Николай Караченцов - Корабль плывет

• Название: Корабль плывет
• Автор: Николай Караченцов
• Издательство: ACT: Зебра Е
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-17-045522-5

Конечно, это не автобиография. Надеюсь, в свои шестьдесят я еще не дорос до подобного жанра. Без сомнения, мои записи — никак не учебник актерского мастерства. Я все еще абсолютный или почти абсолютный практик. И, наконец, на этих страницах вы не найдете «путеводителя по профессии», раскрывающего «секреты успеха».

Так что же в конечном счете получилось у меня с помощью моего давнего друга журналиста Виталия Мелик-Карамова? Прежде подобный жанр назывался «записки на манжетах». То есть на бегу, на ходу, а именно так и происходила работа над книгой. Достаточно сказать, что свои «записки» я надиктовывал не месяц, не два, даже не полгода. Три года.

Вмешивались другие дела, но прежде всего моя профессия. Ради нее я, наверное, и появился на свет. Ради нее живу, на нее и уповаю и никогда не представлял себя в другом деле.

---

Спустя несколько лет, когда я уже пришла работать в «Ленком», у меня не ассоциировался артист Караченцов с тем гитаристом. Я как будто увидела его в первый раз. В репертуарной конторе мне сказали: «Вам, Людочка, надо ввестись в спектакль «Музыка на одиннадцатом этаже». Но поскольку театр уезжает в город Минск, а может в Ригу, на гастроли, вы срочно посмотрите этот спектакль, потом получите текст и начинайте репетировать. На гастроли вы не едете, но должны успеть роль подготовить, чтобы сыграть ее еще до отъезда театра». Я пришла на эту «Музыку на одиннадцатом этаже», села в зал, набитый молодыми девчонками и мальчишками. Выходит Збруев, уже кинозвезда, все видели «Звездный билет», и зал: «А-а-а! Збруев!!!» Страшное количество криков и воплей. Обаятельный Збруев всем улыбается. За ним выходит нечто лохматое, косматое, два огромных горящих глаза, пластика совершенно необыкновенная, обаяние невероятное… И я вижу, что зрительный зал разделился: одна половина — за Збруева, другая — за Караченцова. Надо же, отметила я, этот актер уже имеет популярность. И я ловлю себя на том, что мне уже спектакль не интересен, Збруев не интересен, никто не интересен, только за ним, за косматым, слежу. Надо мной висела огромная люстра в стиле модерн, которая и сейчас висит у нас в «Ленкоме». Я посмотрела на нее, когда начался второй акт, а она темнеет медленно-медленно, и подумала: если этот косматый не будет моим мужем, то лучше повеситься на этой люстре, иначе вся дальнейшая жизнь бессмысленна. Где-то в подкорке у меня всегда сидел образ моего мужчины. Никто же не скажет, что Коля красавец, что я упала от его неземной красоты? Нет. Но что-то такое от него исходило там, на сцене, что я всем своим нутром почувствовала, сидя в зале.

Коля играл в спектакле главную роль. В белой рубашечке, белые джинсики, грудочка раскрыта, весь такой нарядный, белые зубы, сам смуглый, глаза темные, свет в них играет.

…Наступает день, когда они со Збруевым пришли со мной репетировать. Редкие паразиты и негодяи. Я по пьесе появляюсь на каком-то постаменте. Они вытащили раскладную лестницу, меня в мини-юбке поставили на нее, и свой монолог я им раз пятнадцать читала, а они сидели и мои ноги разглядывали. У меня в придачу к ногам были длинные волосы, я была хорошенькая, молоденькая… И эти поросята издевались надо мной, как могли.

А я умираю, я уже умираю от любви к этому человеку, то краснею, то бледнею. А он говорит: «Давайте еще разочек повернитесь, вы как бы выходите из темноты и снова свой монолог прочтите». Я никогда им этого не забуду, вышла после «репетиции» вся пунцовая.

Потом я у него спросила: «Коленька, скажи, пожалуйста, а когда ты меня увидел, когда тебе сказали: «Порепетируйте с молодой артисткой», — у тебя-то какие чувства возникли?» Он ответил: «Я полюбил тебя с первого взгляда». Но издевался надо мной еще очень долго. Нас, конечно, пугало то, что, когда мы с Колей встречались за кулисами, теряли дар речи. Никак не могли сказать друг другу, что влюблены. Я пунцовела, я умирала, я даже не помню, что лепетала, но первая дала ему понять, что я его люблю.

Прошло лето, начался новый сезон. С Марком Анатольевичем мы все репетируем «Автоград-21». Я получила главную роль! Но я такая влюбленная, что мне не до роли, у меня он перед глазами, совсем голова съехала. Да и вряд ли я смогла бы справиться с предлагаемым режиссером рисунком. После учебы в школе-студии МХАТ я не смогла бы изобразить ту странную отстраненность, которую придумал Марк Анатольевич. Я ввелась в несколько спектаклей, я играла, но я вся находилась в романе, вся в любви. Марк говорит: «Я что-то не пойму. В чем дело? По-моему, вам некогда заниматься творчеством?» Он был совершенно прав, потому что большую часть времени я усиленно занималась собственными чувствами. Потом я эту роль все же сыграла, но через два года или через год — не помню.

Мы поехали на гастроли в Ленинград, куда повезли уже выпущенный «Автоград». Появился Олег Янковский, он сыграл в этом спектакле свою первую главную роль. Привезли мы в Ленинград и старый репертуар, включая все спектакли, в которые я ввелась. И там, в Ленинграде, начался у нас с Николаем Петровичем бурный роман.

Каждый вечер Николай Петрович приходил к нам в номер посидеть вместе со всеми, включая и Збруева, и Янковского. Только они приходили шикарно одетые, цветы приносили, шампанское, сидели, разговаривали… А Коля являлся в пижаме, почему-то в рваных тапочках на веревочке. Я все время это вспоминаю и говорю ему: «Почему ты приходил в таком виде?» Но зато приходил всегда с гитарой. И все же невоспитанный какой-то. А я все равно умираю, умираю. Моя подруга, которая жила со мной в номере, интересуется: «Кто тебе больше нравится, Збруев или Янковский?» Я говорю: «Ни тот, ни другой». — «А кто же тогда? Чунаев?» Я ей: «Да нет, мне никто из них не нравится. Но ты угадай, кто?» Она никак не могла предположить, что кому-то может нравиться Караченцов. Я ей призналась: «Я умираю!» — «Ты дура, ты идиотка! Боже мой! Да что ты в нем нашла? Ты посмотри на него: страшный, как атомная война. Боже мой! Орет, как бешеный, какой-то кошмар!» А я свое: «Я умираю». Она мне: «Ну если ты умираешь, тогда я уезжаю на съемку в Москву». Короче говоря, Коля в очередной раз пришел ко мне со своей гитарой. Он дождался, пока уйдут Янковский, Збруев, которые, в общем, слегка ухаживали за мной, точнее вышел, когда все разошлись, и снова зашел: «Я к тебе попить чего-нибудь». Я ему: «Входи, закрой дверь на ключ и оставайся». Его, конечно, немножко шокировало, что девушка так сразу активно взялась за него.

Вот так и закрутился наш невероятный роман. Причем никто о нем не знал. Даже Колин ближайший друг Боря Чунаев, который к тому же с ним жил в одном номере. Коля его отправлял играть в преферанс: «Слушай, пойди, поиграй с ребятами». Тот звонил: «Коля, я уже закончил». — «Теперь, пожалуйста, поспи там где-нибудь». Но однажды наша актриса Рита Лифанова увидела нас целующимися на Садовом, когда он меня провожал. Мы уходили из театра в разные стороны, потому что я была замужем уже во второй раз, и этот факт делал наши встречи тайными. Потом мы где-нибудь встречались, и дальше он уже меня провожал до Садового, чтобы я села там на трамвай. Я жила на Плющихе.

Рита Лифанова пришла в театр: «Я теперь знаю, с кем роман у Коленьки». Мы тогда выпускали спектакль «Тиль», после которого Коля стал звездой. Он всегда за кулисами меня обнимал, а я его целовала, потом он выбегал к «своей Неле» — Инне Чуриковой.

Однажды Инна простудилась и пригласила нас к себе домой. У них с Глебом тогда жил доберман-пинчер, уникальный тем, что, когда заводили «Волшебную флейту» Моцарта, он под нее пел. Но как! Соседи стучали в стену, как сумасшедшие. Только что переехав из Ленинграда, Чурикова с Панфиловым снимали однокомнатную квартиру на Ленинском проспекте, потом они, конечно, получили большую квартиру в цэковском доме. Мы ввалились, а Инна такая красивая, вся утонченная. Она говорит: «Коля, я пригласила тебя с Людой, чтобы с вами близко познакомиться. Потому что, Коля, вы сейчас мой самый любимый партнер. Я хочу, чтобы и Люда это поняла». И она вся такая элегантная, на маленьком столе накрыт ужин на французский манер, канапе, туда-сюда. Но закончилось все совсем по-другому, абсолютно по-русски. Рано утром мы пошли рвать вишни в соседних садах, было и такое на Ленинском, пошли с песнями, с собакой, которая обоссалась, извините за выражение, поскольку ее не выводили с середины прошлого дня, а уже был рассвет, четыре-пять утра. Мы рвали вишню, болтали, бродили, и у нас в то утро возникло некое душевное соединение. Мы полюбили Ипнусю и приняли ее в свою семью. Хотя мы с Колечкой еще не были расписаны…

В 1973 году мы встретились, а женился он на мне в 1975-м, спустя два года. Он сказал: «Ты меня любишь?» Я говорю: «Конечно». — «Ты разведешься со своим мужем?» Я: «Да, прямо сейчас». — «Ты знаешь, за мной ухаживает девушка, папа ее какая-то шишка в ЦК. Мне обещают после свадьбы и квартиру, и машину». — «Тебя что, покупают? Если тебе так нужна «Волга» и трехкомнатная квартира в центре, то, пожалуйста, конечно, но от мужа я все равно уйду». Я ушла от мужа, а он все равно на мне не женился.

Однажды я сказала: «Коля, извини ради Бога, у меня тоже достаточно предложений. Если ты не хочешь со мной жить, то знай: мне надоело ездить к тебе в коммуналку на Войковскую или еще где-то с тобой встречаться, я просто устала. Почему я все время должна думать: куда и как я доеду, откуда я приеду, как я переоденусь, где помоюсь?» Тут он и сделал мне официальное предложение. И имел счастье на мне жениться, о чем сейчас, по-моему, совсем не жалеет.

Андрюшка родился в 1978-м, в феврале. Я думаю, как интересно складывается жизнь. Я ведь сперва чуть не покончила жизнь самоубийством, когда меня из МХАТа выперли. Для меня это было полным крахом и трагедией. Казалось, жизнь кончилась. А Господь Бог распорядился иначе. Он же наверняка знал, что мне туда к нему не надо, что мне еще на Земле предстоит встретить свою судьбу. Мы все эти годы прожили с Колей, я не знаю, как сказать, наверное, на одном дыхании. Даже трудно себе представить, когда я думаю: ну кто он мне? Он мне и мама, и отец, и брат, и любовник, и муж. Он — все. Он самый близкий человек в моей жизни, и ближе никого нет.