Луис Сепульведа - Из книги «Маргинальные истории»

• Название: Из книги «Маргинальные истории»
• Автор: Луис Сепульведа
• Жанр: Эссе

---

Луис Сепульведа Из книги «Маргинальные истории»

Любовь и смерть

Утром почтальон принес мне пакет. Я открыл его. Это был первый экземпляр романа, который я писал, думая о моих трех маленьких сыновьях. О Себастьяне, которому одиннадцать лет и о близнецах Максе и Леоне, которым по восемь.

Писание этой книги было выражением любви к ним, к городу, в котором мы были глубоко счастливы — Гамбургу, и к центральному персонажу — коту Зорбасу, огромному толстому и черному коту, который в течении многих лет был товарищем наших мечтаний, сказок и приключений.

И в момент, когда почтальон вручал мне этот первый экземпляр романа и я чувствовал счастье, видя собственные слова, бережно разложенные по страницам, Зорбас был у ветеринара, из-за болезни, которая сначала лишила его аппетита, сделала грустным, вялым и в конце не давала ему дышать. Днем я пошел забирать его и услышал страшный приговор, — к сожалению, у вашего кота развитая стадия рака легких.

В последних строках романа говорится о глазах благородного, доброго портового кота, потому что Зорбас — это все это и многое другое. Он пришел в наши жизни с рождением Себастьяна, и со временем этот кот стал нашим товарищем, любимым нами четвероногим мелодично мурлычущим товарищем.

Мы любим этого кота, и во имя этой любви я должен был собрать моих детей, чтобы говорить с ними о смерти.

Говорить с ними о смерти — смысл моей жизни. С ними, такими маленькими, такими чистыми, такими наивными, такими доверчивыми, такими благородными, такими щедрыми. Я боролся со словами, пытаясь найти наиболее уместные, чтобы объяснить им эти ужасные истины.

Первая, что Зорбас, по закону, который не нами придуман, и которому тем не менее все мы должны подчиниться даже за счет нашей гордости, умрет как всё и все умирает. И вторая — что от нас зависит избавление его от смерти жестокой и мучительной, потому что любовь заключается не только в достижении счастья любимого нами существа, но и его избавлении от страданий и сохранении его достоинства.

Я знаю, что слезы моих детей будут сопровождать меня всю мою жизнь. Каким бедным и жалким чувствовал себя я перед их беззащитностью. Каким слабым казался я себе перед невозможностью разделить с ними их справедливое возмущение, их неприятие, их взывания к жизни, их проклятия в адрес бога, который ради них и только ради них, может считать меня своим верующим, их надежды, к которым они обратились со всей чистотой людей в их лучшие моменты.

Мораль — это атрибут человека или его изобретение? Как объяснить им, что наш долг в том, чтобы сохранить достоинство и цельность этого исследователя крыш, авантюриста садов, ужаса крыс, лазателя по каштанам, драчуна дворов, залитых лунным светом, вечного обитателя наших бесед и наших снов?

Как объяснить им, что есть болезни, при которых необходимы тепло и компания здоровых, но бывают и другие, заключающиеся в сплошной агонии, сплошной позорной и страшной агонии, единственный признак жизни при которой — страстное желание умереть?

И как ответить на это беспощадное «почему он»? Да. Почему он? Наш товарищ прогулок по Черному лесу. Такой котяра! Люди начинали шептаться, видя его мчащимся наперегонки с нами или сидящим на раме велосипеда. Почему он? Наш морской кот, плававший с нами на яхте в водах Каттегата. Наш кот, который, едва только открывалась дверца машины — запрыгивал туда первый, радуясь предстоящей поездке. Почему он? Для чего мне нужен опыт всей жизни, если я не смог найти ответа на этот вопрос?

Мы сидели вокруг Зорбаса, который слушал нас с закрытыми глазами, доверяя нам, как всегда. Каждое слово, пресеченное плачем, падало на его черную шерсть.

Мы гладили его, подтверждая, что мы с ним, говоря ему, что эта любовь, нас соединяющая, подводит нас к самому болезненному из решений.

Мои сыновья, мои маленькие товарищи, мои маленькие мужчины, мои маленькие нежные и твердые мужчины, прошептали свое да, что Зорбас получит этот укол, который позволит ему уснуть и видеть сны о мире без снега, с дружелюбными псами, широкими залитыми солнцем крышами и бесконечными деревьями. И с кроны одного из них он будет смотреть на нас, чтобы напомнить нам о том, что он никогда нас не забудет.

Я пишу это уже ночью. Зорбас, который еле дышит, отдыхает у моих ног. Его шерсть блестит при свете настольной лампы. Я глажу его с грустью и бессилием. Он — свидетель стольких ночей писания, стольких страниц. Он разделил со мной одиночество и пустоту, которые приходят после того как ставишь в романе последнюю точку. Я говорил с ним о моих сомнениях и декламировал стихи, которые однажды собираюсь написать.

Зорбас. Завтра, из любви мы потеряем большого друга.

P.S. Зорбас отдыхает у подножия каштана, в Баварии. Мои сыновья сделали деревянную табличку, на которой можно прочитать:

«Зорбас. Гамбург 1984 — Вильшейм 1996. Путник: здесь покоится благороднейший из котов. Послушай как он мурлычет».

Тано

Дон Джузеппе любил говорить, что его счастье — это результат серии ошибок, о которых ему приятно вспомнить. Первая из них была им допущена в 1946 г., когда молодой генуэзец поднялся наконец на палубу судна отплывавшего в Америку, Америку, которую он представлял себе с распростертыми и гостеприимными объятиями статуи Свободы. Позади оставалась Италия в руинах, кошмар войны и многие соседи, которые едва закопав свои черные фашистские рубашки, поспешили надеть костюмы демократов.

Да, Америка ждала его с распростертыми объятиями, и чтобы быть достойным этого приема, дон Джузеппе повторял двадцать слов по-английски, которым научил его один североамериканский солдат.

На пятый день плавания, один из членов команды, ввел его в состояние холодного шока, сообщив, что судно действительно плывет в Америку, но в Южную, потому что Америка — как он сказал — гораздо больше и шире, чем все на свете надежды и все на свете страдания.

Оправившись от сюрприза, дон Джузеппе начал искать кого-нибудь, кто может рассказать что-нибудь еще о стране, куда они направляются, и так сделался другом машиниста, как и он, итальянца, который уже много лет плавал на судах Южноамериканской Паровой Компании.

Соотечественник рассказал ему об Аргентине, огромной стране, где мясо было чуть ли не бесплатно, и где было столько пшеницы, что до самого недавнего времени ее просто жгли, чтобы выработать электроэнергию. И кроме того — добавил он, — я знаком с семьей из Пиамонта, которая поселилась в Мендосе и открыла там макаронный завод, и если ты скажешь им, что пришел от моего имени — они наверняка предложат тебе жилье и работу.

Когда они приплыли наконец в Буэнос-Айрес и дон Джузеппе ступил впервые на американскую землю, машинист познакомил его с шофером грузовика, перевозившим матрацы из аргентинской столицы в провинцию.

- Хорошо, тано[1], я отвезу тебя бесплатно, буду оплачивать тебе ночлег и пищу, в обмен на это ты поможешь мне разгружать, но твоя основная миссия состоит в другом — ты должен разговаривать со мной во время всей дороги. Говори не останавливаясь, о чем хочешь, пусть это будут какие угодно глупости, главное — говори.

Дон Джузеппе не понял ни слова из речи шофера, но что-то позволило ему догадаться о том, чего хотел собеседник, так что он ответил «va bene»[2] и поднялся в кабину грузовика, ветхого Мака с хромированным бульдогом на капоте. Уже в результате первых километров дороги, ему понравилось это обращение тано, точно так же как со временем ему покажется забавным обращение бачича[3].

Как только они выехали из окрестностей Буэнос-Айреса, перед глазами молодого эмигранта предстала плоская, зеленая и бесконечная панорама, где лишь изредка глаз встречался с одиноким путником или машиной. Мягкие взгляды тысяч коров провожали их проезд через пампу, и чтобы водитель не уснул, он начал рассказывать ему о своей жизни, о войне, о Генуе и своей законной мечте о счастье.

Так они проехали многие сотни километров, и на рассвете следующего дня шофер свернул с трассы на пыльную проселочную дорогу, которая вела к домам фермы.

Там были и другие водители со своими грузовиками, но больше всего там было мяса, горы мяса, целые телята на распорках, медленно жарящиеся под внимательными взглядами гаучо[4]. Итальянец ел и пил, как никогда в своей жизни и столько, что шофер-амфитрион, который-то и сам ни в чем не отставал от других, отправил его продолжать путь в грузовом отсеке машины, чтобы он хорошенько проспался на мягких матрацах.

О том, что произошло в Мендосе, дон Джузеппе так никогда и не узнал, как не узнал он и о том, остановился ли грузовик в этом городе. Помнит он лишь, как его разбудил ледяной воздух и голоса людей в зеленых униформах, приказавших ему выйти.