Фриц Шахермайр - Александр Македонский

• Название: Александр Македонский
• Автор: Фриц Шахермайр
• Издательство: Ростов н/Д: «Феникс», 1997-576 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-85880-313-Х

Книга — итог многолетних исследований австрийского историка античности Ф. Шахермайра, связанных с личностью и деятельностью македонского царя Александра. Она охватывает все периоды жизни Александра Македонского, дает представление о той обстановке, которая окружала Александра с детских лет, рассказывает об истории Македонии, о географических и социально-экономических особенностях этой страны.

_{Сокращенный перевод с немецкого М.Н. Ботвинника и Б. Функа}

_{Сканирование и обработка: nitebar}

---

Мятеж грозил разрушить все надежды Александра на великую войну с персами, более того, на его стремление занять ведущее положение в мире. Если Александру придется ограничиться только Македонией, то его власть будет не больше власти любого варварского владыки. Только соединение македонской короны с гегемонией в Элладе придавало его действиям истинное величие. Ведь Александр не был еще тем всепобеждающим героем, которым стал впоследствии. Лишь завоевав мир, мог он пренебречь своей ролью гегемона.

Как и год назад, царь надеялся, что одно его появление удержит греков от открытой враждебности. В двух следовавших друг за другом военных походах его армия предельно устала, но Александр все же сумел поднять дух воинов и заставить их двигаться форсированным маршем. Они шли, «не останавливаясь»[62], и в течение двух недель ежедневно проходили по 30 километров. Войско шло быстрее, чем поступали известия о его приближении. Внезапно оно оказалось в сердце Греции, под стенами мятежных Фив.

Царь рассчитывал, что его молниеносное появление образумит греков. Он хотел победить без оружия, не желая пятнать репутацию гегемонии кровопролитиями и насилиями. По-видимому, он учитывал тот факт, что эллинов обманули ложные слухи. И в самом деле, пелопоннесцы сразу же прекратили враждебные действия, да и Афины повели себя выжидательно. Таким образом, фиванцы оказались без той поддержки, на которую надеялись. Даже наоборот: фокидцы и жители маленьких городов Беотии, подобно жадным волкам, устремились к Фивам, чтобы насладиться мщением и рассчитаться с угнетавшим их государством. На этот раз они исполнили свои союзнические обязательства с большей для себя выгодой. С их помощью Александр сумел созвать нечто вроде чрезвычайкой сессии совета Коринфского союза и действовал как бы по воле союзников.

Но упрямые фиванцы не уступали. Они помнили о своем успешном сопротивлении Спарте и о былом союзе с персами. При этом они не хотели вспоминать, как их осуждали потом за разрушение Платей и Орхомена и особенно за то, что они предложили тогда разрушить и Афины.

Александру не оставалось ничего другого, как решить спор силой оружия[63]. Он максимально приблизился к запертому в крепости македонскому гарнизону. От осажденных его отделяли только укрепления. Если бы удалось прорвать их, он соединился бы с осажденными македонянами. Александр все еще колебался, вызывая этим недовольство как греческих союзников, так и наиболее честолюбивых македонских военачальников. Когда один из них, Пердикка, решил, что момент благоприятствует нападению, он дал знать своему войску, не дожидаясь приказа юного царя. Этот смелый поступок вначале принес Пердикке успех, но при продвижении его войско попало в клещи, а затем и вовсе было оттеснено за пределы укреплений в открытое поле.

Между тем Александр подвел свою армию к месту боя и поддержал наступление Пердикки только легковооруженными воинами. Тяжелую пехоту он не ввел в дело. Когда воины Пердикки бросились назад, а торжествующие фиванцы перешли в наступление и даже открыли ворота, чтобы преследовать отступающих, царь понял, что пробил его час. Он ввел в бой все свои силы, оттеснил врага к воротам Фив, и вслед за бегущими фиванцами вошел в город. Между тем не участвовавшие в преследовании македоняне поднялись на незащищенные стены и тоже ворвались в город. Улицы, площади и дома превратились в поля сражения. Началась страшная резня отчаянно защищавшихся фиванцев. Больше всех зверствовали греческие союзники Александра, не щадя ни женщин, ни детей. 6000 человек пали жертвой этого побоища. Затем Александр приказал прекратить бессмысленную бойню.

Как и раньше, царь делал вид, что военные действия ведутся по решению союзного совета, и предоставил синедриону вынести решение о судьбе Фив. Сами греки произнесли жестокий приговор: жителей продать в рабство, город разрушить до основания, а землю разделить между соседями. В крепости должен был остаться македонский гарнизон. Этот приговор не коснулся только дома и потомства великого Пиндара, а также македонских ксенов.

Конечно, Фивы нарушили устав Союза. Их союз с Персией был величайшим предательством. Однако наказание превысило меру справедливости. Оно коснулось не только Фив, но и всей Эллады, а в конечном счете и самого Коринфского союза. Александру едва ли следовало радоваться своему превзошедшему все ожидания военному успеху. Пусть греки, скованные ужасом, прекратили всякое сопротивление, а царь простил остальные греческие государства и даже отказался от преследования афинских подстрекателей; какое все это имело значение, если гегемон Союза стал теперь для греков символом смерти? Правда, Союз, как таковой, продолжал существовать, но все надежды, которые возлагали на него Филипп и Александр, были теперь потеряны. Хотя на следующий год союзники и отправились с Александром в поход против персов, но доверять их контингентам теперь уже не приходилось. Они стали просто заложниками, дабы предотвратить новые мятежи. Да и сам Александр хорошо понимал, что он больше уже не мил эллинам. Может быть, именно поэтому он особенно много говорил о панэллинском характере Персидского похода. Когда впоследствии Александр встречал рассеявшихся по миру фиванцев, он был с ними особенно милостив. Однако вызвать прежнее воодушевление греков было уже невозможно, скорее этого можно было ожидать от бывших греческих наемников на персидской службе.

Победоносный год не принес желаемого успеха. Армии Александра удалось победить трех противников подряд на далеких друг от друга театрах военных действий. Но моральная победа была достигнута только на Балканах. Там варвары всячески стремились завоевать дружбу и милость Александра. Трибаллы и иллирийцы охотно шли в его войско, и даже воинственные кельты отказались от своих опасных планов. Казалось, унаследованное царем Балканское царство удалось укрепить. Труднее было утверждать то же о гегемонии в Союзе. Наоборот, отношения с эллинами стали более напряженными, чем раньше.

ПЕРСИДСКОЕ МИРОВОЕ ГОСУДАРСТВО И ЕГО СОСЕДИ

Мы подошли к началу Азиатского похода Александра против Персидской империи. Именно этого могущественного противника избрал Александр, чтобы помериться силами. Но если мы хотим понять политику Александра, который, став победителем, сам пошел по пути персидских царей, необходимо предварить дальнейшее изложение некоторыми замечаниями, и прежде всего описанием Персидской империи и даже более того, всего восточного мира.

Огромное Персидское государство с социологической точки зрения включало две совершенно различные области: одну — по преимуществу городскую, другую — сельскую. Городская культура преобладала в Анатолии, Месопотамии, Сирии, Палестине. К ней надо отнести также Переднюю Азию и Египет — страны, чья история в прошлом насчитывала немало блестящих страниц. Совсем иначе обстояло дело на Иранском плоскогорье. Жители здесь занимались скотоводством, а где позволяли условия, — садоводством и земледелием. Это было общество крупных и мелких землевладельцев. Они считались превосходными лучниками и наездниками, жили обычно в укрепленных замках, в бой выступали на конях в сопровождении конной свиты. Отношения зависимости в первую очередь зиждились на имеющихся земельных наделах. На верху иерархической лестницы стоял местный князь. В области культуры Иран хотя и дал кое-что, но не более, чем любое другое подобного типа сельское общество. Если сравнить иранцев[64] с представителями городских цивилизаций, то, конечно, они стояли неизмеримо ниже, особенно в организационной и технической сферах, а также в области искусства.

Принимая все это во внимание, мы без труда заметим известный параллелизм, на который исследователи не обращали достаточного внимания. Оказывается, по отношению к переднеазиатским городам Иран в общественном и культурном отношении играл такую же роль сателлита, как Македония в отношении городской культуры греков. Как в Македонии, так и в Иране мы видим простоту и естественность, любовь к охоте, быстрым коням, пирам. Здесь сохранялись рыцарские обычаи, зависимость мелких землевладельцев от крупных, иначе говоря, Иран стоял на ранней архаической ступени общественной жизни. И Иран, и Македония были окружены во многом превосходящими их странами, оказывающим на них влияние городским миром, который достиг исключительно высокого уровня. Но там высокая цивилизация стала уже рутиной и ощущалась некоторая усталость от нее. Так же как и в Элладе, в городах Передней Азии шла ожесточенная борьба за политические идеалы. И там и здесь сельские области отличались необыкновенной жизнестойкостью: ведь они не растратили себя в творческих исканиях и культурной деятельности.

Одним, однако, месопотамская культура отличалась от греческой, а именно отношением к территориальным захватам. Греки привыкли к своей расчлененности на мелкие общины и предпочитали существовать как мелкие государства. Сама мысль о завоевании широких земельных пространств была им чужда. Вавилонянам и ассирийцам, наоборот, было присуще стремление к распространению своей власти на большие пространства, что в конечном счете привело их к мысли о мировом господстве. Конечно, при узости географических представлений того времени не могло быть и речи о завоевании мира. Но непрестанно повторялись попытки объединить всю Переднюю Азию и даже присоединить Египет. Хотя этой цели и не удалось достичь, но стремление к объединению мира отразилось в таких титулах правителей, как «Великий царь», «Царь четырех стран света» и «Царь всего». Если эти титулы и не соответствовали фактическому положению дел, то такого рода притязания говорят сами за себя.