме. У нас нет сейчас возможности на полноценный отдых. Это наша служба, для исполнения которой мы с вами принимали присягу. Булавин, командуй своим!

Второе отделение, погрузившись в БТР, отправилось на свою позицию.

Подошел Шестак, оставленный охранять позицию с другим бойцом. Они присели на бруствер.

— Извините, товарищ старший лейтенант, за мою дурацкую обиду, что к духам не взяли. Я тогда подумал, что ж, я теперь постоянно позицию охранять буду, что ли, как завхоз? Обидно сделалось.

— Ладно, пустяк, брось, — ответил Андрей. — Подумай лучше, как нам сегодня личному составу дать передохнуть. Народ на нервах.

— Придумаем, — махнул рукой Шестак. — Смену на пару человек сократим. Ночь между всеми пополам поделим. Там ужин дожидается, поесть надо.

— Ты бойцов накорми, а я потом. — Андрей закурил.

Шестак ушел, но скоро вернулся.

— Все отказались. Так ноги протянут от тоски. Нельзя так, товарищ старший лейтенант. У каждого своя судьбинушка. Что тут поделаешь?

Андрей не ответил. Он продолжал курить, глядя на дорогу. Потом, затушив сигарету, задумчиво произнес:

— Да какая там судьба? Обстоятельства так сложились.

— Нет, — покачал головой Шестак, снова присаживаясь рядом. — Я думал вот, думал, точно есть судьба.

— И что надумал?

— Я думаю, что судьба, как мозаика. Помните, в детстве собирали из разноцветных пластмассовых квадратиков? Те квадратики надо было уложить в размерах дощечки, с рамочкой по краям.

— Помню, собирали, и что?

— Ну, вот и получается. — Шестак закурил и поднял голову к небу, глядя на первые, проявляющиеся на еще светлом небосклоне, звезды. — Каждого из нас перед рождением подводят к двум горкам. В одной дощечки для укладки мозаики, а в другой мешочки с квадратиками. Вот и выбирай свою судьбу сам — бери дощечку и тяни мешочек. Мы все и вытянули. Но редко бывает, чтобы количество квадратиков совпало с площадью дощечки. Одному не хватило квадратиков на всю доску — мается человек, живет пустой жизнью, пьет, сам в петлю лезет, смерти просит. Другому с избытком квадратиков досталось, а класть уже некуда — вот, значит, и пора, молодец, все выполнил, отдыхай, ожидай, когда снова к горкам позовут. После смерти его квадратики не пропадают, а тем бедолагам могут достаться, но только если они сами захотят взять их. Начнут стремиться к жизни, тогда боженька, может, им и досыплет. Вот такая моя теория. Значит, кто из ребяток наших погиб, нам, когда жизнь пустой покажется, свои квадратики и перебросит, только захотеть надо сильно.

Шестак бросил сигарету и придавил ее носком сапога.

— Я окончательно в судьбу еще в прошлом году поверил, — снова заговорил он. — Лежим, значит, мы в середине февраля в жидкой грязюке, одни головы торчат. Связист с катушкой кабеля и мы трое. Послали нас с ним связь восстанавливать. Духи кабель перерезали и засаду в этом месте устроили. Долго лежим, отстреливаемся. Туман, дождь. Руки и ноги уже сводит, а деться некуда, хоронимся в колее, где техника ходила. Ползаем, как опарыши. Наши далеко, да и стрельба везде идет, кто про нас вспомнит? По моим расчетам, нам уже оставалось недолго ползать. Патроны скоро кончатся. Счас, думаю, к ним подмога подойдет, и привет родне. Гранату под брюхом на всякий случай пристроил, чтоб из этой ситуации, в случае чего, без лишних задержек катапультироваться. Чувствую, доска-то моя кончается, а квадратиков еще как грязи — полные штаны. В общем, в башке моей уже сами собой стали заветы к потомкам складываться. Жаль, записать никакой возможности не было, такая речь получилась бы! — Шестак засмеялся и продолжил: — Лежу и думаю, вот еще и туман, хотя бы небо синее напоследок увидать. И тут на тебе! Из тумана в нашу сторону два танка едут! Духи сразу ходу дали. Танкисты потом рассказывали, что стрельбы они не слыхали и нас с духами не видели. Заблудились они, от своих приотстали, вот и поперлись дорогу наугад искать. Говорили, что нас по ошибке чуть не постреляли, когда мы из грязи у них на пути выскочили, как лешие. Что-то ведь заставило их заблудиться и не пальнуть по нам!