Сабина Кюглер - Ребенок джунглей: Реальные события

• Название: Ребенок джунглей: Реальные события
• Автор: Сабина Кюглер
• Издательство: Мой Мир ГмбХ & Ко. КГ
• Жанр: Природа и животные
• Год: 2003
• ISBN: 3-86605-335-5

Трогательная и захватывающая история о жизни автора и ее семьи в одном из диких племен Папуа—Новой Гвинеи. Проведя в джунглях Океании детство и юность и вернувшись в «лоно цивилизации», она осознала, сколько опасностей таят в себе «каменные джунгли». И насколько счастлива она была там, в племени фаю, где черное всегда черное, а белое — только белое, где нет лжи и предательства, где все кажется намного проще и яснее и всегда знаешь, чего ожидать.

---

Но мы с Юдин любили об этом поговорить. И когда я в очередной раз что-то сказала ей на эту тему, она, смеясь, ответила: «С нами они все равно не смогли бы жить. Мы не умеем ни саго добывать, ни рыбу ловить, ни сети плести. А им нужна такая жена. Да и, Сабина, неужели ты останешься сидеть у костра, когда муж пойдет на охоту?»

Тогда я тоже смеялась, представляя себя белой женой воина фаю. А вот сейчас, заглядывая в свою душу, я уже не так категорична в суждениях. Быть может, я бы смогла влиться в их жизнь, постепенно став членом племени. Я все чаще думаю, что мне, наверное, было бы лете устроить свою взрослую жизнь в джунглях. В любом случае там мне жить было бы проще, чем в Европе.

Но в то время я об этом не задумывалась. Я просто была рада, что снова живу там, где были все мои помыслы.

Иногда по вечерам мы сидели у костра, озаряемые лучами заходящего солнца. Здесь было прохладнее, чем внизу, у реки. Легкий ветерок обдувал наши лица, на горизонте сверкали молнии, хотя над нами темнело чистое звездное небо. Юноши рассказывали свои истории, в основном об охоте и женщинах. Я не переставала удивляться: мужчины везде оставались мужчинами. Например, Бебе утверждал, что возьмет себе жену только с большой грудью. При этом он вставал и жестами показывал желаемый размер.

— Бебе, — смеялась я, — груди такого размера не бывают у фаю!

— А у вас? — заинтересованно спрашивал он.

— Бывают. Но они не настоящие.

— Не настоящие? — На лице у юноши появилось замешательство. Все смотрели на меня. Я уже пожалела о том, что сказала. Объяснять было слишком сложно.

— Забудьте, — отвечала я.

За время нашего отсутствия произошли большие перемены. Базы Данау Бира больше не существовало. В джунглях осталось очень мало семей, и база потеряла практический смысл. Теперь мы курсировали между деревней фаю и Джаяпурой, где снимали дом. В столице тем временем появилась новая школа, в которую мы ходили вместе с другими белыми детьми, выросшими в Западном Папуа. Таким образом все больше времени мы проводили в городе, и только во время каникул возвращались к родителям и фаю. Джаяпура стала для нас своеобразным переходным мостиком от древних джунглей к цивилизации.

Но как-то раз, незадолго до окончания каникул, я вдруг ясно ощутила, как глубоко во мне засело это состояние — между джунглями и цивилизацией. И стало моей проблемой.

Мама с Кристианом и Юдит уже уехали в город, а мы с папой наслаждались последними днями с фаю. Отец предложил сплавать вверх по реке. Я с радостью согласилась, и мы отправились в племя сефоиди. Спустились вниз с холма, перешли болото и сели в лодку, где нас уже ждал Туаре.

Погода была прекрасная, солнце светило, все вокруг благоухало. Мамы рядом не было, и Туаре протянул мне стебель сахарного тростника. Мы зубами сорвали с него жесткую кожуру и принялись высасывать сладкий сок. Сок стекал по рукам, мы все уже были в сладкой пленке. Но чтобы вымыться, достаточно было всего лишь прыгнуть в воду. Мотор жужжал, деревья склонялись к воде. И на меня вдруг снизошел потрясающий покой, который последнее время я ощущала все реже. Джунгли оставались моей родиной, магическим местом, от которого я постепенно отдалялась. Но так захотелось удержать его!

Я уже не знала, кто я и где мой дом. Время, проведенное на Западе, сильно изменило меня. Я разрывалась между двумя желаниями жить в джунглях и стать современной девушкой.

Туаре вывел меня из задумчивости. Он показал на огромное дерево на берегу. Присмотревшись повнимательнее, я увидела на ветвях тысячи черных точек.

— Помнишь? Они тебе тогда не понравились... — сказал Туаре.

— Ах, да, да! — ответила я скорее себе, чем ему.

Точки задвигались, и через минуту небо закрыла туча летучих мышей. Я смотрела на них и снова спрашивала себя, зачем мучиться напрасными переживаниями. У меня есть родина, есть дом, есть семья. Что со мной случится?

Через пару дней пора было отправляться в Джаяпуру. Каникулы закончились.

В следующую встречу с фаю у меня возникло странное чувство. Все мои друзья были со мной. Они радовались, что я приехала, но уже понимали, что что-то не так. И не знали, как им себя вести. И я тоже этого не знала. Просто решила на время подавить в себе это постепенно усиливавшееся чувство внутреннего противоречия. Я постаралась провести это время будто и не уезжала никуда. Пусть детское счастье продлится хотя бы еще немножко...

Младенец без имени

Теперь, когда я уже осознала, что не являюсь членом семьи фаю, в полной мере, я могла взглянуть на них как бы со стороны: оценить более критически традиции и обычаи фаю, которые я многие годы принимала как само собой разумеющееся.

Я договорилась с Фусаи, женой Накире, пойти на рыбалку. Она сплела сеть из коры деревьев, и мы пошли в джунгли. Среди подлеска пробивалась речушка. Фусаи спустилась в воду, разложила сеть, а через некоторое время она уже была полна добычи.

Когда мы вернулись в деревню, Туаре рассказал, что в наш дом пришла молодая пара с больным ребенком. Мамы не было, поэтому ждали меня. Я взяла ребенка на руки, это была девочка примерно двух месяцев от роду. У нее была высокая температура. Что же делать?

Я решила начать с самого простого: искупать ребенка, потому что девочка была вся в грязи.

Я налила в большой таз теплой воды. Но когда попыталась взять ребенка, отец воспротивился: он не понимал, что я собиралась делать с его дочкой. Я вспомнила, что фаю никогда не мыли своих детей; река была слишком холодной для этого.

— Я не причиню ей вреда, — попыталась объяснить я. — Наоборот, грязь очень вредна для маленьких.

Но он не соглашался:

— Это опасно.

Я всегда с удовольствием возилась с малышами своих друзей фаю (на снимке — с младшим сыном вождя Кологвои)

— Нет, — возразила я, — потрогай своей рукой.

Он опустил руку в воду, и на его лице отразилось

удивление, когда он почувствовал тепло. После долгих уговоров отец все же согласился, чтобы его ребенка искупали. Мать же с самого начала не возражала.

Фаю обступили меня и с интересом наблюдали за процессом. Я положила больного ребенка в воду; девочка сразу успокоилась. Было видно, что она наслаждалась теплом. За моей спиной раздавались вздохи «ух», «ах», — публика была в восторге.

Искупав ребенка, я завернула его в чистое полотенце и вернула матери. Спросила, есть ли у девочки имя.

— Нет, — ответили родители, — у нее же еще не прорезались зубы...

На следующее утро мать пришла к нам в дом, чтобы поблагодарить меня: у девочки спала температура, и она стала есть. Я весь день парила в небесах от счастья и заснула в прекрасном настроении

А утром проснулась от плача и скорбных песен. Я сразу догадалась, что случилось: ночью ребенок умер. Я сидела в постели и плакала. Почему я больше ничего не сделала? Я чувствовала себя беспомощной. Раньше, когда я была младше, то воспринимала смерть, с которой сталкивалась намного чаще, чем любой ребенок на Западе, как нечто естественное. Почему же теперь так тяжело?

Теперь-то я понимаю: уже тогда я мыслила по-западному. Я злилась на то, что не в моих силах оказалось изменить судьбу.

Я вышла на улицу. Мать девочки держала мертвого ребенка на руках, качала его и пела скорбную песнь. Весь день и всю ночь продолжалось оплакивание. Я заснула и проснулась под звуки печальных песен.

Траур длился трое суток. На третий день родители ребенка отправились в джунгли. Мы с Ори пошли за ними. Пришли на поляну, где отец умершей девочки уже построил хижину для погребения. Некоторое время назад фаю перестали оставлять тела гнить в собственных хижинах. Они стали понимать, что бактерии и насекомые, размножавшиеся в гниющем теле, очень опасны для новорожденных, да и взрослых людей. Теперь они строили погребальные хижины в джунглях. В землю вкапывались четыре столба, на них закреплялась платформа, на которую клали тело. Рядом с платформой в землю были воткнуты еще две длинные жерди. Ори пояснил, что они помогают духам найти мертвое тело.

Я смотрела, как мать укладывает тело на платформу. Рядом она положила единственное, что принадлежало ребенку, — полотенце, в которое я его завернула.

Слезы катились по моим щекам. Мне было очень плохо. Ори взял меня за руку и сказал: «Не грусти, маленькая сестра, я не оставлю тебя».

Я сжала его руку.

Отец очень удивился, что по ребенку скорбели так недолго.

Фаю объяснили, что этого ребенка еще никто не знал: «Мы не ходили с ним на охоту, не делили пищу и не разговаривали. У этого младенца даже зубов еще не было».

Продолжительность траура у фаю зависит от возраста умершего. Чем старше покойный, тем дольше скорбят. Когда умирает старик или вождь, плач порой продолжается неделями. Кости, оставшиеся после разложения тела, вешаются в хижинах. И их забирают с собой каждый раз, переезжая на новое место. Зачастую в хижине, куда я заходила в гости, мне гордо показывали черепа: «Это мой дядя, это дедушка, а вот это моя сестра...»