Зигфрид Ленц - Минута молчания

• Название: Минута молчания
• Автор: Зигфрид Ленц
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98358-291-0

Автор социально-психологических романов, писатель-антифашист, впервые обратился к любовной теме. В «Минуте молчания» рассказывается о любви, разлуке, боли, утрате и скорби. История любовных отношений 18-летнего гимназиста и его учительницы английского языка, очарования и трагедии этой любви, рассказана нежно, чисто, без ложного пафоса и сентиментальности.

---

Кто знает, что он обо мне думал, на что рассчитывал, когда однажды воскресным утром появился у нас; я чистил баржу и находился в этот момент в сарае, проверял трос и вдруг услышал его голос. Он говорил с моим отцом, а тот не очень приветливо отвечал на его вопросы и вообще разговаривал с ним, по-видимому, только потому, что господин Куглер представился как мой учитель. Господину Куглеру бросилось в глаза, что камни, которые мы сложили между сараем и пляжем, были похожи на странные существа — то, что он видел в них, говорило о его буйной фантазии: он якобы нашел среди них головастика, одного пингвина, одного монстра и даже Будду. Мой отец спокойно выслушал его, посмеиваясь порой и имея на этот счет свое мнение.

Господин Куглер не удивился, когда я вышел из сарая; как он сказал, он только хотел немного оглядеться тут у нас, однако его манера и то, как он меня разглядывал, это холодная взвешенная проверка, заставили меня усомниться.

Чем дольше я смотрел на твое фото, Стелла, тем таинственнее казалось, что оно оживает, я даже стал думать, ты подмигиваешь мне в безмолвном согласии со мной, так, как я этого ожидал на первом уроке английского после летних каникул. Да, Стелла, я ожидал, что мы неким тайным, незаметным для всех образом будем общаться в классе; когда ты вошла и мы все встали, никто, конечно, не был так напряжен, как я. «Good Morning, Mrs. Petersen».[6] Я нервничал. На Стелле была белая блузка и юбка из шотландки и, как часто бывало и раньше, на шее тоненькая золотая цепочка с золотым морским коньком. Я искал ее взгляда, но она не смотрела на меня, наказывала меня своим равнодушием. Меня не удивило, что она сразу в начале урока призвала нас рассказать, как мы провели каникулы и что нам особенно запомнилось — то же самое она проделала и в прошлом году. «Try to express yourselves in English».[7] Так как никто не высказал желания начать первым, она вызвала Георга Бизанца, своего любимого ученика, и тот был тут же готов выдать ей информацию о проведенных летних каникулах, о том, как причалила к деревянному мосту в Пастушьей бухте армада парусников, и упомянул, конечно, свой «accident».[8] Стелла предложила поговорить о «misfortune».[9] Пока Георг рассказывал, я подбирал слова, чтобы суметь описать свое важнейшее событие на каникулах, но меня не вызвали, Стелла так и не сказала: «But now we want to listen to Christian».[10] Она остановилась на рассказе Георга, а потом захотела узнать, что мы нашли про жизнь Джорджа Оруэлла, над романом которого Скотный двор мы будем работать на ближайших уроках. Я принял решение не поднимать руки, я просто смотрел на ее ноги, снова чувствовал ее изящное тело, как оно лежало рядом со мной, я обнимал его и теперь не мог забыть, что произошло между нами, и наше ставшее общим воспоминание жаждало подтверждения того хотя бы жестом, взглядом; находясь так близко от нее, я испытывал потребность не оставаться наедине с этим воспоминанием. Она нисколько не удивилась, когда я все-таки поднял руку, она спросила: «Да, Кристиан?», и я принялся рассказывать, что мне удалось выискать про автора: про то, как он оказался в полиции в Бирме, про его уход из протеста против некоторых методов правительства, полные горестей годы в Лондоне и Париже. Она слушала мою только что почерпнутую информацию со странным блеском в глазах, блеском узнавания и неожиданных воспоминаний, это было не просто похвалой, но и одобрением, которое я почувствовал, и когда она подошла к моей парте, остановилась возле нее, я ожидал, что она положит мне руку на плечо — ее рука на моем плече, — но она не сделала этого, она не решилась прикоснуться ко мне. А я представил себе, что она это все-таки сделала, и еще я представил, как я встал и поцеловал ее на удивление всему классу, а возможно, не только на удивление классу, я вполне допускал мысль, что некоторые из этих юнцов, о которых я знал, что они охвачены страстью, отреагировали бы на мою выходку одобрительными смешками или даже аплодисментами; что касается моих одноклассников, то тут всегда нужно быть готовым к самым неожиданным реакциям.

И после урока, в коридоре, ты прошла мимо, даже не взглянув на меня, мне показалось, что я почувствовал твое недовольство тем, что я пытался обратить на себя твое внимание, когда отошел от группы одноклассников. На школьном дворе — возможно, она была ответственной за порядок на перемене — она сидела одна на зеленой скамейке, погрузившись в свои мысли, во всяком случае, оставалась безразличной к игре в салочки малышей, к их вечному озорству и шалостям.

Но прежде чем запел школьный хор, на улице заиграла шарманка, малыши у открытых окон тотчас же заинтересовались шарманщиком и его инструментом, они толкались, оттесняли друг друга, некоторые из них махали уличному музыканту, игравшему веселую народную мелодию. Господин Куглер выразительно кивнул мне головой, я вышел за ним в коридор и спустился по лестнице вниз, выйдя на улицу; музыкант стоял со своей шарманкой под каштаном, такой человечек низенького роста с покрасневшими глазами. Почему господин Куглер попросил его пройти с шарманкой дальше, в ближайший переулок, который вел к реке, он никак не мог понять, и даже тогда, когда господин Куглер объяснил ему, что он мешает своей мелодией проводить траурную церемонию, он все равно не хотел уходить, он сказал, что в его разнообразной программе есть мелодии на все случаи жизни, и прекрасные и грустные тоже. Господин Куглер не придал значения этому сообщению, со словами: «Пожалуйста, исчезните отсюда!» — он положил монетку в две марки в его маленькую жестяную баночку, стоявшую на шарманке. Музыкант не поблагодарил его, он нехотя сдвинулся с места, подошел к низенькой каменной стене, ограждавшей наш школьный двор, сел на нее и закурил.

Первую монетку я бросил в начале экскурсии Вокруг Птичьего острова, я стоял за штурвалом Катарины, на борту находились курортники из отеля У моря и несколько подростков из ватаги в Пастушьей бухте, босиком, в одних плавках. Она, Стелла, тоже была на борту, спокойная, красивая, сидела на корме. Когда она поднялась на борт, мы поздоровались обычным пожатием рук. Рядом с ней сидела Соня, она смотрела на нее восхищенно, перебирая пальчиками золотую цепочку на запястье Стеллы. У меня не было необходимости самому выбирать швартовы, ребята, упросившие взять их, уже стояли наготове и сумели доказать свою ловкость, когда по мановению руки отдали концы. Дымка давно уже рассеялась, море слегка поблескивало, и там, где солнечные лучи достигали песчаного дна, ребристого от набегавших волн, наверх шло золотистое свечение. Мы развернулись, и более пожилые пассажиры замахали руками, прощаясь с берегом, они махали наугад — кельнерам отеля и посетителям кафе, а Соня неотрывно смотрела на пенящееся за кормой море. На мое предложение стать к штурвалу Стелла ответила согласием, меня это обрадовало, я мог стоять рядом с ней высоко в рубке, и, вроде как бы собираясь выправить курс, я взялся за штурвал и положил при этом свою руку на ее, почувствовав, что она ответила на мое робкое движение. Тихо, только для меня, она сказала: «As you see, Christian, captain, by learning».[11] Чего ей не хватает для этого, сказала она, тому она научится потом, когда ее друзья возьмут ее с собой на несколько дней в море.

Мы объехали Птичий остров вокруг, я отклонился от строгого курса, направил наш катер на огромный риф, уходивший по дну далеко на глубину, теряясь в темных водах. Курортники свесились за борт, не отрывали глаз от морских глубин, они терялись в догадках и рассказывали друг другу, что там видят; кончилось все тем, что они обратились ко мне и задали, как всегда, самые тривиальные вопросы. Они никак не хотели верить, что риф насыпан искусственно, еще несколько столетий назад, с использованием самых примитивных средств, какими тогда располагали; валуны доставляли сюда и равномерно спускали под воду, нагромождая друг на друга, не высоко, чтобы они не торчали из воды, а скрывались под ее поверхностью, превращаясь в западню для киля беззаботно приближающегося корабля. «Кому нужны камни, — сказала Стелла, — тот их здесь и найдет». Мы шли вдоль рифа, и когда впереди показалась песчаная коса, то в воздух поднялась туча водоплавающих птиц, имитируя белую вьюгу, главным образом клуши. Хлопали крылья, раздавался птичий крик, для некоторых ребят на катере это было долгожданным сигналом: они достигли того места, о котором мечтали с самого начала путешествия. Подростки выстроились вдоль борта, они размахивали руками, кто-то болтал ногами. И все они смотрели на нас, на рубку. Катер не двигался. Вода была прозрачной. Сначала я бросил только одну монетку, и не успела она достигнуть светлого дна, как ребята попрыгали вниз и нырнули под воду, гребя руками и торопливо отталкиваясь ногами от воды, они устремились на дно, и, как всегда, меня привели в восторг повороты их тел и вращения, похожие на танец. И те пассажиры, что постарше, тоже восхищались ими, некоторые перевесились через борт и любовались юными ныряльщиками, напоминавшими им играющих дельфинов. Я бросил еще две монетки и подбодрил тем самым своих пассажиров, те закопошились в карманах, желая сделать то же самое, кто-то бросил монетку подальше, другие опускали их прямо по борту, напряженно наблюдая, кто из ныряльщиков найдет ее, достанет и сохранит у себя после короткой борьбы под водой. Бесшумная борьба у дна, сопровождаемая бульканьем поднимающихся кверху пузырьков, чаще всего кончалась тем, что победитель зажимал монетку в зубах, спешно греб наверх и быстро взбирался на борт по короткой веревочной лестнице, которую я спустил на воду. С бескровным лицом ребята обессиленно плюхались на первое попавшееся сиденье и только здесь принимались разглядывать свою добычу, взвешивали ее в руке и показывали другим. То, что Соня тоже прыгнула вслед за мальчишками в воду, я как-то не заметил и увидел ее уже на самом дне, когда она усиленно оборонялась от соперника, обхватившего ее и пытавшегося разжать ее кулачок. Я уже стал подумывать, не взять ли багор и не оттолкнуть ли осторожненько Сониного противника в сторону, но тут Стелла скинула с себя пляжное платье, бросила его мне и прыгнула с рубки за борт. Несколько сильных рывков, и вот она уже настигла обоих у самого дна и растащила их в разные стороны, прижав мальчишке свою раскрытую ладонь к лицу. Она обняла Соню и оттащила ее к веревочной лестнице, потом опять нырнула вниз, чтобы забрать монету, которую Соня выронила. Стеллу сопровождали одобрительные взгляды пассажиров, когда она вскарабкалась на борт и села рядом с Соней, та тяжело дышала, сидела скрючившись и почти не радовалась, получив свою монетку. Однако выражение радости вспыхнуло на ее лице, когда Стелла притянула ее к себе и погладила по щеке, поставив свою ступню рядом с Сониной, Стелла весело сказала: «Смотри, и у тебя, и у меня одинаковые перепончатые лапки». А потом напомнила Соне, что каждое возвращение с морской прогулки заканчивается плаваньем наперегонки, должно так заканчиваться, мальчишки уже приготовились, и когда мы проплывали вдоль моста к отелю, я скомандовал, все прыгнули одновременно в воду и поплыли к берегу, каждый своим стилем.