Василий Щур - Пограничными тропами

• Название: Пограничными тропами
• Автор: Василий Щур
• Издательство: Казахстан
• Жанр: О войне
• Год: 1968

Всюду на страже границ нашей Родины стоят воины в зеленых фуражках. Они с честью несут свою почетную вахту. Об их трудной и славной службе, самоотверженности и бдительности, об их воинском мастерстве рассказывает эта книга. Она посвящается исполнившемуся в 1968 году 50-летию со дня основания пограничных войск Советского Союза. Книга рассчитана на массового читателя.

---

Отец и мать пилили во дворе дрова. Мать увидела бледное лицо Ванюшки, часы и все поняла. Тихо вскрикнула: порезала пилой руку. Отец побежал в дом, принес флакон с одеколоном, залил рану, бережно перевязал.

— Неужто разбил, сатаненок? — закричала мать.

— Ты это зря кричишь, Маруся, — остановил ее отец. — Ну-ка, покажи.

Ванюшка протянул часы, все еще не веря, что не получит трепки.

— Ничего, починим, — сказал отец. — Ты что же, хотел узнать, как это устроено?

— Хотел, — признался Ванюшка.

— А мы вместе посмотрим, — похлопал его по плечу отец. — Вот закончу с дровами и посмотрим. Жизнь, брат, штуковина очень интересная.

Вечером они долго сидели вместе. Семен дал сынишке подержать в руках револьвер.

— А ты по врагам стрелял? — поинтересовался Ванюшка.

— Пока нет.

— А будешь стрелять?

— Полезут к нам — пожалеют.

— А не побоишься?

— А когда ты станешь бойцом, побоишься?

Ванюшка посмотрел ему прямо в глаза и твердо сказал:

— Не побоюсь!

…А вот в ту осень отец не приехал.

Однополчанин Петр Илюшенко, появившись в селе, пошел не к себе, а прямо к Пашенцевым:

— Крепись, Елисеевна. Сложил голову твой Семен. На озере Хасан.

И вспомнилось Ванюшке, как упали часы, остановились стрелки…

Под вечер на заставу приехал секретарь райкома партии.

— Вот что, Иван Семенович, — сказал он. — Привез я тебе весть. Собирайся, поедем.

Газик проворно спустился по дороге к озеру, промчался вдоль берега и запетлял по склону сопки.

— Вот, почитай, — секретарь протянул Пашенцеву конверт. Письмо было из Владивостока.

«Много героических подвигов совершили наши воины на священной хасанской земле. Героям возданы почести. Но есть и такие, о которых еще не знают. Например, секретарь партбюро противотанковой батареи Храмов и член партбюро Пашенцев. Я служил и воевал вместе с ними. Это настоящие коммунисты. Очень прошу возложить на их могилу венки. Они находятся…»

Газик остановился. Впереди был топкий ручей.

— Дальше не проедем, — сказал Пашенцев.

Они вылезли из машины и пошли пешком. Над озером нависли черные тучи. Ноги утопали в рыхлом песке. Сухие трескучие камыши преграждали путь. Но они шли упрямо, молча.

Пришли на участок другой заставы. И на невысоком взгорке увидели белый простой обелиск. Глаза Пашенцева впились в надпись.

«Героям, отдавшим жизнь в боях 6—11 августа 1938 г.

Храмов Н. А. 1912

Дмитриев А. А. 1914

Пашенцев С. А. 1907

Конджария Г. Н. 1913».

Над взгорком взметнулся ветер. Пашенцев припал к обелиску губами.

— Отец…

Возвращались к машине в темноте.

Однажды Пашенцева вызвали к телефону. Звонили из штаба отряда.

— Учебная! На участке вашей заставы обнаружены следы. Координаты…

Пашенцев поднял заставу в ружье. Возглавил поиск.

Над озером свистела пурга. Пограничники скользили по обледенелым склонам, срывались вниз, вязли в топких местах.

И вдруг — следы! Едва приметные, запорошенные снегом, но следы!

Офицер штаба, услышав доклад Пашенцева, удивленно спросил:

— Ты что, мне тоже вводную даешь? Разыгрываешь?

— Нет, не разыгрываю. Самые настоящие следы. И, судя по всему, самый настоящий нарушитель.

Да, это была уже не учебная тревога…

Началось преследование нарушителя. Люди выбивались из сил. Устало вытирали пот с лица. Сбросили полушубки.

Рядом с Пашенцевым бежал ефрейтор Воинов. Когда до нарушителя оставалась сотня метров — сбросил сапоги.

Воинов, тот самый Воинов! Бывший шахтер, он не сразу «уложился» в рамки строгих военных уставов. В свое время в компании бесшабашных дружков привык «закладывать». Из первого увольнения пришел навеселе. Можно было, конечно, закрыть ему дорогу в поселок. Пашенцев поступил иначе. Сдружил его с Жолдыбаевым. Крепкий, честный парень хорошо повлиял на него, удерживал от дурных поступков. И если раньше Воинов в ответ на вопрос: «Как провели время в увольнении?» — мог запросто ответить: «Был в кино», — хотя и духу его там не было, то потом никто не смог бы уличить его в обмане. Стал учиться в вечерней школе…

И вот теперь — молодец молодцом. Сейчас настигнет нарушителя. Осталось пятьдесят метров. Двадцать. Десять. Все!

Усталые, возвратились на заставу. Кто-то из молодых солдат вздохнул:

— Ох и досталось!

— Ничего, выдюжим, — сказал Пашенцев. — На то мы и коммунисты.

— А мне… можно в партию? — тихо спросил Воинов.

— Подавай заявление, — ответил Пашенцев. — Рекомендацию дам. И, думаю, коммунисты будут голосовать «за».

И ушел в канцелярию. Отдыхать было некогда. Ввели нарушителя. Пашенцев в упор смотрел на его недоброе, изможденное лицо, на обмякшую фигуру. И неожиданно вспомнил слова «Полезут к нам — пожалеют!»

Пашенцев и раньше бредил Хасаном. Читал книги — участники боев рассказывали о себе и о своих товарищах. С волнением листал подшивки пожелтевших газет — каждая строка о хасанских событиях была для него такой же близкой и дорогой, словно сам он, приникнув к панораме «сорокапятки», вел огонь по захватчикам.

А потом, когда пришел служить в эти края, особенно полно почувствовал, что в долгу, в очень большом долгу перед памятью тех, кто отдал свою жизнь за свободу и независимость Родины.

Нет, он не был здесь просто туристом, решившим пройти по памятным местам боев. Он охранял границу. И охраняет ее сейчас. И тот клочок земли, на котором стояла батарея отца и где он пролил свою кровь, и всю нашу землю, которая зовется Советской Страной.

Его застава ни разу не пропустила врага на эту священную землю.

Фотографии, письма, вырезки из газет. Иван Семенович и его жена Раиса Александровна часто перебирают их, вспоминают о людях, что служили на заставе, а теперь трудятся в разных концах страны.

За окнами — ночь, а в комнате нет-нет, да и слышится:

— Помнишь?

— А ты помнишь?

Раиса Александровна долго рассматривает одну фотографию. На снимке крепко сбитый широкоскулый парень. Пришел на заставу замкнутый, неразговорчивый. Вырос без отца и матери. И Пашенцев стал ему вторым отцом. Даже после демобилизации следил за его судьбой, писал, помогал советами. Как-то парень сообщил, что живет хорошо, чуть не каждый вечер бывает в ресторанах. Пашенцев разволновался: не по той дорожке пошел бывший солдат. И по-отцовски разругал его.

«Не в этом счастье, — написал ему Пашенцев. Счастье в труде. Праздная жизнь до добра не доведет. Учись, парень, — вот задача. Трудись для народа — вот цель».

И спрашивал:

«Не женился еще? Женишься — приглашай в гости, приедем. Новосибирск далековато, но ничего»»

И что же? Поехал Пашенцев с женой и сыном в отпуск, повидался с парнем. Обрадовался: работает, поступил в заочный институт, собирается завести семью.

…Время — далеко за полночь.

— Пора спать, — говорит Раиса Александровна. — Ведь завтра день у тебя особенный.

Да, завтра день особенный. На склонах Заозерной большой митинг трудящихся в память о хасанских боях.

Он выступит на этом митинге, капитан Иван Пашенцев. Он скажет:

— Будьте спокойны, отцы! Сыновья не подведут.

Хасанские ветры… О многом могут рассказать они. О мужестве и честности. О верности и отваге. О дружбе и стойкости.

Они, эти ветры, проносятся над Хасаном — спокойным, когда светит солнце, неистовым, когда над ним нависают злые тучи. Проносятся над Заозерной — высокой, намертво сросшейся с землей сопкой. Тупые лбы хищников разбились об нее вдребезги. И даже ветры обходят ее стороной.

Они знают: и эту ставшую легендарной сопку, и всю нашу землю берегут сыновья героев.

Берегут, как велели отцы.

Алексей Белянинов ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ

Толстые глинобитные дувалы отсекали от просторной долины правильный четырехугольник.

Пустыня подступала к нему почти вплотную.

Но во двор, за широкие деревянные ворота заставы, выкрашенные зеленой краской, пустыню не пускали. Отбрасывая густую тень, ранней весной и летом до поздней южной осени здесь шумели листьями деревья, посаженные пограничниками у небольших арыков. Рукав, прокопанный от ближней речки, наполнял водой небольшой бассейн, в который приятно окунуться раскаленным летним днем, усталым вернувшись с границы.

Деревья росли и вдоль казармы, защищая ее окна своими ветвями от безжалостного солнца, деревья выстроились, словно на проверку, и возле длинного приземистого здания, в котором помещались канцелярия заставы и ленинская комната.

Этот маленький клочок выгоревшей земли на три года стал домом для молодых солдат Анатолия Курсакова, Николая Александрова, Михаила Сорокина, для многих их товарищей, вместе с которыми они служили на границе.