Джонатан Филипс - Четвертый крестовый поход

• Название: Четвертый крестовый поход
• Автор: Джонатан Филипс
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-057043-0, 978-5-271-32054-5

Четвертый крестовый поход, снискавший печальную славу… Крестоносны захватили и разграбили Константинополь — и это стало началом конца Византийской империи.

Но что заставило "воинов Христовых" пойти на такое? Неприятие восточного православного христианства, которое они считали ересью?

Банальная жажда наживы?

А может, европейские рыцари оказались обычными жертвами шантажа давнего врага Византии — Венецианской республики?

Джонатан Филипс, опираясь в своей работе на множество документов, позволивших исследовать не только историю, но и предысторию Четвертого крестового похода, даст в своей книге весьма неожиданный ответ на эти вопросы.

---

Виллардуэн тоже считает объем трофеев значительным: «Жоффруа Виллардуэн заявляет, что, по его разумению, таких трофеев не получали ни в одном городе со времени сотворения мира».[575] Балдуин Фландрский пишет о «неисчислимом количестве лошадей, золота, серебра, шелковых тканей, драгоценных камней и всего того, что люди считают богатством. Несметное изобилие… каким едва ли обладает весь латинский мир».[576]

Однако очевидно, что не все добросовестно сдавали трофеи в общее пользование. Все сделанные заранее присяги указывали на то, что руководство крестового похода ожидало от воинов попыток утаить часть добычи для собственного пользования. Их опасения полностью оправдались. Столкнувшись с невероятными богатствами Константинополя, многие оказались не в силах расстаться с тем, что попало в их руки. Алчность, часто изображаемая священнослужителями в качестве одного их самых тяжких пороков рыцаря-крестоносца, крепко укоренилась в сердцах и умах уроженцев Запада. Искушаемые оказавшимися перед ними непомерными богатствами и пренебрегая угрозами казни или отлучения от церкви, крестоносцы укрывали огромные суммы денег. По некоторым оценкам укрытое составило около 500 000 марок[577], что превышает сумму, оказавшуюся в официальной сокровищнице.

Какова бы ни была стоимость добычи, ее было достаточно, чтобы выплатить первый транш по мартовскому договору. Другими словами, венецианцы получили причитавшиеся им 150 000 марок, а французы 50 000. Остальные 100 000 марок были разделены поровну, равно как и десять тысяч лошадей различных пород.

Деньги распределялись среди крестоносцев по строгой формуле: рыцарь получал в два раза больше конного оруженосца, который, в свою очередь, получал в два раза больше, чем простой пехотинец. В «Devastatio Constantinopolitana» приводятся подробные цифры, а именно: каждый рыцарь получил по двадцать марок, духовенство и конные оруженосцы — по десять, пехотинцы — по пять. Результат соответствует соотношению, которое приводит Виллардуэн: соединенная армия из войск Франции, Германии и Северной Италии численностью около десяти тысяч человек и примерно такое же количество венецианцев. Это составляет общую армию крестоносцев численностью примерно в двадцать тысяч. Примерно такая же цифра фигурирует и у Жоффруа.[578]

Виллардуэн был несколько разочарован размерами трофеев — хотя, как мы видели, значительная часть добычи так и не поступила в официальную сокровищницу. Но если он был сравнительно спокоен, то Робер де Клари находился в ярости. Все рядовые крестоносцы собственными глазами видели захватывающие дыхание сокровища Константинополя, и их ожидания личной доли были столь же высоки. Когда добыча была разделена, возникло закономерное недоверие. Нечестная игра была явной, и Робер обвиняет хранителей казны и руководство в присвоении богатств. Он ставит им в вину кражу золотых украшений и расшитых золотом шелковых одеяний. Для младших рыцарей и пехотинцев не осталось ничего, кроме простого серебра, всего лишь кувшинов, с которыми женщины ходят в баню, — жаловался он. Робер был уверен, что такая награда недостаточна для тех, кто жертвовал собой, участвуя в кампании, и намекал, что вождей еще ждут последствия такой несправедливости.[579]

В жалобах Робера есть немалая доля личной обиды — ведь его брат Алеме получил только десять марок как священнослужитель, хотя и оказался, возможно, самым отважным воином при штурме Константинополя. Алеме носил стальную кольчугу, у него была лошадь, как у рыцаря, и его военное искусство было очевидным. Он обратился к Гуго де Сен-Полю, чтобы получить причитающееся рыцарю, и граф вынес решение в его пользу. Гуго сам видел, что Алеме сделал больше, чем остальные триста рыцарей его отряда.[580]

Предпринимались попытки расследовать действия тех, кто утаивал ценные предметы для собственной выгоды. Виллардуэн замечает, что немало людей было повешено, включая одного из рыцарей Гуго де Сен-Поля, которого повесили со щитом на шее, чтобы возвестить всем о позоре, который он навлек на себя и свой род.[581]

Пока продолжалось разграбление Константинополя, лагерь крестоносцев кипел от разговоров, слухов и сплетен относительно выбора нового императора. Вся армия была созвана на общее собрание, где последовали долгие и яростные споры. Наконец, обсуждение свелось к двум самым очевидным кандидатурам: Бонифацию Монферратскому и Балдуину Фландрскому. Но выбор между ними оставался чрезвычайно сложным. Кроме того, нобли опасались, что проигравший уйдет из лагеря, забрав с собой своих воинов, что оставило бы победителя в опасном положении. Проводилась параллель с Первым крестовым походом, когда после избрания Годфрида Бульонского правителем Иерусалима его соперник Раймонд де Сен-Жиль был оскорблен настолько, что подбил многих воинов покинуть Годфрида. В результате почти не осталось рыцарей, способных сплотить едва возникшее государство. Считалось, что Иерусалим устоял тогда только благодаря божьему заступничеству. Чтобы не повторить тех событий, в 1204 году руководство похода постановило наградить проигравшего кандидата землями такой цены, чтобы ему захотелось остаться здесь. Эту мысль поддержали все, включая обоих кандидатов.

Только венецианский дож по-прежнему беспокоился о возможной опасности в случае резкой реакции проигравшего. Он посоветовал освободить императорские дворцы, занятые Бонифацием и Балдуином, и поставить к зданиям обычную охрану, утверждая, что избранный император сможет занять понравившееся ему помещение. Иначе говоря, дож считал, что у проигравшего кандидата может не возникнуть желания вернуть свою резиденцию — и тогда у него в руках окажется серьезная база для попытки силой воспрепятствовать конкуренту. Оба кандидата согласились на это предложение, и процесс выборов продолжался мирно.

Основной проблемой, с которой столкнулись французские, германские и итальянские крестоносцы, был выбор шестерых достойных выборщиков-электоров, как того требовал мартовский договор. Поскольку оба кандидата были из одной группировки, то один выборщик мог склонить процесс в нужную сторону. Робер де Клари сообщает, что каждый из кандидатов старался ввести в шестерку собственных представителей. В течение нескольких дней шло интенсивное обсуждение. Наконец было решено избрать шесть священников, с расчетом на то, что они не окажутся вовлечены в политические интриги. Сам Балдуин писал: «Все приверженности были оставлены».[582]Выбранными духовными лицами стали епископы Суассона, Альберштадта и Труа, а также епископ Вифлеемский (новый папский легат), епископ Акры и настоятель из Люцедио, что в Северной Италии.

То, что в группе электоров собрались только достойные, не подлежит сомнению. Менее очевиден вопрос о склонностях ее членов. Петер из Люцедио сопровождал Бонифация в Суассон, где тот принял крест, Конрад Альберштадтский был сторонником сюзерена Бонифация, Филиппа Швабского. Иоанн Ноэнский, избранный епископом Акры, был канцлером Балдуина Фландрского.

Венецианцы применили другой способ подбора электоров. Хорошо знакомый с функционированием правительственных комитетов и советов, дож организовал особый процесс. Дандоло выбрал четырех доверенных людей и привел их к присяге на святынях, что они изберут шестерых самых достойных кандидатов. Как только определялся электор, он выходил из толпы и отправлялся в церковь, где должен был дожидаться встречи венецианцев с остальными крестоносцами, обязуясь ни с кем не разговаривать.

Решающее собрание происходило в церкви дворца, занятого самим дожем. Был отслужен молебен, чтобы снискать божественного благословения грядущему обсуждению. Двери церкви были закрыты, и началось рассмотрение кандидатов. Не сохранилось свидетельств очевидцев этого события, поэтому детали совещания остались тайной. Во дворце собрались взволнованные сторонники двух кандидатов. Собрание выносило решение чрезвычайной важности. Возведение человека в ранг императора, получающего положение, богатство и земли, требовало огромной ответственности. Кроме того, католический император весьма расширял земли, находящиеся под властью папы римского.

Совет заседал до глубокой ночи 9 мая, пока не был сделан выбор — согласно свидетельству Виллардуэна, единогласный. Епископ Нивело Суассонский был избран для оглашения решения. Все собрались в главном зале. Когда епископ выступил вперед, напряжение стало осязаемым. Кто из двоих получит императорскую корону? Дымок свечей и кадильниц медленно поднимался вверх, а сотни глаз застыли на Нивело. Люди толпились вокруг, желая видеть и слышать. Он выдержал паузу и заговорил:

«Господа, общим согласием всех вас мы были собраны, чтобы сделать выбор. Мы избрали того, кого знаем как человека достойного, способного управлять и действовать согласно закону, человека благородного, представителя высокого рода. Все вы поклялись, что примете человека, избранного нами, и если кто-либо осмелится оспорить его выбор, вы поддержите его. Мы называем его имя. Это Болдуин, граф Фландрский».[583]