Кэтрин Хепберн - Я. Истории из моей жизни

• Название: Я. Истории из моей жизни
• Автор: Кэтрин Хепберн
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-7027-0053-8

Знаменитая актриса Кэтрин Хепберн подробно и трогательно описала свою жизнь, которую можно считать целой эпохой в истории американского театра и кино. Хепберн рассказывает о своем детстве; приглашает нас в театральные залы, где она блистала и в шекспировских пьесах и мюзиклах; раскрывает «кухню» Голливуда, с которым ее связывает не одно десятилетие; не умалчивает о срывах в карьере и трагических эпизодах личной жизни; знакомит с людьми, которые встречались на ее жизненном пути: президентом Рузвельтом, загадочным миллионером Говардом Хьюзом, актерами Спенсером Трейси, Алеком Гиннесом и целой когортой мирового масштаба, которые, как и миллионы зрителей во всем мире, были пленены обаянием Кэтрин Хепберн.

Перевод с английского А. Репко

---

Как ни странно, но в ту пору, когда он думал об этом, то имел в виду именно меня. Тогда мы не встретились. И по сей день эта идея представляется мне поистине восхитительной. Как жалко, что он не смог уговорить студию сделать эту вещь по-своему. Это было бы и безумно интересно, и своевременно.

Интересно, зачем он упомянул при мне об этих размышлениях по поводу «Джекилла и Хайда»? Я никак не могла перестать думать об этом. Не было ли здесь чего-то очень личного?

Наши натуры бесконечно сложны. Смешать толику этого, толику того — и оказывается, что в большинстве своем все мы крепко-накрепко во власти самих себя.

Актер в этом смысле имеет одно преимущество: он может бежать в «творчество». С.Т. — великолепный, на мой взгляд, актер; он мог, что называется, с ходу изменяться у вас на глазах. Без помощи каких бы то ни было вспомогательных средств — только магией и энергией своих мыслей он превращался в иного человека. Заставлял вас смеяться — устрашал вас — заставлял плакать. Убеждал вас, что он человек, выходящий из себя наружу. Но при этом ведь оставался самим собой, не так ли? Кем он был?

Я и вправду не знала этого. Он был заперт изнутри на ключ. И не знаю, был ли у него самого этот ключ. У меня было такое ощущение, что внутри той запертой от всех комнаты стоит машина, работающая на всю мощь двадцать четыре часа в сутки. Это она создавала замечательных людей — да, всех тех разных людей.

Однако более подробно о Спенсере несколько позже. Имейте терпение. У меня оно было.

IV

День памяти

Вот еще один случай.

Раз в году я припадала к своим тылам. Я имею в виду уик-энд Дня Памяти. Не тридцатое мая, о нет, — уже нет: настоящего Дня Памяти, увы, нет. Все это ушло. Главное — дело. Все праздники мы отмечаем теперь в уик-энды. Так вот, тридцатое мая того года пришлось на пятницу, — вроде бы как нельзя удачно, но ИМ хотелось, чтобы праздничным днем был понедельник. Так 24, 25, 26 мая стали праздничным уик-эндом Дня Памяти. Именно тогда со мной произошла одна история.

В полдень 23 мая 1986 года мы — Дэвид Лин, его первая жена Сэнди, моя секретарша Филлис и я — выехали из Нью-Йорка. Предполагалось, что этот уик-энд будет целиком посвящен отдыху. Они любили посидеть вечерами подольше. Я надеялась, что мне удастся лечь спать пораньше. Они отличные люди — простые и прямые, а еще — сильные и беспощадные. Кроме того, Дэвид — лучший кинорежиссер в мире. Он знал, как приготовить суфле. Поджарить мясо. И ничего — слышите? — ничего-ничего у него не получалось так, как ему хотелось. Он стоял, смотрел, уставившись в одну точку, ничего не предпринимая. Не двигался с места, пока не чуял запах совершенства. Такова его цель — в работе ли, в игре ли: делать нечто с максимально возможным качеством. Или не делать вообще.

Так вот, я снималась у него в 1954 году — в «Летнем сезоне», в Венеции. Однажды у него не получалась сцена с Изой Мирандой. Он повернулся ко мне и сказал:

— Кейт, попробуй-ка ты. — Отошел в сторону, повернулся спиной к съемочной площадке и уставился вдаль.

— Иза! — воскликнула я. — Смотри, Иза, что ему надо…

Мы сняли эту сцену.

В общем… да… И у меня и у него есть это качество — мы не сдаемся. Раз вы говорите, что взберетесь на гору, — взбирайтесь!

А теперь давайте достанем из багажника машины эти саженцы.

О Боже, совсем забыла рассказать. Мы были в лесном питомнике, что в Клинтоне. Джон — он там главный, — так вот, он сразу смекнул, что у нас главный — Дэвид.

— Послушай, Кейт, тебе не кажется, что это здорово — айва? Такой оттенок красного цвета. Сколько у тебя ее, Джон? Три? Хорошо, берем три.

Появилась Сэнди с красивым желтым ракитником в руке.

— Отлично, — сказал Дэвид.

— Ну да, отлично, — согласилась Кейт. — Мы уже взяли три саженца айвы.

— А как же эти?

— О, они такие симпатичные… Как они называются? — Я наклонилась, чтобы взглянуть на этикетку.

— Это кизильник, — подсказала Сэнди. Она знает все названия — даже по-латыни. Я тоже знаю, но с подсказкой.

— Ах да, — сказал Дэвид. — Осенью на них такие славные красные ягоды. Я думаю так… (Он говорил это Джону.) В общем, так — шесть таких, да?

— Прекрасно, — сказала я. Они действительно восхитительно смотрелись.

Появилась Сэнди с роскошной, нахально развесистой сосной — карликовый сорт.

— О, мне это нравится. У тебя найдется таких три штуки, Джон?

У Джона нашлось.

— А глициния есть?

— Нет, распродано.

— Сейчас подгоню машину, и мы загрузим их, да? — Дэвид и Сэнди отправились в другую секцию, где был хозяйственный инвентарь. Они купили большие вилы, маленькие вилы — две штуки, совок для посадки растений. К тому времени, когда я подъехала на машине, они уже успели за все расплатиться.

Я выбрала маленький, симпатичного вида совок.

— Мне кажется…

— Он долго не выдержит, — незамедлительно вынес свой приговор Дэвид.

— Такой удобный.

— Не выдержит, — повторил свой приговор Дэвид.

Я тем не менее купила его. Он сломается почти сразу — на прополке.

Слабая соображалка, Кейт…

Люди хлопотали ради меня, так ведь? Такое положение было для меня и необычным, и, в определенном смысле, приятным. Они же, похоже, получали удовольствие от этих хлопот. Я собиралась — давно, собственно, собиралась — укрепить подъездную насыпь: года два уже, как собиралась. Но сделать так ничего и не сделала. Одолеть такое мне было не под силу. Сорняки, сорняки, сорняки… Да и какие растения сажать?

Мы подъехали к дому.

Наш командир отдал нам приказ:

— Саженцы поставьте в тень. Первым делом уничтожим сорняки.

Насыпь — не очень высокий вал. Полтора года назад ее засадили низкорослым можжевельником. Можжевельник был очень уродливый, а осенью становился ржаво-красным. Словом, не радовал глаз. Одним своим откосом вал сбегал к большим тяжелым камням, лежащим на берегах бухточки, — защита от прилива. Мы называли эту бухточку топью.

Папа же называл ее лагуной. Но мне она напоминала болото. В шторм, особенно при северном ветре, вода поднималась. Именно по этой причине мы подняли дорогу и сделали эту насыпь — нечто вроде дамбы, чтобы защитить дом. От первоначальной растительности, которая существовала еще до появления насыпи, осталась одна нэнтекетская сосна.

Справа и слева от зарослей можжевельника — сорняки, щавель, жутко густая пампасная трава. Мы начали копать. Копали, копали — Сэнди вилами, я лопатой. Налегали на черенки, переворачивали пласты дерна и одновременно подрубали корни травы. Налечь, подсечь, провернуть, вытащить, подрубить, вытащить рукой. Кошмар! Моя спина, моя поясница, мои пальцы, мои ноги. Бедные связки! Дэвид присел перевести дух на единственный наличествующий стул.

Его беглый, спонтанный комментарий: «Если не уничтожать корней, вся работа насмарку. Они закрепятся раньше, чем вы успеете пласт перевернуть… О, Кэт, это ты слабо подрубила. Надо поглубже копать и обязательно вытаскивать. Спешить не надо, раздражаться — тем более».

Дэвид последнее время жил по гостиницам, несколько месяцев просидел за пишущей машинкой. Физически он был в худшей форме, чем я. Возраст у нас вроде бы одинаковый. Он решительный и упорный, и я решительная и упорная. Сэнди была на добрых тридцать лет моложе нас обоих. Все трое мы и по воспитанию, и по природе готовы справиться с задачей. Справились. Справились хорошо.

К концу первого дня мы прокопали метров тридцать насыпи. Сорняки — куча за кучей — оттаскивались к нашей свалке. До нее было примерно триста метров. Идти нужно было в горку, а тачка была тяжелая, большая — та, что мне нравилась. Она находилась в доме Манди — моего племянника, сына Дика. Дику нравилась легкая тачка. Каждому свое.

Подхватить ее, нагруженную, за ручки, отвезти наверх, разгрузить, назад, вновь загрузить. О, я так устала: моя спина, мои ноги, мои руки, мои пальцы. Забудь про все это. Просто держись на ногах, Кейт.

Дэвид продолжил:

— Ну, теперь можно сажать. Приступаем ко второй фазе операции. Айву!

— Мне?

— Нет, сажать будет Сэнди — она специалист. Как тебе этот, Кейт? Этот оттенок красного…

Сэнди подготавливала к посадке почву, которую мы освободили от сорняков. Она рыхлила ее всю — и глубоко. Дэвид опускал в лунки саженцы и следил, чтобы было все правильно.

— Мне кажется, если мы сгруппируем три желтых ракитника… будет, как солнце.

— Кейт, у тебя есть удобрение?

— Сейчас привезу. — Я пошла в гараж, вытащила оттуда двадцатикилограммовый мешок с удобрением, погрузила его на тачку. О, неужели я так устала?.. Неужели они никогда не остановятся?

— Ну, это же замечательно, дорогая! Сэнди, открывай мешок.

— Нет, давай я… — И поплелась в дом за ножницами. — Все! Видно, мне конец… Моя спина…