Рональд Харвуд - Одинаковые тени

• Название: Одинаковые тени
• Автор: Рональд Харвуд
• Жанр: Классическая проза

---

— Здравствуй, Джордж Вашингтон. Здравствуй, Бетти, — говорит он, и мы с ним здороваемся.

Тут он сообщает нам, что позвал на вечер гостей.

— Бетти, ты приготовишь нам закуску? Так, чего-нибудь. Джордж Вашингтон, ты останешься и будешь подавать выпивку — хорошо?

Но что тут хорошего, друг, если я надеялся вечером встретиться с этой Нэнси. Только гости мастера Абеля все же важнее. Стало быть, все утро мы провозились, готовя всякие разности для вечеринки. Мастер Абель принял у себя ванну, и, можно сказать, день опять хороший, и солнце светит вовсю. Друг, я люблю солнце.

После обеда я иду в свою комнату и переодеваюсь в рабочую одежду, потому что до гостей нам надо еще много чего сделать. И вот я вешаю свою куртку в мой джентльменский гардероб и вдруг замечаю, что во внутреннем кармане нет снимка, на котором мы с Нэнси. Вот это да! Как я перепугался! Я везде ищу этот снимок. Я ползаю на коленях, я лазаю под кроватью, рыщу по всей комнате, но я точно помню, что после того, как я вчера вечером смотрел на этот снимок, я положил его во внутренний карман. Так где же он? Друг, я боюсь. Я не хочу, чтобы этот снимок попадал куда-нибудь из моего кармана, потому что из-за этого снимка у меня наверняка будут неприятности. Так где же он? И тут кто-то стучит в дверь, и я открываю ее и вижу мастера Абеля.

— Джордж Вашингтон, — говорит он, — я хочу с тобой потолковать.

— Конечно, мастер Абель, — говорю я. — Заходите и будем толковать. Конечно.

И он входит, садится на кровать и начинает:

— Сколько лет ты у нас работал, Джордж Вашингтон?

— Семь лет, мастер Абель, — говорю я.

— Неужели? Семь лет. Неужели мне было только двенадцать, когда ты пришел к нам?

— Да, мастер. Вы точно были маленьким мальчиком.

— Ты до сих пор был хорошим слугой, Джордж Вашингтон, — говорит он.

Я молчу и только улыбаюсь, потому что мне приятно, что он говорит такие слова.

Мастер Абель тоже молчит и смотрит на кровать, и я не могу поверить, что он пришел ко мне, только чтобы сказать это. Поэтому я говорю сам:

— Помните, мастер Абель, какой шалаш мы построили на Львиной голове?

— Помню, — говорит он и смеется. — Конечно, помню. Мы с тобой построили шалаш. Интересно, что с ним стало?

— Да он там до сих пор, баас. Наверняка. Хороший шалаш на горе. — И это правда. Потому что мы с мастером Абелем действительно построили шалаш на Львиной голове, а Львиная голова — это гора на Си-Пойнте и должна быть похожа на львиную голову, только мне этого никогда не казалось.

И тут мастер Абель говорит:

— Послушай, Джордж. Вашингтон, мне бы не хотелось… Все, что ты делаешь, меня не касается, но Бетти дала мне это сегодня утром. — Друг, я должен сказать вам, он держит в руке снимок, на котором мы с Нэнси.

Друг, я не знаю, что ему отвечать. Ох, эта Бетти! Друг, я могу ее убить. Теперь мне ясно, отчего она была такая приветливая этим утром. Проклятая воровка — я вам уже говорил о ней.

— Бетти хочет, чтобы я тебя рассчитал, Джордж Вашингтон.

Черт бы побрал эту Бетти! Я должен признаться, что я чуть не заплакал, потому что я не хочу уходить из дома Финбергов. Уж если быть совсем начистоту, я действительно заплакал.

— Не плачь, друг. Ради бога. Послушай, я не собираюсь тебя рассчитывать.

Я заплакал еще сильнее.

— Перестань, — говорит он, совсем не грубо. — Я только хочу тебе сказать, чтобы ты больше этим не занимался, — ты меня понял? Это дурно. И от этого у тебя может быть куча неприятностей. В общем, держись от этого подальше, Джордж Вашингтон.

— Мастер, я был пьяный, когда они сделали этот снимок. Я не знал, что меня снимают, мастер.

— И еще есть снимки? — спрашивает он.

— Да, мастер.

— У кого?

— Да у этого Джанни Гриквы. — И, друг, я опять заплакал.

— Кто этот Джанни Гриква? — спрашивает мастер Абель.

— Тот, кто сделал эти снимки, — отвечаю я.

— Так вот, послушай меня, Джордж Вашингтон. Ты должен забрать у него все снимки с негативами и сжечь их — ты понял?

— Нет, мастер.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает он.

— Я хочу сказать, что не понимаю, что такое негативы, мастер. — И я утираю слезы, а слезы все льются.

— Ты прекрасно все понимаешь, Джордж Вашингтон. Это то, с чего печатают снимки. Черт возьми, ты же это знаешь. То самое, что ты относишь в лабораторию, когда тебе нужны новые отпечатки.

— Ах да, сэр. Я знаю. Такие черненькие. Да, сэр. Я знаю.

— Вот и хорошо. Стало быть, ты все заберешь у него и уничтожишь — ты понял?

— Да, мастер.

— Ты обещаешь?

— Да, мастер.

— Ну, хорошо, — говорит он. — И больше я не желаю ничего об этом слышать. Да, и не говори Бетти, что я сказал тебе, что она дала мне этот снимок, ладно?

— Но, мастер Абель, я должен отругать ее…

— Ни в коем случае. Лучше помалкивай. Я не собираюсь искать новую кухарку, пока мамы нет дома. Стало быть, Джордж Вашингтон, ты будешь молчать.

— Хорошо, мастер.

И больше не позволяй им тебя фотографировать.

— Хорошо, сэр.

— Это дурные снимки, — говорит мастер Абель.

— Почему дурные?

— Ты знаешь сам, почему они дурные.

— Мастер Абель, я знаю, что они дурные. Я только не понимаю, почему они дурные.

— Ты должен просто знать, что они дурные, — говорит он.

— Откуда мне это знать, мастер Абель?

— Потому что внутри тебя… друг, твоя совесть, черт возьми. Разве что-то внутри тебя не говорит, что они дурные?

— Говорит, сэр, — отвечаю я.

— Ну так ладно, — говорит он, смотрит на меня и уходит.

Но я хочу вам признаться, что никакой голос внутри меня не говорит, что эти снимки — дурные. Иногда этот голос говорит мне, что то-то и то-то — дурное, но он никогда ничего не говорил мне про эти снимки. Я знаю только то, что мастер Абель сказал мне, что эти снимки — дурные. Но, друг, я не знаю почему, — вы меня поняли?

Ох, как же я зол на эту Бетти. Какое у ней право входить в мою комнату и красть мои снимки? Никакого, сэр. И мастер Абель должен бы позволить мне дать ей хорошую взбучку. Как бы мне хотелось тысячу раз стукнуть ее по заднице! Черт бы ее побрал! У нее нет никакого права обкрадывать меня и требовать, чтобы мастер Абель меня прогнал. Никакого права. Но мастер Абель мне друг, это ясно, и я лучше добуду эти негативы, как я ему обещал. Но как это сделать? Этот проклятый Джанни Гриква — чертовски хитрый парень, но мне все равно надо так или иначе заполучить эти негативы.

Глаза у меня болят оттого, что я плакал и тер их, и я не очень-то хорошо вижу, но все равно я вижу снимок, на котором мы с Нэнси. Мастер Абель оставил его на кровати. И знаете, что я сделал? Я разорвал его на мелкие кусочки. Да, сэр. И я пошел и умылся, потому что не хочу, чтобы эта чертова Бетти видела, что я плакал.

Я иду на кухню, а она там делает бутерброды и всякое такое, а мне надо протереть стаканы и рюмки для гостей. Я ни слова не говорю ей. Да, сэр. Я просто протираю стаканы и рюмки. Я же обещал мастеру Абелю, что не буду говорить с ней. Так я себя и веду. Не говорю ей ни слова.

Уже около четырех, и я пью чай, и тут звонят в дверь, но я слышу, что мастер Абель сам ее открывает, поэтому я просто сижу, и пью чай, и не говорю ни слова этой жирной ленивой ксозе Бетти. Неожиданно мастер Абель входит в кухню и говорит:

— Джордж Вашингтон, это к тебе.

— Ко мне? — переспрашиваю я.

— Да, ты можешь принять его в гостиной.

— Африканца? — говорю я.

— Нет, европейца, — говорит он.

В чем дело? — спрашиваю я себя. Друг, зачем европейцу приходить к африканскому парню вроде меня, а? Наверно, это полиция. Иначе быть не может. Поэтому я пугаюсь, но все равно иду в гостиную. Но когда я вхожу в нее, я вижу, что это не полиция. Это европеец с глухим белым воротничком, и я понимаю, что это священник.

— Добрый день, ваше священство, — говорю я, чтобы показать ему, что я знаю, кто он, потому что я образованный африканец.

— Добрый день. Вы — Джордж Вашингтон Септембер?

— Да, ваше священство, — говорю я и по его выговору чувствую, что он из приезжих.

И он просит меня садиться и говорит, что очень мило со стороны мастера Абеля позволить нам поговорить в гостиной и все такое. Потом он спрашивает:

— Джордж, вы крещеный?

— Конечно, ваше священство, — говорю я.

— А конфирмацию вы проходили?

— Нет, сэр, — отвечаю я.

— Жаль, — говорит он. — Все же… Вы ходите в церковь?

Я молчу, потому что я не хожу в церковь.

— Наверно, не слишком часто, а? Ну, ничего. Я бы хотел, чтобы вы пришли в церковь в следующее воскресенье. В мою церковь. Вы придете?

— А где ваша церковь? — спрашиваю я.

— Здесь, на Си-Пойнте. Та самая, большая, на Главной улице.

— Но, ваше священство, это же церковь для европейцев, — говорю я.

— Совершенно верно. Поэтому-то я и хочу, чтобы вы пришли туда в воскресенье.