Юрий Корнилов - Горячее сердце

• Название: Горячее сердце
• Автор: Юрий Корнилов
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1987

В этой книге свердловские писатели рассказывают об уральских чекистах, о их героическом пути, самоотверженной борьбе с контрреволюцией, о чекистских традициях, заложенных B. И. Лениным и Ф. Э. Дзержинским и передаваемых из поколения в поколение.

Художественно-документальные повести созданы на основе реальных событий. Некоторые фамилии и названия отдельных населенных пунктов изменены.

Книга посвящается 70-летию советских органов государственной безопасности.

---

Ногин невесело усмехнулся, вспомнив, как упрекал его Матсон:

— Ты бы физкультурой занялся, ну хотя бы к врачам за какими-нибудь таблетками обратился. А то приходится в твоей аттестации писать: «Чекист сильный, но болезненный и усталый!» — И добавил: — Вы что, все сговорились: не следить за своим здоровьем? Работа на износ полезна нашим врагам, она не всегда дает желаемые результаты. Я вам поручал подумать о здоровье чекистов, ускорить строительство нашего городка, а вы о себе не можете позаботиться! Лишь о других. Но нам нужны начальники здоровые.

Ногин тогда только развел руками:

— Буду физзарядкой по утрам заниматься.

В дверь постучали. Ногин одернул гимнастерку, поправил сползшие очки.

В кабинет шагнул Добош:

— Разрешите?

— Конечно, конечно. Я вас жду, Иосиф Альбертович. Как Свердловск после возвращения из Перми?

— Долго ли я был в отъезде, а вернулся — и около моего квартала все перерыто. Ввысь строимся. Еще бы нам раздольную Каму в Свердловск перенести! Не хватает нам большой реки, — Добош с удовольствием ответил на рукопожатие.

— Каму нам в Свердловск не перенести, а вот ваш пермский товарищ, как мне сообщили, уже успешно действует в Свердловске.

— Разрешите доложить, — Добош вытянулся, старая армейская привычка не исчезла. — Карат удачно устроился на работу в систему Союззолота. Все идет по нашему плану. Карат — молодчина. Действует по обстоятельствам. Проявил выдумку, инициативу. Сам Карат на связь не выходит. Связь держит его помощник. Через продуктовый магазин, неподалеку от квартиры Карата. В магазине — наш сотрудник… Есть первые результаты. Карат попросил немедленно собрать все сведения о техническом директоре Уралплатины Доменове, проверить его прошлое. Сотрудники за полмесяца проделали колоссальную работу. Я принес материалы о Доменове.

— Посмотрим, почему Карат первым назвал Доменова. Карат — опытный чекист и редко ошибается. Да вы садитесь, Иосиф Альбертович, судя по папке, разговор у нас получится долгим.

— Материалов много, — Добош протянул папку.

Ногин прочитал вслух:

— Доменов Вячеслав Александрович, 48 лет, русский. Из крестьян Уфимской губернии, Златоустовского уезда, Кусинской волости. Женат. Беспартийный. Бывший меньшевик. Образование среднее…

— Сейчас уже высшее. Недавно защитил диплом в Ленинградском горном, — внес поправку Добош. — Чарин ему помог. У него там все знакомые…

— Тогда напишем, — Ногин взял ручку, — «образование высшее»… Пойдем дальше… Химик. Член правления и технический директор Уралплатины…

Добош воспользовался паузой:

— Там характеристики, которые дали коллеги Доменова. Вы перелистните их. Они не так важны. Прочитайте, что пишет Доменов о себе. Это копия с автобиографии из «Личного дела».

Ногин пробежал глазами: «Отец заведовал всеми магазинами, принадлежащими Кусинскому казенному заводу…» — и не выдержал:

— Ничего себе «из крестьян»! Он же из чиновников…

— Из бедных чиновников-служащих, — уточнил Добош.

— Вижу… Доменов пишет, что жили «довольно бедно». Но это же не означает, что совсем бедно. Видите, Доменов уточняет: «Отец получал 52 рубля в месяц, а с 1894 года захворал и получил пенсию 14 рублей в месяц. На жалованье жило нас 5 человек. Я кончал училище, а в 1895 году окончил Златоустовскую городскую школу, поступил письмоводителем к земскому начальнику Кусинского поселка, получал 8 рублей жалованья. Потом был счетоводом в заводской конторе (10 рублей). В 1896 году уехал учиться в Уральское горное училище в Екатеринбург. Учился на казенный счет. Семье не помогал. Семья жила на 7 рублей, т. к. в 1896 году умер отец, а пенсии выплачивали только 7 рублей». — Ногин прервал чтение: — Удивительно подробно он пишет о каждом рубле. Все начало биографии состоит из рублей. Видно, деньги занимают важное место в его жизни. Или жалость хочет вызвать к себе?

Добош уже изучил собранные материалы:

— Это, Оскар Янович, попытка показать, почему он занялся революционной деятельностью. — Добош прикрыл глаза и, словно выученный урок, продолжил биографию Доменова: — В 1897 году примкнул к кружку, которым руководил Ф. Ф. Сыромолотов, он также учился в горном училище, но старше на два курса. В кружке читали марксистскую литературу… — Добош споткнулся: — Нет, не так… «Марксистские книжки без всякой системы»…

— Память у вас, Иосиф Альбертович, — позавидуешь! И все же вы не зря ошиблись… Вы уважительно сказали: «марксистскую литературу», а у Доменова написано легкомысленно, если не презрительно: «марксистские книжки»… Это существенная деталь. — Ногин провел пальцем по странице: — Где я остановился… Нашел… «В декабре 1898 года я ушел из училища, так как хотел активно работать в подпольной типографии. Типография помещалась на Мариинском прииске, в шести-семи верстах от станции Бишкуль Самаро-Златоустовской железной дороги. Через некоторое время перенесена в деревню Верхние Караси, так как на Мариинском прииске нам грозил провал. Проработал в типографии 31/2 месяца и успел с двумя товарищами — Марией Гессен и Кудриным — выпустить книгу «Пролетарская борьба».

Типография была перевезена мной на Кусинский завод, но седьмого июня 1899 года я был арестован и просидел в Златоустовской тюрьме около года и шести месяцев. После чего был выслан под гласный надзор в город Челябинск на 5 лет»… На пять лет — под гласный надзор? Что-то слишком долгий срок? — засомневался Ногин.

— Здесь он не точен, — пояснил Добош, — я поднял документы суда: Гессен и Кудрин сосланы на пять лет в Сибирь, а Доменову и Кремлеву — гласный надзор на три года.

— Ясно, — Ногин перелистнул страницу. — Так-так… Значит, с разрешения челябинских властей уехал на Кочкарские прииски, где работал его товарищ Савватеев… Почему же ему разрешили уехать? К тому же он так хорошо устроился… Под гласным-то надзором. Вот видите, он пишет: «Принят помощником химика на Михайловский прииск»… — Ногин пробежал глазами несколько строк, присвистнул: — Да он сам отвечает на этот вопрос и указывает две причины. Первая. «Сидя в Златоустовской тюрьме среди уголовников, так как отдельных камер для политических не было, меня страшно давила обстановка. Моя вера во все хорошее в людях пропала, появились мысли: «Зачем мы боремся, если люди носят в своих душах столько грязи?» Я отождествлял уголовный элемент со всеми людьми…» Вторая причина. «Семья жила плохо, надо было заботиться о ее пропитании. Хотел учиться. Превратился в обывателя и думал только о своем личном благополучии. На Кочкарских приисках заведовал цианисто-эффельным заводом и одно время заведовал хлорационным заводом на Воскресном прииске. Больше всего общался на Кочкарских приисках с директором — бароном Фитенгофом и главным химиком Борисом Михайловичем Порватовым…»

Ногин поднял глаза на Добоша:

— Вот так фортель! От революционера да к барону! Но барон-то и главный химик почему так быстро приблизили к себе находящегося под гласным надзором?

— Думаю, что по просьбе жандармерии, — ответил Добош.

— Почему вы пришли к такому выводу, Иосиф Альбертович?

— Если вы полностью ознакомитесь с делом Доменова, вернее, пока с собранными материалами о Доменове, вы поймете меня.

Ногин протер очки:

— Удивительно откровенно и подробно пишет о себе Доменов… Начинает казаться, что он это делал специально, чтобы ему лишних вопросов не задавали. Защитная реакция. Хорошо продуманный ход…

Добош обронил:

— И я подумал о том же, когда читал материалы.

Ногин молча прочитал полстраницы, а затем удивленно поднял брови:

— Сколько он уделяет места личным отношениям с Порватовым! Опять словно хочет подчеркнуть: «Смотрите, какой я хороший!» Послушайте, что он пишет: «Занял в 1909 году место Порватова, с которым был в близких отношениях. Порватов уехал на Ольховские прииски Иваницкого и был назначен главуправляющим. С Порватовым у меня сохранились дружеские отношения, связи, наши встречи носили семейный характер, так как…» — Ногин споткнулся на словах «так как»: — А этот канцелярский оборот — любимый у Доменова, сколько уже «так как» мы встречали в его биографии!.. «Так как, — продолжил чтение Ногин, — после развода Порватова со своей женой я в 1910 году женился на ней. У него осталась дочь, и мы с женой и дочерью специально приезжали в Екатеринбург, чтобы встретиться с Порватовым, когда он проезжал через Урал…» Идиллия! И Порватов как родной, и дочка Порватова — родная… И это с человеком, у которого увел жену?

— А может быть, Порватов сам сплавил ему нелюбимую супругу? — предположил Добош.

— Возможно… Но посмотрите, как резко, без всяких переходов он уже пишет о другом: — Ногин, раздельно выговаривая слова, прочитал: — «В 1917 году сочувствовал большевикам. В это время заменял директора Кочкарских приисков Золотько, уехавшего в Екатеринбург. В декабре ко мне ночью явился член Совета рабочих депутатов Бородин, начальник милиции приисков, и предложил дать ему три пуда динамита, но, для какой цели, отказался сообщить, мотивируя тем, что это — военная тайна. Я отказал. Но Бородин пригрозил меня арестовать. Я струсил и распорядился отпустить со склада динамит. На второй день я был арестован по обвинению, что сознательно содействовал выдаче динамита Бородину, который в ту же ночь бежал к казачьим отрядам, находившимся в двадцати двух верстах от Качкара — в селенье Кособродское. Меня повезли в Троицк, чтобы судить. Но по дороге — в шести верстах от приисков — казаки меня отбили. В Кособродском пробыл два месяца. Твердо решил, что должен примкнуть к большевикам. Я написал в Качкар Совету рабочих депутатов заявление, получил разрешение вернуться и седьмого марта 1918 года удрал на лошади, которую мне подали с Кочкарских приисков…» — Ногин прервал чтение, услышав, как рассмеялся Добош. — Вы чего, Иосиф Альбертович?