Энн Райс - Вампир Арман

• Название: Вампир Арман
• Автор: Энн Райс
• Жанр: Ужасы и Мистика

Один из самых загадочных героев «Вампирских хроник» приоткрывает завесу тайны над своей без малого пятивековой жизнью и рассказывает историю превращения талантливого, но невежественного мальчика-иконописца из Киево-Печерской лавры в могущественного вампира Армана...

---

– Красавица Бьянка, с чего ты взяла, что я – его любовник?

– Это все знают, – прошептала она. – Ты его фаворит. Думаешь, он на тебя рассердится?

– Если бы, – сказал я. Я сел. – Ты не знаешь моего господина. Он ни за что не поднимет на меня руку. Он ни за что даже голоса не повысит. Он послал меня научиться всякой всячине, узнать все, что должен знать мужчина.

Она улыбнулась и кивнула.

– Поэтому ты пришел и спрятался под кроватью.

– Мне было грустно.

– Не сомневаюсь, – сказала она. – Ну, теперь спи, а когда я вернусь, если ты еще не уйдешь, я тебя согрею. Стоит ли тебе говорить, мой непокорный мальчик, чтобы ты никогда не смел ни слова проронить о том, что здесь произошло? Неужели ты еще такой маленький, что я должна объяснять тебе такие вещи? – Она наклонилась, чтобы поцеловать меня.

– Нет, моя жемчужина, моя красавица, не нужно мне объяснять. Я даже ему не скажу.

Она выпрямилась и собрала свой рассыпавшийся жемчуг и смятые ленты – следы изнасилования. Она разгладила постель. Она выглядела прелестно, как лебедь в образе человека, под стать позолоченным лебедям ее похожей на ладью кровати.

– Твой господин все узнает, – сказала она. – Он великий волшебник.

– Ты его боишься? Я имею в виду – вообще, Бьянка, не из-за меня.

– Нет, – сказала он. – С чего бы мне его бояться? Все знают, что лучше его не злить, не оскорблять, не нарушать его уединения и не задавать вопросов, но дело не в страхе. Что ты плачешь, Амадео, что случилось?

– Я не знаю, Бьянка.

– Так я тебе скажу, – сказала она. – Он стал твоим миром, как умеют только великие люди. А ты оказался за его пределами и жаждешь вернуться. Такой человек становится для тебя всем, а его мудрый голос превращается в закон, которому подчиняется все на свете. Все, что лежит вне поля его зрения, не имеет ценности, поскольку он этого не видит и не может назначить ему его цену. Поэтому у тебя нет выбора, ты можешь только оставить пустыню, не освещенную этим светом, и возвращаться к его источнику. Ты должен пойти домой.

Она вышла и закрыла дверь. Я заснул, отказываясь идти домой.

На следующее утро я позавтракал с ней и провел в ее обществе весь день. Наша близость осветила ее в моих глазах новым светом. Сколько бы она ни говорила о моем господине, я пока что хотел видеть только ее, хотел сидеть в ее покоях, весь воздух был пропитан ей, где повсюду стояли ее личные, особенные вещи. Я никогда не забуду Бьянку. Никогда.

Я рассказал ей, как можно рассказать куртизанке, о борделях, в которых я побывал. Может быть, я так подробно их помню, потому что рассказывал о них Бьянке. Конечно, я выбирал слова поделикатнее. Но я ей рассказал. Я рассказал, что мой господин захотел, чтобы я всему научился, и сам отвел меня в эти потрясающие академии.

– Отлично, но тебе нельзя здесь оставаться, Амадео. Он водил тебя в места, где ты мог наслаждаться большим обществом. Ему может не понравиться, что ты остался в обществе одного человека.

Я не хотел уходить. Но с наступлением вечера, когда дом наполнился ее английскими и французскими поэтами, когда заиграла музыка и начались танцы, мне не захотелось делить ее с миром поклонников.

Я некоторое время наблюдал за ней, смутно сознавая, что обладал ею в потайной комнате так, как никто из эти поклонников ей не обладал и обладать не будет, но утешения мне это не принесло.

Мне нужно было получить что-нибудь от моего господина, что-нибудь окончательное, заключительное, что все загладило бы; внезапно я до конца это понял и, раздираемый этим желанием, напился в таверне, напился достаточно, чтобы вести себя смело и скверно, и тогда поплелся домой.

Я настроился на наглый, вызывающий и очень независимый лад, на том основании, что так долго пробыл вдали от моего господина и всех его тайн.

Когда я вернулся, он неистово рисовал. Он находился наверху, на лесах, и я сообразил, что он выписывает лица греческих философов, творя чудеса, благодаря которым из-под кисти появлялись живые лики, как будто он снимал с них слой краски, а не наносил ее.

Он было одет в перепачканную серую тунику, скрывавшую ноги. Когда я вошел, он даже не повернулся. Такое впечатление, что все жаровни, которые нашлись в доме, втиснулись в эту комнату, чтобы осветить ее так, как он хотел.

Мальчиков пугала скорость, с которой он покрывал холст красками.

Пока я заплетающимся шагом пробирался в студию, до меня быстро дошло, что он работает не над своей греческой академией.

Он рисовал меня. На этой картине я стоял на коленях, современный юноша с характерными длинными локонами и в одежде неярких тонов, как будто я покинул светский мир; у меня был очень невинный вид, я сложил руки, как для молитвы. Вокруг меня собрались ангелы, как всегда, с добрыми и прекрасными лицами, но этих ангелов украшали черные крылья.

Черные крылья. Большие крылья с черными перьями. Чем больше я смотрел на нее, тем более отвратительными они мне виделись. Отвратительными, а он уже практически закончил картину. Мальчик с каштановыми волосами, без вызова смотрел на небеса, как живой, а ангелы казались алчными и в то же время грустными.

Однако ничто не производило такого чудовищного впечатления, как вид моего господина, рисующего эту картину, вид его руки и кисти, хлещущей холст, оживляя небо, облака, сломанный фронтон, крыло ангела, солнечный свет.

Мальчики прижимались друг к другу, уверенные, что перед ними – либо сумасшедший, либо колдун. Одно из двух. Зачем же он так бездумно открылся тем, чьи мысли раньше находились в полном покое?

Зачем он щеголяет нашей тайной, что он – такой же человек, как и нарисованные им крылатые существа? Как же он, властелин, потерял терпение подобным образом?

Неожиданно он гневно швырнул горшок с краской в дальний угол комнаты. Стена обезобразилась темно-зеленой кляксой. Он выругался и выкрикнул что-то на языке, которого никто из нас не знал.

Он сбросил вниз остальные горшки, и с деревянных лесов полились густые сверкающие потоки краски. Кисти полетели во все стороны, как стрелы.

– Убирайтесь отсюда, идите спать, не хочу вас видеть, невинные создания. Убирайтесь. Уходите.

Ученики разбежались. Рикардо собрал вокруг себя самых маленьких. Все поспешно вышли.

Он сел высоко на лесах, свесив ноги, и смотрел на меня сверху вниз, как будто не знал, кто я такой.

– Спускайся, господин, – сказал я.

Его волосы растрепались и кое-где запачкались краской. Его не удивило мое присутствие, он не вздрогнул при звуке моего голоса. Он знал, что я пришел. Он всегда знал такие вещи. Он слышал, что говорят в других комнатах. Он знал, о чем думают окружающие. Из него ключом била магия,

а когда я пил из этого ключа, у меня голова шла кругом.

– Давай, я расчешу тебе волосы, – сказал я. Я сам понимал, насколько оскорбительно себя веду.

На нем была грязная туника, вся в пятнах. Он вытирал об нее кисть. Одна из его сандалий упала и застучала по мраморном полу. Я подобрал ее.

– Господин, спускайся. Если тебя обеспокоили какие-то мои слова, я их больше не повторю.

Он не отвечал.

Внезапно на меня нахлынула вся моя злость, все одиночество – я в результате расстался с ним на много дней, выполняя его указания, а теперь я возвращаюсь домой, где он смотрит на меня безумными, недоверчивыми глазами. Я не буду терпеть, что он отводит взгляд, игнорируя меня, как будто меня нет. Он должен признаться, что разозлился из-за меня. Он у меня заговорит! Мне вдруг захотелось плакать.

У него стало измученное лицо. Я не мог этого видеть; я не мог думать, что ему тоже бывает больно, как мне, как другим мальчикам. Я испытывал полное отвращение.

– В своем эгоизме ты всех перепугал, мой властелин и хозяин! – объявил я. Не удостоив меня взглядов, он исчез, подняв вокруг себя вихрь, и я услышал, как в пустых комнатах эхо разносит его быстрые шаги.

Я понимал, что он двигался со скоростью, на которую человек не способен. Я помчался за ним, но услышал, как захлопнулись передо мной двери спальни, как скользнул на место засов прежде, чем я успел ухватиться за ручку.

– Господин, впусти меня, – крикнул я, – я ушел только потому, что ты так велел. – Я поворачивался из стороны в сторону. Такие двери взломать невозможно. Я стучал по ним кулаками и пинал их ногами. – Господин, ты же сам послал меня в бордели. Это ты надавал мне чертовых заданий.

Через довольно долгое время я сел на пол под дверью, прислонился к ней спиной, заплакал и завыл. Я поднял буйный шум. Он ждал, пока я прекращу.

– Иди спать, Амадео, – сказал он. – Мой гнев не имеет к тебе отношения.

Не может быть. Вранье! Я пришел в бешенство, я чувствовал себя оскорбленным, обиженным, и замерз. Во всем этом доме было чертовски холодно.

– Так пусть ко мне имеет отношение ваше спокойствие, сударь! – крикнул я. – Открывай чертову дверь!

– Иди спать к остальным, – спокойно сказал он. – Твое место среди них, Амадео. Ты их любишь. Они такие же, как ты. Не ищи общества чудовищ.