Алексей Евдокимов - Слава богу, не убили

• Название: Слава богу, не убили
• Автор: Алексей Евдокимов
• Издательство: ПрозаиК
• Жанр: Триллер
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91631-073-3

Роман «Слава богу, не убили» — парадоксальная смесь жесткого детектива с плутовским романом, притчи с документалистикой, «чернухи» с «социалкой». Только в таком противоречивом жанре, по мнению автора, и можно писать о современной России и людях, живущих в ней.

Полулегально обитающий в столице бедный провинциал оказывается участником головоломной интриги, где главный игрок — гламурный генерал-силовик, ездящий по Москве на розовом «хаммере», а на кону — миллионы серого нала в зеленой валюте. То, что из этого получается, способно насмешить, не может не ужаснуть, но главное — призвано заставить крепко задуматься о правилах, по которым все мы живем.

---

— Враги это пишут, — Кирилл с клацаньем бросил бритву в стакан, выкрутил ручку на холодную до отказа и стал плескать на морду. — Это все пиндосами проплачено… — объяснил он самому себе, закрывая воду и сдергивая с держателя полотенце.

— А прикинь, правда, — Юрис брякнул дверцей холодильника. — Лопнет бубль, «бентли» будут распродавать за копейки, в бывших бутиках откроются секонды… Закат гламура, конец прекрасной эпохи…

— Ну, прикупишь себе «бентлю»… за копейки… — Кирилл принюхался к сырому полотенцу и кинул его в мусорную корзину. — Если кризис до кучи по фотостокам не лупанет… — он зевнул, помотал дурной башкой, выключая свет в ванной. — Ты не парься: понты у нас не переведутся никогда. Эпоха тут ни при чем. И цена барреля… — в открытое окно кухни наносило дворовые звуки и запах жареной картошки. — Как будто пальцы — они только от стабильности растопыриваются… Че, забыл все эти «благотворительные круизы» начала девяностых с блюющими спонсорской икрой попсюками — когда трупы пенсионеров примерзали к полам неотапливаемых хрущоб?..

Хома метнул в мусорник звякнувшую пробку и протянул ему очередную бутылку чешского лицензионного. Кирилл отрицательно помотал головой: хватит, на работу же надо.

«Понты — они от пустоты, — механически думал он, снимая с подставки гулко булькающий электрочайник и неловко хватая губами его носик. — Надуть ведь можно только что-то полое…»

— Я это к чему, — Юрка понес пиво в комнату. — Ты не спеши бросать свой дерьмосборник.

Шутки по поводу коллектора, которым Кирилл стал с началом своей работы на агентство по востребованию долгов, за полгода вошли в нейтральный речевой обиход.

— Почему? — Кирилл в комнате подозрительно приглядывался к поднятой с кресла майке.

— Ну так помнишь, о чем мы вчера звездели, пока эти козы не появились? — Юрис уселся за компьютер. — Весь миддл-класс наш — он же в кредит живет…

Кирилл швырнул тряпку обратно и пошел в спальню; хмурился, вспоминая. («…Миддляк — он по определению должен быть доволен собой и жизнью. Но наш миддляк, доморощенный, так свирепо демонстрирует себе и всем свое довольство, что ни хрена я ему не верю! Чего они с такой жадностью хватают все эти приметы зажиточности, от „пассата“ до холодильника — в кредит, все в кредит, как расплачиваться, неважно: лишь бы было, прямо сейчас?.. А потому что только глядя на эту тачку и на этот холодильник он сам способен поверить в то, что он — миддл…») Да, что-то звездели… Он вытащил из шкафа свежую, попахивающую стиральным порошком майку и нырнул в нее влажной нечесанной башкой.

— А прикинь — в натуре кризис? — Хома в большой комнате деловито клацал мышкой. — Повышибают их из своих офисов — они платить по кредитам перестанут. Вам, коллекторам — самое раздолье…

Нам, коллекторам… Это он меня подкалывает или правда агитирует за такую карьеру? Занялся бы сам этой байдой… фотохудожник хренов… Натянув носки, Кирилл шарил глазами по спальне.

— Поехали лучше в Лондон… — вернулся он обратно. Юрис сидел спиной к нему: правая ладонь на мышке, левая на пивном горлышке. — На хрена я визу делал?..

За визу спасибо стоило сказать Юркиным приятелям-британцам, приславшим Кириллу приглашение. С ними рижанин Хома познакомился через приятелей латвийских, уехавших на острова в общем гастарбайтерском потоке из вступившей в ЕС Прибалтики.

— Ну съездить-то съездим. А что будешь делать, когда вернешься? Или ты собирался там остаться нелегалом?

«Это вряд ли… — думал Кирилл, озабоченно озирая раззявившуюся на полу фотосумку, закиданное одеждой кресло, составленные у стены пустые пивные бутылки. — Как ни мало нравится мне препираться с неплательщиками, сомневаюсь, что собирать клубнику в Скотландии — сильно более творческое занятие…»

— Слышь, ты котлов моих не видел? — спросил он.

— Так ты че, не помнишь? — ухмыляющийся Хома обернулся от широкого, как биллборд, Риткиного монитора.

Кажется, Кирилл помнил. Из пьяного тумана извлекалась картинка, на которой никаких девок уже не было, джентльмены догонялись вискарем у реки с видом на церетелевского Петра и гигантские синие буквы «МегаФон» на крыше ЦДХ, и он, размахивая своими решительно содранными с запястья «Тиссо», объяснял громко и матерно, где именно видал все эти барские подачки…

— Что, утопил? — мрачно уточнил Кирилл.

Юрис скалился издевательски. Так — на латышский манер — Кирилл звал его в основном за глаза: с титульной нацией отношения у Лухоманова, во всех прочих случаях стопроцентного интернационалиста («У меня нет предубеждений — я ненавижу всех»), были сложные. Чтобы понять его, видимо, надо было в Латвии жить — Кирилл-то, будучи зимой у него в Риге, решительно никакой ксенофобии там не обнаружил. Если что его и смутило — то явственный и повсеместный душок блядства, ощущающийся и вне бара «Виктория», где в курящий зал, облюбованный Кириллом, Юркой и его Верой, то и дело отлучались подымить от стойки, рабочего своего места, русскоязычные девицы в сетчатых колготках на толстых окороках. Подтянувшихся со временем клиентов, немолодых лысоватых бриттов с раскрасневшимися гегемонскими рожами и громкими пропитыми голосами, выходящий из заведения Кирилл узрел позже, чем лихо уделанный ребятами сортир: по-европейски приличненький (English bar рассчитан был на туристическую клиентуру), с новенькой сантехникой, обоссан тот был полностью, включая стены. По Юркиным словам, прямыми рейсами копеечных дискаунтеров в Ригу из десятка британских городов толпами летали на выходные секс-туристы, привлеченные количеством и крайней, опять же, дешевизной здешних шалав, а в обратном направлении — гастарбайтеры.

— На… нонконформист… — Хома выудил из кармана Кирилловы часы и бросил ему через комнату. — Хорошо, у меня хватило трезвости их отобрать…

— Неплохо, — согласился тот, защелкивая браслет на запястье и морщась от ломоты в затылке. — Ладно, пойду я, вышибу немножко денег из населения…

— Паяльник не забудь, — ритуально напутствовал Юрка, разворачивая на мониторе какие-то цветастые пейзажи.

Кирилл совладал со шнурками, подхватил тугой мусорный пакет с завязанными ручками, бухнул дверью. Пока он гремел мусоропроводом, сверху к лифту сшаркала бабка лет шестидесяти, на его приветствие не ответившая. Имела она что-то против данного Риткиного гостя, против Риткиных гостей вообще или против самой Марго, оставалось неясным. После того, как в этой квартире завис еще и Юрис, пьянки здесь стали регулярными — но гуляли-то Кирилл с Хомой давно уже тихо, не в пример себе самим двадцатилетним: в середине девяностых в ДАСе[3] заочник журфака МГУ из Риги и раздолбай без определенных занятий из Рязани познакомились именно во время буйного недельного свинства.

Вообще со стороны Марго, отбывавшей на полгодика в Торонто, куда ее звала компания по разработке софта, не сдать задорого московскую двушку славянской семье без детей и животных, а бесплатно пустить туда малопрезентабельного приятеля, своего давным-давнишнего парня, было поступком по-хорошему странным. Но Маргарита вообще была такая — по-хорошему странная. Единственный Кириллов знакомый-программер женского пола (он полагал таковых больше персонажами соответствующего профессионального фольклора), причем довольно крутой — еще лет семь назад Ритка входила в команду «бауманки» на мировом чемпионате ACM.[4]

В лифт Кирилл не полез, сбежал по залитой солнцем, рассыпающей эхо лестнице. На одном из нижних этажей в душу впился такой знакомый рык вспарывающей бетонную стену болгарки (или, как выражается Юрис, «флекса»). Был в Кирилловой биографии пролетарский период, когда он сам ею орудовал, на пару с Димоном Тишниным — покрытый густым слоем едкой пыли, похожий на чернобыльского ликвидатора в плотно прилегающих очках и защитно-зеленом советском респираторе. Этот же киногеничный инструмент (сколько было шучено по поводу «Рязанской резни электропилой»!..) Тишаня, помнится, уронил, когда они с Кириллом резали искрящий визгливый металл у него в мастерской. Уронил — включенным. С диском, делающим семь тыщ оборотов в минуту. На миг оба окаменели, предчувствуя, как хлестнут сейчас во все стороны, прошивая тела, обломки круга, — и длинно выдохнули, видя, что адкая машинка качается в паре сантиметров от пола, пойманная Тишаней за шнур. Выматерились, перекрестились, вернулись к работе. Через какое-то время взгляд Кирилла упал на Димоново бедро — и снова он выматерился: совсем уже в другой интонации. Дело в том, что отрезной диск на такой скорости разваливает плоть безболезненно и затирает капилляры, так что даже крови почти не появляется. Но какие щели он делает в живом человеке, если металл кроит запросто, легко вообразить. Кирилл рванул было к аптечке, но Димон, спокойный, как слон, немедля его осадил и велел идти спокойно, не привлекая к себе внимания коллег и не создавая вредного для рабочего процесса переполоха. Что Кирилл и исполнил — правда, не обнаружил в аптечке ни черта, кроме пакетикового чая. Тишаня на это только фыркнул, отодрал с треском кусок скотча, залепил им дырку в себе и как ни в чем не бывало доработал рабочий день, длившийся у них тогда, помнится, поболе КЗОТных восьми часов…