Алехандра Писарник - Стихи

• Название: Стихи
• Автор: Алехандра Писарник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013

«Литературный гид»: «Скиталица по себе самой…», посвященный аргентинской поэтессе Алехандре Писарник (1936–1972). «Пытка как способ существования и способ письма», — так характеризует образ жизни и творчества Алехандры Писарник филолог Борис Дубин в заметке «Приближение к ускользающей тени». Подборку стихотворений А. Писарник перевел с испанского Павел Грушко, его же — вступление к стихам. Раздел «Из записных книжек» в переводе Натальи Ванханен.

АЛЕХАНДРА ПИСАРНИК (1936–1972, Alejandra Pizarnik наст. имя Флора Пожарник), творчество которой представлено в рубрике Литературный гид — аргентинский поэт, прозаик, переводчик. Дочь еврейских эмигрантов из Восточной Европы — в 1960–1964 гг. она жила в Париже, училась в Сорбонне. Писарник — лауреат литературной премии Буэнос-Айреса за поэзию, была автором целого ряда стихотворных сборников и книг поэтической прозы.

И еще одна деталь, характеризующая необыкновенную поэтессу: Александра Писарник, когда училась в Буэнос-Айресском университете, на факультете философии и журналистики, совмещала учёбу с занятиями у известного художника Хуана Батле Планаса. Впоследствии она украшала стихи вот такими удивительными рисунками — странные пыточные инструменты играют с читателем в загадки, приглашая в сладкую муку поэзии и творчества…

---

Алехандра Писарник. Стихи

Стихи

Вступление

Алехандра Писарник в аргентинской поэзии — особняком. Да и в мировой таких немного. Проклятыми поэтами не становятся, это от рождения до добровольного ухода из поэзии, у некоторых — из жизни. С ней это произошло 25 сентября 1972 года, когда она приняла избыточную дозу одного из барбитуратов.

Родилась Алехандра 29 апреля 1936 года в Буэнос-Айресе, в русско-еврейской семье эмигрантов, выходцев из Ровно, за два года до этого прибывших в Аргентину. Фамилия отца Пожарник была аргентинскими чиновниками переиначена в Писарник, имя младшей дочери Флора — в Алехандра. Почти все родственники по отцовской и материнской линии, оставшиеся в Европе, погибли в Холокост, — тема смерти в стихах Алехандры отчасти от этого. Но не только.

С отрочества она испытывала душевное беспокойство (Отбыть / телом и душой / отбыть… / Вот и поспеши, странница!), она обостренно, почти болезненно, ощущала разрыв с детством (Странно отвыкать / от часа моего рождения. / Странно не заниматься больше / заботами новорожденной). Симптомы раздвоения личности (Рассказать словами этого мира, / как удаляется от меня лодка, увозящая меня) привели с 1954 года к посещениям психоаналитиков, а незадолго до самоубийства — к лечению в психиатрической клинике. Она при жизни похоронила себя, установив надгробие;

алехандра алехандра
и под этим в земле я
алехандра

Параллельно с обычной, она училась в еврейской школе. Затем в Буэнос-Айресском университете, на факультете философии и журналистики, совмещала учебу с занятиями у известного художника Хуана Батле Планаса.

В университете начала читать Кьеркегора, Джойса, Пруста, Бретона. В течение четырех лет жила в Париже, писала для изданий, выходивших на французском и испанском. Углубленно постигала Лотреамона, Арто и сюрреалистов. Переводила Гёльдерлина, Мишо, Элюара, Бретона, других поэтов (к слову сказать, перевела два стихотворения Евтушенко). Изучала историю религий и современной французской литературы в Сорбонне. По возвращении в Буэнос-Айрес опубликовала три главные свои книги «Труды и ночи», «Музыкальный ад» и «Извлечение камня глупости».

Последнее название аналогично названию картины Иеронима Босха (правда, по-испански это: «Extracción de la piedra de locura», то есть «Извлечение камня безумия») — оно объясняет взгляд поэтессы на самоё себя. А может быть, это — ее ироничное, если не горькое, представление о том, какой ее видели окружающие?

Ряд больших поэтов отметили оригинальность поэтессы и ее значимость. Октавио Пас, говоря о ее книге «Древо Дианы», писал: «Собственное свечение, ослепительное и краткое»; Энрике Молина отметил «тончайший слух для улавливания едва слышимых лирических колебаний, образующих центральную нервную систему ее стихотворений».

По сути, трехязычная (домашний идиш, испанский язык Аргентины и безбрежья испанской культуры и французский Парижа и французской классики), — Алехандра Писарник ужималась до стыдливых горсток слов.

Смерть вечно рядом.
Я слушаю ее.
И одну себя слышу.

Перевод с испанского и вступление Павла Грушко

Стихотворение для Эмили Дикинсон

По ту сторону ночи
её ждёт её имя,
ее тайная жажда жизни —
по ту сторону ночи!

Что-то плачет в воздухе,
звуки рисуют восход.

А она размышляет о вечности.

Ничего кроме имени

алехандра алехандра
и под этим в земле я
алехандра

Последняя чистота

Отбыть
телом и душой
отбыть
Отбыть
отделаться от сторонних взглядов
от застрявших в горле
камней

Я должна отбыть
никакой больше апатии под солнцем
никакой больше убывающей крови
не занимать больше очередь к смерти

Я должна отбыть
Вот и поспеши, странница!

Только и всего

теперь мне понятна суть

она вспыхивает в моих желаниях

в моих невзгодах
в размолвках
в блужданиях
в бредовых снах

теперь мне понятна суть

теперь
искать жизнь

Время

Ольге Ороско[1]

О детстве помню разве что
слепящий страх
и руку, которая увлекает меня
на другой мой берег.

Древо Дианы

1

Я выпросталась из себя на заре.
Оставила своё тело рядом со светом.
И воспела печаль того, что нарождается.

3

Одна только жажда,
безмолвие
и отсутствие встреч.

Берегись меня, любовь моя,
берегись молчуньи в пустыне,
путницы с пустой чашей
 и тени от её тени.

4

Ауроре Бернардес[2] и Хулио Кортасару

Так вот

хватит тянуть руку за подаянием
для потерявшейся девочки. Холод
подаст. Подаст ветер. Дождь подаст.
Подаст гром.

11

Сейчас,
в этот безвинный час,
я и та, кем я была, усаживаемся
на пороге моего взгляда.

12

Долой, нежные метафоры шёлковой девочки,
долой, лунатичка на туманном карнизе,
долой, пробуждение от руки и обнюхивание
цветка, распустившегося на ветру.

13

Рассказать словами этого мира,
как удаляется от меня лодка, увозящая меня.

32

Зона бедствий, где спящая
медленно поедает
свое полночное сердце.

34

маленькая путница
умирала объясняя свою смерть

мудрые печальные насекомые
приходили к её тёплому телу

35

Жизнь, моя жизнь,
                            перестань саднить, моя жизнь, перестань
цепляться за пламя,
                                      за безыскусную тишину, за обомшелые
камни ночи, перестань падать и саднить, моя жизнь.

Назвать тебя

Вместо стихов о твоём отсутствии —
рисунок, трещина в стене,
нечто на ветру, горький привкус.

С открытыми глазами

Кто-то измеряет, рыдая,
пространство рассвета.
Кто-то полосует ножом подушку
в поисках невозможного
для себя покоя.

Ещё один рассвет

Вижу как надвигаются призраки безмолвия и
отчаяния. Вслушиваюсь в серые напряженные голоса
в древнем углу сердца.

Обмороки, или Созерцание того, что кончается

Куст сирени облетает.
Осыпается с самого себя,
прячет свою древнюю тень.
От подобного я умру.

Поиск

Октавио Пасу

Вечно сирень на том берегу.
                                               И если душа спрашивает,
далеко ли это, ей отвечают: на другом берегу,
                                                                          не на этом, а на том.

Пути в зеркале Фрагменты

Главное — смотреть невинно. Словно ничего не
      происходит, что так и есть.
Точь-в-точь девочка, намалёванная розовым мелком
      на очень старой стене, внезапно смытая дождём.
А жажда — моя память о жажде: я внизу, на дне
      колодца, и, помнится, всё пью и пью.
Как та, которой ничего не нужно. Вообще ничего.
      Рот зашит. Веки зашиты. Я забылась. Внутри
      ветер. Всё замкнуто и ветер внутри.
Но безмолвие — явно. Поэтому и пишу. Я одинока —
      и пишу. Нет, не одинока. Кто-то дрожит рядом.
Даже когда я говорю солнце, луна, звёзды, я имею в виду
      то, что со мной происходит. А что я желала? Я
      желала безукоризненной тишины. Вот и говорю.
Сладостно терять себя в образе, который
      предчувствуешь. Я восстала из своего трупа и от —
      правилась на поиск своей сути. Скиталица по себе
      самой, я пошла к той, что спит в краю ветра.
Мое бесконечное падение в мое бесконечное
      падение, где никто меня не ждал. И оглядевшись,
      не ждёт ли меня кто-нибудь, я не увидела никого,
      кроме себя.

Знаки