Лейла Вертенбейкер - Львиное Око

• Название: Львиное Око
• Автор: Лейла Вертенбейкер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1994
• ISBN: 5-8352-0238-5

О Гертруде Зелле Мак-Леод, которая известна широкой публике под псевдонимом Мата Хари, мы знаем лишь три бесспорных факта: она жила, танцевала и умерла. Имя ее стало легендой XX века — «знаменитая шпионка и роковая обольстительница».

Лейле Вертенбейкер удалось вернуть героине человеческие черты и объяснить ускользающее от определения бессмертие этого образа. Повествование, сотканное из страстей, предательства, клеветы, проникнуто сочувствием к героине и ведется от лица трех ее современников.

---

И смотрели, как танцует Мата Хари.

Во дворце принца дель Драго, в посольстве Чили, в парижских особняках, принадлежавших Анри Руссэ, княжне Мюрат, графине Эдмон Блан, Эмме Кальве. Наилучшим образом был приспособлен к искусству Герши салон. Если вы наблюдали, как она танцует в небольшой гостиной, вы тотчас покорялись ею. Видя перед собой женское тело, вы начинали поклоняться безвестным кумирам. Вы опьянялись, завораживались этим зрелищем. Ни о каком «стадном чувстве» не могло быть и речи. Каждый зритель чувствовал по-своему.

Ее биографию можно было прочитать в «Эко де Пари» и других журналах, приводивших собственные версии. Согласно самой популярной из них, Герши родилась на берегу Ганга, воспитывалась в храме, чтобы стать танцовщицей, совсем девочкой была похищена шотландским дворянином. Утверждали, будто она была королевой одного из голландских владений в Ост-Индии, будто ее принимали у себя принцы и богатые владетельные князья, ценившие ее древнее танцевальное искусство, и так далее. С серьезным видом о ней спорили серьезные ученые.

И журналистам, и академикам Герши умела превосходно преподнести себя. Она роняла какую-нибудь фразу наподобие: «На пурпурном алтаре Канда Суони, где я танцевала двенадцатилетней девочкой…», после чего наступала таинственная пауза, а собеседники ее делали остальное. Не знаю, много ли она позаимствовала у этих людей, которые сами заполняли паузы в рассказах, завороженные ее непродолжительным вниманием к их особам. Не знаю, сколько успела узнать и без них.

Самым жгучим вопросом сезона был следующий: «Кого же изберет своим любовником Мата Хари?»

Претендентов, причем пылких, на эту роль было множество. Ведь она была последней модой. Они видели ее полуобнаженное тело («Мрачная, дикая, захватывающая и совершенная», — писал о ней один критик). Танцуя, она отдавалась каждому мужчине, который видел ее («Отдавалась пылко, теряя голову»). Но никто не вправе был утверждать, что мог позволить себе больше, чем поцеловать ее руку. Я всегда был рядом. Я — смуглая лысина, худые бледные щеки и костлявая фигура — получил прозвище «ее тень».

Какое же удовольствие получала Герши от своей роли Мата Хари!

Иначе это назвать нельзя. Она относилась к своему прославленному, недавно сотворенному двойнику как к существу, живущему обособленной жизнью. Не хочу сказать, что она играла некую роль на людях, а в частной жизни была другой. Дело обстояло иначе. Но одна из двух ее ипостасей обращалась к другой в третьем лице.

«Мата Хари желает…» В отличие от моей Герши, Мата Хари была очень расточительна. «Мата Хари намерена…» Она была несговорчивой, не то что моя голубка Герши. Или же: «Герши устала». Так она говорила, когда Мата Хари должна была сделать что-то такое, чего не хотелось делать ей самой.

Я угождал «им обеим». После ее блистательного успеха в салоне графини Грейфуль мы повсюду стали желанными гостями. За одно вечернее выступление в частном доме мы получали больше, чем за трехмесячное турне. Я уже вел разговоры о выгодном контракте с театром «Олимпия» на осенний сезон.

Герши — Мата Хари переехала в роскошный номер «Крийон-отеля», который служил ей почтовым адресом в ту пору, когда она жила в меблированных комнатах. Герши казалось вполне естественным подписываться «Леди Грета Мак-Леод», живя в нищете. Но для Мата Хари то было временным пристанищем. Ей хотелось иметь свою квартиру с прислугой.

— Да, черт побери, будь благоразумна, — сказал я.

— Зачем? — спросила Герши. И улыбнулась незнакомой улыбкой — таинственной, едва заметной, прятавшейся в уголках губ. Улыбкой, напоминавшей улыбку Моны Лизы.

Но инстинкт не обманул Герши. Не напрасно поселилась она в той исторической квартире, которую я ей подыскал. Новое жилище создавало великолепное обрамление для нее. На третьем этаже небольшого особняка с видом на Сену находились две большие комнаты, протянувшиеся вдоль фасада. За ними располагались две комнаты, выходившие во двор. Одну из них, строго убранную, мы превратили в студию для репетиций. Вторая представляла собою огромную спальню, в которую можно было попасть по металлической узорчатой лестнице, выходившей во двор.

— Очень удобно, — заметила Герши.

И вы знаете, у меня защемило сердце. За все время нашего знакомства Герши лишь трижды удостоила кого-то своим вниманием. Однажды это счастье выпало мне. Меня всегда умиляла ее почти детская игривость и чистота, изредка уступавшие столь же детской щедрости. Герши дарила любовь бескорыстно. Неужели Мата Хари станет продажной?

Остальные комнаты квартиры она велела отделать в стиле, который я бы назвал аляповато-восточным. Он должен был бы принести ужасные результаты, но Герши не изменил вкус. Правда, спальня смахивала на опочивальню королевской фаворитки. В центре ее на возвышении стояла огромная кровать под балдахином и с розовыми шелковыми занавесками.

— Что ты собираешься на ней делать? — спросил я ревниво.

— Валяться, — ответила она, потягиваясь своими великолепными конечностями.

— Наверное, будет репетировать роль священной жрицы. Изображать невинность с голым задом, — сказал я в тот вечер Мишелю Эшегарре. Оставив Герши, я пошел к своим изгнанникам, по которым очень соскучился. Лишь один Григорий находился поблизости и мог видеть Герши. Разумеется, во время турне мы не поддерживали с ним связи, но, как только возвращались в Париж, всякий раз собирались вместе. Так продолжалось до ее дебюта в «Музее Гиме».

— Теперь это ни к чему, — сказал практичный баск.

— Хотелось бы, чтобы ее поступки были предсказуемы, — посетовал я.

— Неужели? — спросил Мишель.

— И чтоб она была правдивой.

— Ну, это невозможно.

— А вы знали, что, впервые попав в Париж, Герши поселилась в публичном доме?

Выпучив глаза, Мишель поднял прямые брови.

— Правда, она там только жила, а не занималась «ремеслом». По ее словам, жить там было любопытно и недорого.

— Зачем же она переехала? — поинтересовался Мишель. — Ведь истинно невинных трудно шокировать.

— По ее словам, хозяйка заведения перевела ее в комнату, похожую на купе в железнодорожном вагоне, и ей стало дурно.

— Очень похоже на нашу Герши.

— Почему ты не уговорил Таллу и Хайме прийти и встретиться с Герши?

— Пусть она сама нас пригласит, — с невозмутимым лицом ответил Мишель. — Или она больше не изгнанница?

Я не смог ни ответить ему, ни объяснить, что Герши так же горда, чудачка, как и они сами.

В квартире Герши всегда было множество цветов, которые присылали ей поклонники. Помятая бронзовая чаша, использовавшаяся для этой цели, постоянно была наполнена визитными карточками и любовными посланиями. То и дело приходили посетители, приносившие щедрые дары, если видели, что к ним относятся благосклонно.

Парадную дверь квартиры Герши охраняла мадам Шенне, представительница клана консьержек, личность с заячьим носом. Из всех поклонников ее жилицы старуха выделяла месье Валлона-отца, богатого лионского торговца, человека влиятельного, и использовала его для своих целей. Между тем Тереза, горничная Мата Хари и жена ее повара, существо романтическое, предпочитала Валлона-сына. Валлоны — отец и сын — вели не только осаду сердца дамы, но и войну друг с другом. Мне самому по душе кое-что попроще, поэтому я предпочитал Жака дю Мана, который играл в эту игру и прежде, причем умело и проявляя щедрость.

Герши никому не оказывала предпочтения. Но я всегда был у нее под рукой.

— Ты моя тень, а Григорий мой верный пес, — заявила она. — Вдвоем ограждаете меня от бед.

— Но не от долгов, — заметил я, когда Мата Хари начала приобретать драгоценности.

— Будет что закладывать, — объяснила она весело.

На этот раз в ней говорила Герши. Та самая Герши, у которой, как у всякой мещанки, на счету был каждый франк.

Когда она пригоршнями извлекала из вазы визитные карточки и протягивала их мне, она тоже оставалась Герши.

— Неужели они готовы жениться на Мата Хари?

— Голубушка! — воскликнул я, потом неохотно закончил: — Нет, голубка, не готовы.

— Но ведь на оперных певицах женятся. И на актрисах тоже, — возразила она.

— Ты же была замужем, — уклончиво ответил я. — По-моему, тебе это было не по душе.

Она лишь посмотрела на меня глазами, в которых отразилась бездонная тоска, и положила записки снова в вазу, которую я взял у нее из рук и стал изучать имена.

— Де ля Сюр… Дю Ман… Ренан… Валлоны… Любопытная коллекция, дорогая моя.

— Однажды бедная Мата Хари влюбится, — проговорила она печально. Потом, закатив глаза, улыбнулась, как девчонка, и прибавила: — Тогда берегись!

Весна была поздней и чудной, дождь мягок, как шерстка котенка, и каштаны на бульварах походили на свечи в алтаре. Когда небо прояснялось, по нему плыли барашки облаков, улицы наполнялись людьми, гулявшими весь день, словно находясь не в Париже, а в Испании, где вечный праздник.