Евгений Габуния - На исходе ночи

• Название: На исходе ночи
• Автор: Евгений Габуния
• Издательство: Литература артистикэ
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1987

Заглавная повесть книги посвящена борьбе сотрудников органов госбезопасности с уголовно-политическими антисоветскими бандами, действовавшими в Молдавии в первые послевоенные годы. В своей работе автор использовал материалы из архива КГБ МССР, а также беседы с чекистами — непосредственными участниками событий.

Повести «Когда цепь замыкается» и «Ангел пустыни», а также рассказ «Талон к врачу» посвящены ответственной, полной опасности деятельности работников милиции. Обе повести отмечены дипломами на Всесоюзных литературных конкурсах MBД СССР и Союза писателей СССР.

Свои впечатления от поездок со Англии и Испании Евг. Габуния отразил в путевых заметках.

---

Прямое, как стрела, шоссе, ведет от Мадрида на юг, разрезая надвое Кастильское плоскогорье. В пейзаже преобладают серый и зеленый цвета и еще цвет охры — излюбленные краски Эль Греко. В город великого художника, легендарный Толедо, мы и держим путь. Пологий подъем — и автобус останавливается у самого края обрывистого скалистого берега Тахо. Там, за рекой, на холме в беспорядке раскиданы дома, над которыми доминирует громада дворца Алькасар. Позже, когда я увидел в доме Эль Греко его картину «Вид Толедо», то понял, что художник именно отсюда, с этой точки, увековечил свой город. Лента реки здесь делает крутой изгиб, почти целиком окружая холм, создавая иллюзию острова. Однако откуда взяться острову в самом сердце Кастильи, посреди суровой, выжженной земли? Но Толедо — действительно остров. Остров старины, средневековья, в котором, кажется, остановилось время. Когда бродишь не спеша по его узким, таинственным улочкам, любуешься ажурными воротами, увешанными щитами и арбалетами, поднимаешься по деревянным ступеням дома Эль Греко, то город постепенно берет тебя в плен. Толедо обладает какой-то таинственной магией, только ему присущим очарованием, это самый испанский из всех городов, в которых пришлось побывать. И в то же время здесь сохранились следы и других эпох. Военное сооружение, воздвигнутое вестготами…. Мост через Тахо, «сработанный еще рабами Рима…» Синагога — одна из древнейших в Европе…

Центр города — площадь Сокодавер. Немного воображения — и уже видишь торжественную процессию монахов в зловещих черных одеждах. Жарко пылают факелы, колышется хоругвь с вытканными золотом королевским гербом, крестом и мечом — эмблемами святой инквизиции. Скованные ужасом, с трудом переставляя ноги, позади монахов бредут обреченные — в высоких шутовских колпаках, грубых желтых рубахах. Толпа, до предела заполнившая площадь, затаила дыхание. Оглашается акт веры — приговор святой инквизиции. Палач зажигает костер. Жадные языки пламени все ближе, все неумолимее подкрадываются к несчастным. Площадь оглашается душераздирающими воплями горящих заживо еретиков. Толпа, содрогаясь и замирая от ужаса, пожирает глазами жуткое зрелище — аутодафе.

Так шпионила повсюду
Инквизиция. Над каждым,
Словно страшный рок зловещий,
Тяготела. Нужно было
Лицемерить. Даже с другом.
Было страшно поделиться
Вольной мыслью или шуткой.
Даже шепотом боялись
Слово вымолвить… Но только
Эта вечная угроза
Придавала серой жизни
Прелесть остроты. Испанцы
Инквизиции лишиться
Вовсе не хотели, ибо
Им она давала бога.
Правда, бог тот был всеобщим,
Но особенно — испанским.
И они с упрямой верой,
Тупо, истово, покорно
За нее держались так же,
Как за своего монарха.

Лион Фейхтвангер. «ГОЙЯ»

Могущество тайного судилища инквизиторов было так велико, что его жертвой стал даже Бартоломе Карранса, архиепископ Толедский. Дела давно минувших дней?.. Нет. Палачи Франко возродили мрачную славу инквизиции, подвергая в застенках жестоким пыткам противников фашистского режима.

Мы покидали Толедо, город, над которым не властно время, под вечер. Причудливые длинные тени дворцов, соборов и замков делали его еще таинственнее и романтичнее.

Жемчужина Испании

После державного величия Мадрида с его изменчивой, дождливой и ветреной погодой, после сурового и гордого Толедо Севилья ослепила ярким солнцем, белыми и розовыми домами, улицами, обсаженными стройными пальмами и апельсиновыми деревьями, усыпанными оранжевыми плодами. Есть в этом южном городе какая-то легкость, артистичность, он, словно шампанское, пьянит легко и радостно.

Ни с одним испанским городом не связано столько легенд, как с Севильей. На каждом шагу вас поджидают знакомые неожиданности. Идем по широкой, вполне современного вида улице мимо двухэтажного, выкрашенного в бежевый цвет, строения. Обычное, ничем, в общем, не примечательное здание в стиле барокко. Да разве барокко в Испании кого-нибудь удивишь? Так и прошли бы мимо, если бы не слова гида. Оказывается, именно здесь находилась табачная фабрика, где по воле воображения Проспера Мериме свертывала сигары своенравная красавица Кармен. Возле вот этих ворот стоял на карауле ефрейтор Хосе, охраняя женщин от пылких испанских мужчин. Пока я восстанавливал в памяти историю их трагической любви, из ворот выпорхнула веселая стайка девушек. Они даже не взглянули в сторону иностранцев и промелькнули, громко постукивая каблучками, независимые, стройные, красотки, современные Карменситы в джинсах или мини-юбках. «Студентки, — пояснил гид, — сейчас здесь один из факультетов Севильского университета».

Узкая улочка, причудливо извиваясь в каменном ущелье, ползет вверх. Улочка так и называется — Ла Сьерпе — Змеиная. По ней вел в тюрьму, но так и не привел арестованную Кармен ефрейтор Хосе. Здесь, в этом древнем квартале Макарена Севилья предстает в своем, так сказать, чистом виде, воспетая и прославленная Пушкиным и Мериме, Бизе и Россини, Бомарше и Мурильо… Порой кажется, что перед тобой не город, а огромная роскошная оперная декорация: так неправдоподобно, сказочно живописны старинные улочки, белые дома, увитые зеленым плющом, уютные внутренние дворики — патио, кованые фонари, ажурные решетки балконов. И я бы не удивился, если бы на балкон вышла, кутаясь в мантилью, прекрасная донна, чтобы благосклонно выслушать серенаду благородного идальго: «Я здесь, Инезилья, стою под окном, объята Севилья и мраком и сном…» Увы, времена прекрасных дам и благородных рыцарей давно прошли, даже здесь, в сердце романтической Севильи, где «ночной зефир струит эфир, шумит, бежит Гвадалквивир», где даже сами названия улиц дышат экзотической стариной: Вида (Жизнь), Агуа (Вода), Глория (Слава), Атауд (Гроб), Хамердана (Потрошенная)… Поначалу даже не верится, что здесь вообще обитают люди. Но стоит присмотреться, и понимаешь, что обитатели этих «оперных» домиков, простые севильцы, живут своей, вполне современной жизнью с ее радостями и печалями, заботами и тревогами. Экзотика, столь милая сердцу туриста, для них оборачивается другой стороной: отсутствием в старых домах коммунальных удобств. Дворов, а тем более детских площадок, здесь нет, ребятишки гоняют мяч прямо посреди улицы.

Из квартала Макарена хорошо просматриваются каменные кружева порталов, башен и башенок кафедрального собора — самого большого в Испании. Мне довелось повидать немало храмов, в том числе и те, что превзошли своими размерами Севильский — святого Петра в Ватикане и святого Павла в Лондоне, и потому собор запомнился не столько архитектурой, многочисленными скульптурами великомучеников, распятиями и т. д. Под его высоченными сводами недалеко от алтаря, в каменном склепе, покоятся останки Христофора Колумба. Как известно, после своих плаваний в «Индию» он поселился в Вальядолиде, в Испании, где и умер. Его прах перенесли в Севилью, отсюда на остров Санто-Доминго у берегов Центральной Америки, потом — на Кубу, и наконец, в 1902 году великий мореплаватель нашел последнее пристанище в Севилье, в этом каменном склепе. Таким образом, Колумб уже после смерти совершил еще одно, четвертое плавание к берегам Америки. (Заметим в скобках, что существуют и другие версии относительно места захоронения первооткрывателя Америки.) С великого открытия Колумба и начинается завоевание Нового света испанскими конкистадорами. Многие тысячи писем, карт, донесений и других документов, относящихся к этому периоду, хранятся в архивах замка Алькасар, бывшей резиденции испанских католических королей — титул, присвоенный им папой римским.

«Здравствуй, товарищ!»

Шоссе послушно повторяет изменчивый рельеф местности, плавно поднимаясь на склоны холмов и так же плавно спускаясь в долины. С кинематографической быстротой меняются пейзажи. Словно маленькие солнца, оранжево светятся среди густой зелени апельсины. По склонам ровными рядами бегут виноградники. Далеко, почти за горизонт уходят оливковые плантации. Одинокие пинии высоко и гордо взметнули ввысь пучкообразную крону. Под сенью пальм и эвкалиптов прячутся белые и розовые виллы. Их сменяет беспорядочное нагромождение каменных домиков с плоскими крышами. Они стоят близко, почти касаясь друг друга, как бы образуя один огромный дом. Это деревня. Непривычный, экзотический пейзаж, но в то же время как будто уже виденный раньше. Где? Ну конечно же, в Алжире или Ливане. Сходство с Ближним Востоком дополняет необычный, красноватый, гранатовый цвет земли. Отсюда, от арабского слова «гранат», и пошло название этой южной провинции — Гранада. Земля, давшая миру Федерико Гарсиа Лорку, «гренадская волость», увековеченная нашим Светловым. Прекрасная далекая земля, за которую пошел воевать украинский парень. Сколько лет прошло с той поры, когда Светлов написал свое знаменитое стихотворение, а жизнь гранадских крестьян не изменилась, а если и изменилась, то к худшему. Трудно, невозможно поверить, что в этом благословенном уголке земли люди голодают. Неужели земля не может прокормить земледельца? Конечно, может, и с лихвой, но все дело в том, что она принадлежит не тем, кто ее возделывает, а помещикам, которым стало дешевле и удобнее использовать машины, чем труд наемных батраков. Безработица, словно раковая опухоль, поразила и сельскую местность. В печати приводилась такая чудовищная цифра: триста тысяч крестьян Андалусии голодают. Таков один из зловещих парадоксов технического прогресса при капитализме.