Нина Молева - Софья Алексеевна

• Название: Софья Алексеевна
• Автор: Нина Молева
• Издательство: АСТ, Астрель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-271-00367-1, 5-17-000345-5

Роман известной писательницы-историка Нины Молевой «Государыня-правительница Софья» охватывает период с середины XVII до начала XVIII века, раскрывая широкую панораму исторических событий от царствования Алексея Михайловича до времени Петра I. В центре романа — драматическая судьба выдающейся женщины — царевны Софьи Алексеевны, государыни-правительницы Российского государства в 1682–1689 годах.

---

— Я и с палатами своими управилась в Новодевичьем. Можно вскоре новоселье справлять.

— Да неужто и там поспела?

— Поспела, поспела, сестрица. Оно больно радостно строить-то. Будто цветы каменные на земле расцветают. Братец Федор Алексеевич всегда так говорил.

— Скучаешь по нему, Катеринушка?

— Скучаю. Незнамо как скучаю. А в теремах ровно позабыли о царе покойном. Разве вдовая царица Марфа Матвеевна зайдет иной раз посидеть. Да она-то, прости ей, Господи, не больно по братцу убивалася. Поплакала, поголосила, да и забыла, поди.

— Не суди ее, сестрица. Молода больно, да и к братцу привыкнуть не успела. Одному дивлюсь, что к Нарышкиным сердцем тянется. Чем ее к себе Наталья Кирилловна привязать сумела, ума не приложу.

— Что ж тут дивиться, Марфушка. Ученых разговоров Марфа Матвеевна не понимает. До музыки не охоча. Ей бы наряды менять, перед зеркалом рядиться. Мы все осудим, а царица Наталья напротив к веселью ее приохочивает. Народу у нее всегда нетолченая труба. Робята кругом молодые да ладные. Веришь ли, пуще всего царица наша вдовая книжек боится. Мамка подслушала, как своей комнатной боярыне жалилась: книжку увижу, так в сон и клонит. Глаза словно кто клеем намазал — не разомкнешь. А я тут вирши архидьякона Кариона[128] прочесть удосужилася. Отлично сочиняет. Помнится, у отца Симеона ведь учился?

— Учился, да только до Симеона ему, ой, как далеко. А сочинений Симеоновых нам нынче не хватает. Ведь по каждому придворному случаю сочинял. Складно так и непременно с поучением. Как бы сейчас нашей государыне-правительнице рацея в стихах пригодилася. Может, помнишь, Катеринушка, как отец Симеон к первому бракосочетанию братца Федора Алексеевича писал:

Желах сим гуслем печатным быти,
Дабы им царску славу возгласити
По всей России и где суть словяне,
В чюждых далече странах христиане.
Да в книгах идет слава во вся страны
Царя пресветла, иже Богом данны,
И род российский да ся прославляет,
Что стихотворцы свойственны питает.
Ничто бо тако славу расширяет,
Якоже печать, та бо разношает
Везде, и веком являет будущим
Во книгах многих, и за морем сущим.
…Убо подобает,
Да и Россия славу расширяет
Не мечем токмо, но и скоротечным
Типом, чрез книги сущим многовечным…

— Как не помнить. Государь-братец как сими строками утешен был. Едва не все на память потом знал. Он еще с царицей Агафьей Семеновной любил препираться виршами Симеоновыми. У отца Симеона в его «Женитве» жена

…утружденну мужу не дает обнощь спати,
В ложи обыче ему о нуждах стужати;
То жалостне глаголет, мужа укоряет,
Ако о ней недобре в нуждах помышляет.
Иных мужей во образ супруги приводит:
«Се она красней мене одеянна ходит,
Ову же вси люди зело почитают,
А мене, за тобою сущия, не знают»…

Покойница больно веселилася от сих виршей. А как учнет о чем государя-братца просить, на своем стоять, он ей и так отвечал:

Хощет бо, да на ону выну светло зриши,
Красоту лица и нрава ее хвалиши.
Аще на ину когда возрети случится,
То аки презренная, вельми оскорбится…
Кого-либо возлюбит, — и ты да любиши,
По хотению ее присно да ходиши…

— Поди ж ты, не знала я, коль много виршей Симеоновых ты помнишь, Катеринушка. Чтишь, значит, учителя в памяти своей. Сказать не могу, как отрадно мне это.

— Чтой-то, царевна-сестрица, никак загрустила ты? Сейчас тебя развеселю. Знаешь, Наталья-то Кирилловна о женитьбе сынка подумывать стала.

— Шутишь? Петру Алексеевичу еще семнадцати лет нету.

— Что из того? Бывало, и раньше женились, лишь бы охота пришла да невеста подвернулась.

— Откуда знаешь, Екатерина Алексеевна?

— Господи, уж воробьи под застрехами про сватовство чирикать стали, а ты — откуда!

— И о невесте знаешь?

— Что слыхала, то и скажу. Одни будто предлагали вдовой царице девиц из знатных семейств. Там присматривали. Да родня царицына воспротивилась.

— С чего бы?

— Толкуют, доказали Наталье, что знатные на свою сторону Петра Алексеевича перетянут. Сыном править не сможет.

— Не глупа царица, коли поняла.

— Еще как поняла. Тихон Стрешнев всех Нарышкиных в кучу сбил среди мелкопоместных девиц найти. Наталья Кирилловна рада-радешенька, что глупей себя невестку заиметь дозволили.

— А Петр Алексеевич что же?

— А он и так, говорят, с каждой девкой, что под руку подвернется, гуляет. Ему все едино. Так и родительнице сказал. Мол, ваша воля, а наше поле, воли не хотим, да и поля не отдадим. Тут и Никита Зотов причинился, уговорил парня. Теперь будет кому вирши слагать свадебные.

13 августа (1688), на день памяти мучеников Ипполита, Иринея, Авундия и Конкордии в Риме и преподобного Аркадия Новоторжского, приходили к патриарху в Крестовую палату с отписками от Германа И. С. Мазепы генеральный есаул Андрей Гамалея да Запорожских казаков куренной атаман Яков Костенков.

— Не пожелал государь Петр Алексеевич почтить дом голицынский своим присутствием. Не приехал.

— О чем ты, князь Василий Васильевич? Сама я решила в твое Петровское вдвоем с государем Иоанном Алексеевичем прибыть. Соскучился ты, что ли, по нарышкинскому отродью? Аль со всеми хорошим быть захотел? Отвечай, князь, не стесняйся — люди кругом свои, близкие, во всем поймут, все объяснят.

— Вот я к тому и говорю, как княгине Авдотье объяснить, что государь не приехал.

— Шутишь, князь?

— Зачем шучу? И княгиня и невестки порастерялися. Засомневалися, не гнев ли это царский.

— Терпения моего, Василий Васильевич, не испытывай! Знать ничего о супруге твоей законной не хочу, а тут еще Петр Алексеевич ей понадобился.

— Государыня, княгиня Авдотья в тонкостях придворных не разбирается. Один порядок знает: коли такая высокая честь семейству ее выпала — царское семейство в имении своем принимать, всем бы угодить хотела, всех приветить.

— Действо, значит, такое комедиальное Голицыны сочинили, и государыне Софье Алексеевне в нем тоже местечко отвели. Может, и в новоосвящаемом храме стоять мне за государем прикажешь, место свое знать?

— Как можно, великая государыня! Я только о княгине…

— И княгиню с глаз моих долой убери. Поклон государыне отдала и пусть прочь с глаз моих уходит. Сколько мы с тобой, Васенька, в подмосковных видеться-то можем, и тут минуты у меня крадут.

— Народ кругом, государыня. Как можно!

— Ты что — учить меня вздумал, аль о других более, нежели обо мне, печалишься? Не пойму я тебя, князь, не пойму.

— Великая государыня, и говорить нечего, как тебе я всей душой моей предан.

— Душа душой, сердце мне твое нужно, Васенька, сердце! Вот только что я о нем знаю. Нет больше моего терпения в полжизни жить, от людей да семейства твоего голицынского крыться. Кончать с этим надо.

— Пугаешь ты меня, великая государыня. Как кончать?

— Государей побоку, Софье Алексеевне на престол, а там и под брачный венец. Так-то, князь! От своего ни в чем не отступлюсь, пугайся ты аль нет.

— Слыханное ли дело, государыня! Столько дел разом перерешить и одно дивнее другого. Ты и так всем одна правишь, погоди еще. Дай людям приобыкнуть.

— Приобыкнуть! А слыхал ли ты, что вдовая царица Наталья Кирилловна государя Петра Алексеевича женить надумала?

— На Лопухиной Евдокии. Как же.

— Слыхал и мне словечком не обмолвился?

— Да что тут толковать, государыня. Их право. Парень молодой. Хоть и царь, а без супруги не обойтись.

— И право у них увидел! А что теперь при дворе меняться начнет, пораскинул?

— Меняться? О чем ты, великая государыня? Я потому и назвал невесту, что ничего от такой ждать не придется. Родня нищая, малоземельная. Таких в руках ничего не стоит держать.

— А с Наташкой как? С царицей из Нарышкиных? Она что — из знатных? А справиться-то не можем. На всю жизнь забота.

— Нарышкины — другое.

— Это почему же другое?

— Их государь покойный Алексей Михайлович ко двору приблизил, первыми назначениями да землями одарил. А что Петр Алексеевич может? Разве что у тебя за них просить?

— Этот попросит! Этот бунт, увидишь, подымет. Не то, что родственниками дорожит, а для забавы. Потешные свои войска устроил, теперь жди, какое им применение найдет. В десять лет солдатики — одно, в шестнадцать — совсем иное.

— Вот тут у меня, великая государыня, предложение тебе есть. Твоя правда — выросли солдатики. С каждым теперь отдельно решать надо. Так я насчет Александра Арчиловича.

— Имеретинского, что ли?

— Его. Товарищ он Петру Алексеевичу самый что ни на есть близкий. Не разлей вода — иначе не скажешь. Так вот не женить ли княжича.