Игорь Дьяконов - Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)

• Название: Предыстория армянского народа (история Армянского нагорья с 1500 по 500 г. до н.э.: хурриты, лувийцы, протоармяне)
• Автор: Игорь Дьяконов
• Издательство: Издательство Академии наук Армянской ССР
• Жанр: История
• Год: 1968

Книга известного востоковеда Игоря Михайловича Дьяконова, в который он обосновывал миграционно-смешанную гипотезу армянского этногенеза.

---

3. Образование армянского народа

До сих пор мы занимались вопросом о выявлении носителей протоармянского языка. Образование самого армянского народа составляет отдельную проблему.

Численность протоармян по сравнению с местным населением. Нет ни малейшего сомнения в том, что протоармяне фрако-фригийской языковой группы были не единственным и даже не главным компонентом в образовании армянского народа. Число мушков и урумейцев не могло быть значительным. Анналы Тиглатпаласара I говорят о вторжении в Кадмухи 20000 воинов-мушков (причем среди этих воинов, вероятно, могли быть и местные жители Алзи; не исключено, что эта цифра преувеличена)[547] и о 4000 воинах-касках и урумейцах. Если считать, что в те времена воином был каждый четвертый, то надо полагать, что общая численность вторгшихся племен была от ста до двухсот тысяч, даже считая тех, кто не участвовал в походе на Кадмухи. Между тем местное население было более многочисленным. Так, по данным анналов Сардури II, он отменил по Урартской державе 350 тыс. воинских повинностных единиц[548], из чего видно, что население Урарту значительно превышало миллион и могло составлять два-три миллиона. Надо полагать, что около четверти этого числа жило в богатой долине верхнего Евфрата и в долине Арацани; таким образом, местное население в три-четыре раза превышало по численности вторгшиеся племена.

Нет никаких данных о том, чтобы пришельцы вытеснили или истребили местное население, которое ассирийские источники, как мы видели, показывают нам активно поддерживающими мушков против общего врага. Эти области продолжают и после вторжения называться «шубарейскими», то [230] есть хурритскими, и здесь царствуют хурритские (а на правом берегу Евфрата — лувийские) династии[549].

Период двуязычия. Огромный пласт субстратной лексики в древнеармянском еще яснее показывает, что вытеснения местных жителей не было. Для сравнения отметим, что кельтский (бриттский) субстрат в англо-саксонском и современном английском языке составляет всего несколько слов; или, беря другой пример, отметим, что также и в грузинском количество субстратной лексики очень мало[550]. Помимо этого, выясняется, что фонетика армянского языка в значительной мере воспроизводит урартский, а не индоевропейский фонетический состав[551]. Эти явления с несомненностью говорят о длительном периоде двуязычия, когда местное население, переходя на древнеармянский язык, продолжало одновременно пользоваться и старым языком, говоря по-древнеармянски по нормам произношения прежнего родного языка[552] и перенося из него множество слов в древнеармянский.[231]

Как мы видели, к моменту появления мушков и урумейцев, местное население верхнеевфратской долины говорило по-хурритски и по-лувийски, то есть в значительной мере было уже смешанным. Урартское владычество, продолжавшееся около 200 лет, должно было принести еще и примесь урартоязычного населения. Именно этим смешанным по языку характером местного населения, пользовавшегося в быту не менее чем четырьмя языками (протоармянским, лувийским, хурритским и урартским), очевидно, и объясняется то, что оно в конце концов, в условиях наступившего политического и экономического единства, сначала стало пользоваться, наряду с родным, еще и вторым, общепонятным языком, а затем перешло на единый язык.

Можно было бы ожидать, что этим языком будет урартский. Однако древние державы никогда не навязывали своего языка подданным[553]; довольствуясь сбором дани и повинностным трудом, они не интересовались культурой покоренного населения; переселяя жителей из одного конца державы в другой, они даже были заинтересованы во многоязычии, не позволявшем покоренным сговориться между собой. Народ же, чувствуя потребность во взаимопонимании, вырабатывал общий для всех язык (сначала lingua franca, то есть общепонятный язык для отдельных случаев сношения с иноязычными соседями, а затем койнэ, то есть собственно общий язык при возможном сохранении местных языков и диалектов только в домашнем обиходе). Для этого народные массы принимали тот язык, который повсюду было легче выучивать, в силу ли его большей распространенности или в силу его простоты. Так, для Хеттской державы общенародным языком был, видимо, не хеттский-неситский, а лувийский, который и пережил ее падение.[232]

И в Ассирийской державе создался единый язык, но это был не ассирийский диалект аккадского, а арамейский язык сравнительно недавно пришедшего и частично еще кочевого, но именно потому широко распространенного повсюду населения. Для жителей западных областей Урартской державы урартский был языком официальной письменности, которой они не знали, и господствующей верхушки, которой они были чужды. Но даже те, кто говорил по-хурритски и по-лувийски, вскоре после прихода мушков и урумейцев, вероятно, стали представлять собой только тонкий местный господствующий слой, истребленный при ассирийских и урартских завоеваниях, подобно тому как была истреблена аккадская знать при завоевании Ассирии Мидией.

Распространению протоармянского языка чрезвычайно содействовали сами урарты своей политикой переселений захваченных жителей. Так, мы знаем, что когда урартский царь Аргишти I в 782 (или 776) г. до н.э. построил крепость Эребуни на месте современного Еревана, он заселил ее людьми, выведенными из Цупы (Цоп'к', Софена) и Хате (Мелитеа-Мелид)[554], то есть как раз из верхнеевфратской долины с ее смешанным протоармянско-лувийско-хурритским населением, которое в то время несомненно уже пользовалось протоармянским как вторым, а может быть — и как единственным языком. Они принесли сюда культ лувийского бога Иварша, официально признанный урартами[555], и, вероятно, протоармянский [233] язык. Таких случаев в истории Урарту было немало, и этническое смешение, как и в Ассирии, было очень большим[556].

Важную роль в усилении значения протоармянского языка, — в ущерб хурритскому и лувийскому, на которых, видимо, говорил местный господствующий класс, — могло сыграть и то обстоятельство, что существовало два очага, куда эксплуатируемое население могло бежать от угнетения: Арме-Шубрия и Мелид-Камману; эти области, по-видимому, в дальнейшем и явились ядром образования армянской народности, может быть, именно по той причине, что, ввиду существовавших здесь более свободных порядков, в них скапливались люди из народа, вероятно раньше других переходившие на общий язык (так и в Ассирии, а позже в Вавилонии, народ раньше знати и граждан привилегированных городов стал говорить по-арамейски).

Наименование. Будучи смешанным по своему этническому составу, население верхнеевфратской долины начала I тыс. до н.э., вероятно, не имело своего общего самоназвания или названия, которое было бы общепринятым у его соседей. Поэтому эти последние называли их по имени наиболее близкой из населенных ими областей. Такой областью для грузин была Сухму на севере долины, для арамеев — Арме в Сасунских горах, соседившая с наиболее северным из районов с арамейским населением (Амида). Поэтому для грузин представитель этого населения был сомехи[557], а для арамеев — *арминā[558]. Древние персы [234] заимствовали этот термин, как и другие географические термины Передней Азии[559], от арамеев, из которых вербовались чиновники ахеменидских канцелярий[560], а от персов — греки.

Что касается урартов, то для них все жители к западу от их державы были «хеттами» (хатини), и вся область западнее Евфрата называлась у них Хате. Термин «лувийцы» для I тыс. до н.э. не известен: для жителей Передней Азии этого времени все лувийцы были «хеттами», да, видимо, и сами себя они так называли[561]. По-видимому, к лувийцам-«хеттам» причислялось и все смешанное население правобережья верхнеевфратской долины вообще[562].[235]

Если, как мы предполагаем, протоармяне жили не только на левобережье, но и на правобережье, то для урартов были вполне естественно называть язык их западных соседей «хеттским», а самих этих соседей — «хеттами». Так этот язык, вероятно, и назывался в течение долгого периода двуязычия. Впоследствии, когда и сами урарты перешли на древнеармянский язык и влились в состав армянского народа, — в котором они, вероятно, составили большинство, — название «хетты» стало и их самообозначением. По-протоармянски это название могло звучать *хатйос или *хатийос (հատ(ի)յոս) в дальнейшем отсюда по законам армянской фонетики получилось հայ(ո‑)[563].[236]

Компоненты древнеармянского народа. Итак, с нашей точки зрения древнеармянский народ первоначально сложился в верхнеевфратской долине из трех компонентов — хурритов, лувийцев и протоармян (мушков и, возможно, урумейцев). При этом хурриты, как более многочисленные, составили основную массу народа и определили основную линию физической преемственности, а протоармяне, в силу ряда исторических причин, передали новому народу свой язык. Менее значителен, по-видимому, был вклад лувийцев[564]. Этот процесс начался в XII в. до. н.э. и завершился к VI в. до н.э., причем, возможно, в конце этого периода в древнеармянский народ пошел и еще один небольшой по численности компонент — скифы[565].[237]