Анри Жидель - Пикассо

• Название: Пикассо
• Автор: Анри Жидель
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-235-03022-0

Многие считали Пикассо эгоистом, скупым, скрытным, называли самозванцем и губителем живописи. Они гневно выступали против тех, кто, утратив критическое чутье, возвел художника на пьедестал и преклонялся перед ним. Все они были правы и одновременно ошибались, так как на самом деле было несколько Пикассо, даже слишком много Пикассо…

В нем удивительным образом сочетались доброта и щедрость с жестокостью и скупостью, дерзость маскировала стеснительность, бунтарский дух противостоял консерватизму, а уверенный в себе человек боролся с патологически колеблющимся.

Еще более поразительно, что этот истинный сатир мог перевоплощаться в нежного влюбленного.

Книга Анри Жиделя более подробно знакомит читателей с юностью Пикассо, тогда как другие исследователи часто уделяли особое внимание лишь периоду расцвета его таланта. Автор рассказывает о судьбе женщин, которых любил мэтр; знакомит нас с Женевьевой Лапорт, описавшей Пикассо совершенно не похожим на того, каким представляли его другие возлюбленные.

Пришло время взглянуть на Пабло Пикассо несколько по-иному…

---

Зато Мария-Тереза гораздо больше удовлетворяла Пабло физически: молодая женщина, спокойная, нетребовательная и гораздо менее сложная, чем ее соперница, давала ему успокоение, на что Дора была неспособна. «Ты меня не влечешь», — повторял он ей с жестокой искренностью. Однако, как ни странно, именно эта женщина с обнаженными нервами возбуждала чувства любовника. Он вскоре понял, что провоцируя раздражение Доры, доводя ее до нервного срыва, он испытывает острое наслаждение. Не нужно быть сексологом, чтобы понять относительную банальность подобных отношений. Но такая практика, если и не причиняла особого ущерба достаточно уравновешенному Пабло, наносила непоправимый удар по неустойчивой психике его любовницы. Похоже, художник особенно не задумывался о подобном риске…

Во время работы над Герникой Дора была вынуждена смириться с тем, что Пабло часто посещали по вечерам очаровательные визитерши, приходящие полюбоваться выдающимся художником за работой. Она закрывала на это глаза… Она поняла также, что отношения ее любовника с Марией-Терезой вовсе не были такими, какими он пытался их представить. Ей приходилось, страдая, смириться и с этим… А Пабло, как истинный испанец, был очень доволен тем, что ему удалось «приручить», «обуздать» такую сильную женщину.

Что касается Марии-Терезы, то здесь не было никаких проблем. Пикассо поселил ее с дочерью и матерью в Трембле, в сорока километрах от Парижа, вдали от всякой суеты. Впрочем, молодая женщина, очень доверчивая, спокойная и благодушная, не любила никаких «осложнений», как она это называла, она ни о чем не догадывалась и ни в чем не сомневалась. А Пабло писал ей многочисленные любовные послания. Однажды он даже заявил ей: «Герника принадлежит тебе», что, впрочем, было не так. В любом случае, он не уставал демонстрировать ей свою любовь, о чем свидетельствует это письмо, написанное им несколько позже; оно является образцом его любовной прозы, которую он посылал своим любовницам:

«Любовь моя!

Я только что получил твое письмо. Я тебе тоже написал несколько писем, которые ты должна уже получить. Ты для меня все. Я готов пожертвовать всем ради тебя, ради нашей вечной любви. Я люблю тебя. Я никогда не смог бы забыть тебя, и если я сейчас несчастен, то только потому, что не могу быть с тобой, как мне хотелось бы этого. Моя Любовь, моя Любовь, моя Любовь, я хочу, чтобы ты была счастлива и готов отдать все за это […]. Мне безразличны все слезы, если я смогу воспрепятствовать тому, чтобы ты пролила хотя бы одну. Я люблю тебя. Поцелуй нашу дочь Майю, а я целую тебя тысячу раз. Твой Пикассо».

Определенно, Дора и Мария-Тереза стали для него символами двух противоположных миров: одна воплощала идиллию, нежность, гармонию, мир, другая — трагедию, потрясения, войну. Впрочем, Пабло встретил Дору в тот момент, когда разгорелся конфликт в Испании, и она в его воображении была неразрывно связана с гражданской войной, раздирающей его родину. И ожесточенно атакуя ее то посредством живописи, то психологически, то даже физически, возможно, Пабло иногда воображал, что он атакует само Зло и преисподнюю…

Именно в таком состоянии духа Пикассо продолжает писать многочисленные портреты двух любовниц. Но в то же время, пребывая в хорошем настроении, он мог написать очаровательный портрет Доры. Даже если изображает ее одновременно в фас и в профиль, как делал это в период кубизма.

Долгое время Пабло будет искать различные способы обновления традиционного искусства портрета, которое, по его словам, ему бесконечно наскучило. И он создает десятки экспериментальных картин: яркие, пронзительные цвета, искаженные лица, изборожденные полосами, или причудливо изображенные в виде мотка из каната и узлов, уродливые ноздри, словно зияющие дыры, нос собаки, приклеенный к лицу человека, головы, увенчанные рогами, насаженные на туловище птицы… А вот на голову модели он поместил рыбу, над которой возвышаются нож, вилка и долька лимона — все, что необходимо для дегустации; другая картина — просто банка сардин с соответствующим ключом. Часто именно Дора — подопытная «свинка» для подобных дерзких экспериментов, тогда как Мария-Тереза и маленькая Майя изображаются в совершенно иной манере — Майя в лодке, Майя с куклой.

Другие его темы — «сидящая женщина», а также животные, собаки, петухи, кошки, среди которых знаменитая и очень жестокая картина Кошка, пожирающая птицу, где, по мнению некоторых, он иносказательно изобразил Гитлера, захватывающего Чехословакию.

— Вовсе нет, — возражал Пикассо, — кошка и есть кошка!

Более приятная и более забавная, несомненно, другая картина, где изображен котенок, которого кормит грудью Поль Элюар, представленный в облике арлезианки.

Однако последняя картина и несколько других составляют, пожалуй, исключение, так как общий тон его произведений — беспокойство, тревога, тоска и даже ужас. На это была масса причин — личная жизнь художника полна проблем; его родина залита кровью в результате ожесточенной борьбы, превратившей еще недавних друзей, даже членов одной семьи, в смертельных врагов. Наконец, с каждым днем возрастающая угроза нацизма. После присоединения Австрии к Германии в марте 1938 года судьба Судет была решена в сентябре в результате капитуляции западных демократий в Мюнхене. Нависла угроза войны. Возраст Пабло и его статус иностранца избавляли его от участия в войне, но он боялся, что не сможет работать, и этот непреодолимый страх приводил в смятение художника, отличающегося необычайно беспокойным характером.

К счастью, произошло событие, которое внесло в его душу некоторое успокоение. Весной 1938 года он помирился с Сабартесом. Они случайно встретились на улице Сены в Сен-Жермен-де-Пре, когда Пабло прогуливал свою собаку Казбека, которую Сабартес раньше не видел: «А что случилось с Эльфтом?»

Пикассо объяснил ему, что они «не сошлись характерами» и он оставил Эльфта в Трембле на попечение Марии-Терезы. Новый компаньон художника — еще одна афганская борзая, с длинной вытянутой мордой, с обеих сторон ее головы ниспадали длинные шелковистые пряди. Заметим, что взаимоотношения Пабло с животными были довольно своеобразными. Часто у него были одновременно собаки, кошки, голуби, обезьянки, совы… Однажды летом в Мужене он купил мартышку, которая ему показалась очень забавной. Он решил подразнить Дору: уделял обезьянке массу внимания и выражал пылкую любовь к ней, чем доводил Дору до истерики, а сам оставался довольным. Все это продолжалось до тех пор, пока он не узнал, что один монарх недавно умер от укуса обезьянки — кстати, в очень щекотливое место. Испугавшись, Пабло запирает несчастное животное в клетке. И Марсель получил задание немедленно вернуть ее продавцу. А Дора, которая уже была готова предоставить Пабло выбор между ней и обезьянкой, наконец вздохнула с облегчением…

На трогательной фотографии 30-х годов Пабло рядом с сенбернаром. Во взгляде художника, обращенном к любимой собаке, столько психологической близости и чувство такого единения, что можно задуматься над тем, испытывал ли Пабло подобные чувства по отношению к кому-либо из людей…

И в то же время он мог внезапно утратить интерес к любимому животному и вести себя так, будто оно не существует, но это случалось не надолго. Иногда отношение художника к животным приводило в замешательство. Но подобные смены настроения, несомненно, были обусловлены целым рядом обстоятельств…

Встретившись с Сабартесом в марте 1938 года, Пабло не пригласил его жить к себе, как он сделал это двумя годами ранее. В знак дружбы он привез его в Трембле, чтобы показать то, что написал за это время. Он пригласил его снова работать в качестве секретаря и каждое утро приходить к нему в мастерскую. Так закончилась ссора между друзьями, длившаяся более года, в течение которой оба критиковали друг друга, высказывая различные претензии, которые их окружение спешило усердно передать… По мнению Сабартеса, Пикассо был скупой, властный, сумасбродный, раздражительный, трусливый, садист, неблагодарный… Не лучше был и Сабартес, по словам Пикассо: человек, не имеющий ни малейших достоинств… «У него нет ничего… или скорее, да, у него есть… я!» — заявлял художник.

Примирение проходило вовсе не безболезненно, Сабартес больше всего опасался встретиться с Ольгой. Но Пабло попросил его приходить в мастерскую на Гранд-Огюстен, что все меняло. Чтобы окончательно убедить Сабартеса согласиться, Пикассо предлагает ему перепечатывать его стихи, хотя частично это было просто предлогом… В сущности, эти двое все еще неловко себя чувствовали и избегали прямых разговоров. И тем не менее они нуждались друг в друге: Сабартесу была необходима личность, которой он бы мог восхищаться, как бы компенсируя то, чего сам не достиг в жизни, чтобы как-то вырваться из пут собственной посредственности. Пабло, со своей стороны, был счастлив иметь рядом друга, который освободит его от всех обременительных забот повседневной жизни, внимательного слушателя и, безусловно, поклонника его таланта, если не характера… А относительно собственного характера Пабло не питал иллюзий.