Арно Зурмински - Отечество без отцов

• Название: Отечество без отцов
• Автор: Арно Зурмински
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-227-02223-3

Эта книга — не просто роман. Это произведение, основанное на исторических фактах и подлинных документах. Оно написано на основе многочисленных документальных повествований, но его действующие лица вымышленные. Отрывки из дневников и писем являются литературным приемом, толчком к которому послужили реальные документы. Писатель мастерски владеет словом, умело создает образы, и все написанное им вызывает глубокое доверие. «Отечество без отцов» затрагивает множество классических тем в контексте прошлой войны, которая, как оказывается, еще никуда не ушла.

Книга переведена бывшим военным дипломатом, подполковником запаса Юрием Лебедевым

---

Пулемет вел стрельбу прямо по деревне. Звенело оконное стекло, снег на крышах взрывался маленькими фонтанами. Один из солдат в соседнем взводе получил ранение в плечо, санитары потащили его в сарай и наложили повязку. Прошло еще четверть часа, прежде чем пулемет внезапно замолк.

Вальтер Пуш и Роберт Розен стояли перед горящим домом и грели руки. Талая вода текла вдоль улицы, окрашенная кровью одной из коров, которая выбежала из горящего сарая и попала под пулеметный огонь. Пока они согревали руки, рухнула крыша, сноп огня устремился в небо.

Одно из отделений, обойдя участок леса, огнеметами выкурило пулеметное гнездо, а затем спустилось с пригорка с пулеметом, захваченным в качестве трофея. Убитые так и остались лежать там.

Вместе с немецкими солдатами пришли и дети, убежавшие до этого в лес. Они также обступили огонь и грели свои руки. Воняло горелым мясом.

Трое пожилых деревенских мужиков были посланы на пригорок с лопатами, чтобы похоронить убитых. Наполовину сгоревшую корову тоже следовало закопать неподалеку.

Женщины вышли на порог, держа хлеб в руках. Они проклинали тех, кто был убит на пригорке, за то, что те накликали такую беду всей деревне. Некоторые выражались так недвусмысленно, что это вызывало улыбку.

Солнце перевалило за верхушки деревьев. Роберту Розену показалось, что оно уже пригревало, но тепло могло исходить также и от головешек сгоревшего дома.

Раненый умер, прежде чем его удалось доставить в госпиталь. На окраине деревни они выкопали ему могилу героя. «Гюнтер Бургхард», — написали они на березовом кресте. Оказалось, что он был одним из тех, кому предстояло отправиться в резервный батальон в Метц. После взятия этой деревни должно было последовать его откомандирование в Лотарингию.

Когда все успокоилось, и кухня попотчевала их солидным обедом, они простились с кандидатом на поездку в Метц. Гюнтер Бургхард был вычеркнут из списка, вместо него теперь должен был ехать Янош из Гельзенкирхена. Он бы охотно остался, сказал Янош, но в русской глуши слишком мало женщин. Это вызвало смех у всей роты, хотя тем, кто оставался, было совсем не до шуток. Трудно сказать, почему верховное командование сухопутных войск отправляет в Метц таких молокососов, как Янош, а женатых мужиков, подобных Вальтеру Пушу, заставляет по-прежнему мерзнуть в России. Пока Вальтер Пуш изрыгал проклятья, Годевинд устроил себе тихий час.

— Мне безразлично, где дьявол заберет меня с собой: в России или в Метце, — сказал он.

Лейтенант Хаммерштайн распорядился, чтобы отъезжавшие бойцы отдали свою теплую одежду тем, кто остается в России.

* * *

У меня начинается самая жаркая пора, а у него властвует Дедушка Мороз. Я провожу свое время в саду, обедаю, окруженная кустами сирени, даже послеобеденный отдых переношу на веранду. Но о сне нет и речи. Я наблюдаю за птицами, кружащимися в небе, и думаю, что восточнее Смоленска по-прежнему лежит снег. Далекий ландшафт представляется мне листом белой бумаги, на котором выделяется любой темный предмет, становящийся целью снайперов. Мой отец записал в своем дневнике, что молодые солдаты, прибывшие для замены на фронт, гибли в большом количестве, потому что их серые шинели выделялись за многие сотни метров на снежном фоне. Однажды он даже употребил слово «саван».

Неподалеку в бассейне плещутся дети. Женский голос призывает: «Не прыгайте с бортиков!» На улице разносчик мороженого дает знать о себе звоном бубенчика. Мой термометр показывает двадцать восемь градусов в тени, на завтра сводка погоды предсказывает тридцать три градуса. Загорелая женщина в телевизоре говорит о том, что над Россией проходит фронт высокого давления, и о том, что восточный ветер гонит горячий воздух в Центральную Европу. Лишь над моим отцом властвует самая настоящая зима. Молотком разбивает он замерзшее масло на мелкие куски и сосет их как леденцы. Для разделки хлеба он использует топор. Ему выдают новые сапоги, на два размера больше его ног, чтобы их можно было набить соломой и бумагой. Зимнее обмундирование приходится ждать, так как ни один поезд больше не ходит через Смоленск.

Вальтер Пуш сообщает своей жене, что с некоторых пор он кладет винтовку к себе в постель, чтобы не замерз затвор. Да, невестой солдата, действительно, является винтовка.

Почта доставляет мне увесистое письмо от Вегенера, но там нет открыток с видами сказочного Монте Кассино. Я ожидаю патронов, осколков бомб или человеческих костей, которые он собрал на месте некогда ожесточенных боев, но Вегенер присылает мне схему Бородинского сражения. Он ее скачал из Интернета. Я вижу холм за рекою Колоча, которая является одним из притоков реки Москвы. Кутузов находится на холме, напротив него — Наполеон.

«Последняя победа Наполеона», — так написано под схемой и в скобках от руки: «У бедного Наполеона не было танков».

Я сижу под своим разноцветным зонтиком, защищающим от солнца, и представляю себе рождественские свечи, красные огни и ели. Мыслями я давно уже перенеслась в декабрь. В Мюнстере Ильза Пуш меняет пирамиду, выстроенную из консервных банок, на рождественскую деревянную пирамидку с ангелочками. В Подвангене вечерами стучит в окна Дед Мороз, а в России Рождество утопает в снегах. На географической карте я отыскиваю населенный пункт Можайск севернее автомагистрали Смоленск — Москва. Недалеко от города нахожу черную точку на белом фоне: безымянную деревню, которой они овладели ранним утром в один из декабрьских дней. В деревне его настигает посылка с подарками ко дню рождения. В ней находятся рейтузы и три промороженных яблока из Подвангена. Он кладет яблоки в холодную воду и мигом съедает их после того, как они оттаивают.

Они задерживаются в деревне и ждут Рождества, так как именно к нему, как им было обещано, все должно закончиться.

Вегенер объясняет мне, что на самом деле происходит в тот период: в декабре начинается русское контрнаступление. Свежие сибирские дивизии намерены спасти матушку Русь. На лыжах сибиряки внезапно появляются в сумерках, выстреливают полностью диски своих автоматов и бесшумно исчезают в заснеженных лесах.

В моем саду я вижу, что температура на термометре в тени достигает двадцати восьми градусов, а южнее автомагистрали Смоленск — Москва она доходит до минус тридцати двух градусов, то есть разница температур составляет шестьдесят градусов. Этого никакая лошадь не выдержит.

Ильза Пуш пишет, что в Мюнстере люди тоже страдают от снежных метелей. В Подвангене русские пленные лопатами разгребают трехметровые снежные заносы. Это самая суровая зима после 1929 года, особенно сильно достается солдатам в их убогом обмундировании.

Тот, кому обещано, что он будет праздновать Рождество дома у теплой печки, не задумывается над тем, что ему нужно брать с собой перчатки и сапоги на меху.

— Как раз сейчас я праздную Рождество в России, — рассказываю я Вегенеру.

— Это был самый плохой из рождественских праздников во все времена, — считает он. — Посылки с рождественскими подарками с родины шли навстречу извещениям о смерти, которые отправлялись с фронта.

— Но снег играл и свою положительную роль, — говорит Вегенер. — Он замедлял все передвижения, останавливал пушки и танки. Лишь сибиряки на своих лыжах действовали беспрепятственно.

Тогда в сводках вермахта впервые прозвучало название реки Волги. Одна из немецких частей даже устроила празднование Рождества на левом берегу Волги к северу от Москвы. После этого на левом берегу Волги немцы были лишь только в качестве военнопленных.

— Тебе не хочется прокатиться по Волге? — интересуется Вегенер. — Ты могла бы на пассажирском теплоходе две недели путешествовать в самом сердце России до самого впадения Волги в Каспийское море.

— Да, да я поеду. В Подванген, на тихий Дон, к Днепру, на Березину, туда, где мой отец купался, и, наконец, на Волгу, но все это я сделаю, водя пальцем по географической карте.

— Через десять дней возвратится домой мой мальчик, — говорю я. — Все же я надеюсь, что он не уедет затем далеко от меня, его не отправят путешествовать в Афганистан, Македонию или к арабам.

— Ты не сможешь удержать его надолго, — говорит Вегенер. — Всегда найдутся новые места, где молодые парни захотят ощутить на себе, как дуют ветры войны.

Дневник вестфальца

Зоэст, День непорочного зачатия девы Марии,[34] 1815 год

Теперь, сидя у теплой печки в нашей возлюбленной Вестфалии, я могу описать, что произошло с нами у русской реки Березина, когда Великая Армия и ее не менее Великий император оказались на волосок от смерти. Мой друг Каспар, тоже вестфалец, и я поймали бесхозных лошадей и подумывали поскакать на них к родным полям: туда, где заходит солнце. Но на нашем пути возникла преграда в виде этой реки.