Владимир Корнев - Датский король

• Название: Датский король
• Автор: Владимир Корнев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-823-5

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.

В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника. История легендарного чернокнижника доктора Фауста, продавшего душу дьяволу, вновь обретает плоть и кровь в искушении чистых искусств: живописи, балета и поэзии, доводя человека до предельной точки творческого развития и… убивая.

Где-то в пространстве между готическими витражами библиотек Веймара, театральными подмостками Парижа и старыми церквями Петербурга лежат разгадки тайны Священного Копья Демонов и таинства превращения вдохновенной женственности белого лебедя в холодную загадочность черного…

«Датский король» — блестящий мистический роман петербургского писателя Владимира Корнева, захватывающий читателя с первых страниц и приоткрывающий занавес сцены, на которой истинная любовь противостоит искушениям темных сил и возвышается над демонической моралью.

---

— Все, все расскажу! Все исправлю!

Оправдываясь, он лепетал, на ходу мешая правду с откровенным враньем:

— Я ничего дурного не хотел! Только хотел снять слепки с этого памятника. Только форму — статуя так меня поразила! Я вернуть хотел, но не успел — ее украли, прямо отсюда украли… Я не успел. Работать уехал за границу, а когда вернулся, ее уже не было…

— Кто украл?! — грозно вопросил «долговязый».

— Не знаю я! Ей-Богу не знаю!

Но его больше не хотели слушать. На голову скульптору накинули холщовый мешок. Связанный сопротивляться не мог, а его уже куда-то волокли. «А вдруг они знают, что я подарил скульптуру этой чертовой немке?!» — догадка была безумная, но вполне в духе творящейся фантасмагории. Вячеслав Меркурьевич попытался кричать через холстину:

— Не убивайте меня! Это бесчеловечно, не берите греха… Тьфу, черт! Я все исправлю… Стойте!!! Вы еще не знаете, как я могу быть полезен…

Мешок сняли. Звонцов не успел еще отдышаться а мертвец в мундире опять сверлил его своими застывшими зрачками:

— Жить хочешь, ваятель? Статую обещаешь на место вернуть? Смотри, мерзавец, — обманешь, будешь жалеть, что на свет уродился! Я тебе сам на погосте местечко подышу…

На этом мучения Вячеслава Меркурьевича не закончились. Молодчики из загробного мира вошли в раж и продолжили избиение. Все, что еще не уничтожили, гости спешно собирали в мешки и уносили невесть куда. Потом схватили самого Звонцова и поволокли вниз по лестнице, этаж за этажом. Ему было уже все равно, куда его тащат. «Теперь уж, наверное, не убьют, главное, чтобы не убили… »

Над запущенным кладбищем сгущались сырые петербургские сумерки. Звонцов сориентировался, когда увидел бронзовую крылатую богиню на постаменте-надгробии. Радость охватила его, он даже почувствовал прилив энергии: «Боже! Она на прежнем месте, точно я никогда ее не трогал!!! Неужели конец кошмару и я свободен?!»

VI

Солнце, заглянувшее в окно мастерской, пробудило Вячеслава Меркурьевича. Он лежал на диване, по всем признакам наступило утро очередного дня — какого, было неясно. Сколько продолжался кошмар — сутки, неделю, а может, целый год?! Незнакомый молодой человек, чертыхаясь, освобождал скульптора от пут, с трудом развязывал узлы толстой веревки. Заметив, что Звонцов очнулся, он раздраженно заговорил:

— Наконец-то! Я уже думал, придется возиться с трупом — что, неделикатно выражаюсь? Вы бы постояли перед дверями часок, посмотрел бы я тогда на вашу истерику. Звонил-звонил, стучал, чуть ли не лбом бился, а оказалось, что дверь вообще не на замке! Если бы вы не были в столь жалком положении, я бы за себя не поручился… Что вы тут делали? Смрад ужасный! Можно подумать, что кто-то устроил пьяную оргию в морге…

Звонцов, еще окончательно не освободившийся от бредовых впечатлений, приподнялся на локтях и огляделся. Всюду были следы жуткого погрома. Он вдруг вспомнил, как в детстве при виде беспорядка сокрушалась старая нянька: «Ахти! Мамай прошел…» По мастерской, похоже, прошел не Мамай, а сам Чингисхан с ордой. Сохранившиеся работы можно было пересчитать по пальцам, весь пол был усыпан гипсовой крошкой и битым стеклом. На стене красовалась надпись «Memento mori». Тело невыносимо ныло от побоев и ссадин, руки-ноги затекли. Звонцов посмотрел на осколок зеркала, прислоненный к стене, и ужаснулся. Он едва узнал в отражении себя: опухшее лицо напоминало блин неестественно сизого цвета, из угла рта медленно стекала струйка крови. Звонцов мучительно обследовал языком рот, сплюнул несколько зубов. Посередине ателье на колченогий стул был водружен его автопортрет, окруженный вперемежку масштабными мужскими гениталиями из гипса звонцовской работы и пустыми бутылками. Изображение вдохновенного ваятеля в соседстве с символами разврата и разгула выглядело настоящей издевкой, меткой карикатурой на подлинную сущность творчески ищущего служителя гордых муз. Юный незнакомец брезгливо поморщился:

— Да я не ошибся ли адресом? Вы ведь живописец Звонцов, не так ли?

Вячеслав Меркурьевич утвердительно кивнул.

— Ну знаете ли, мсье Звонцов, я просто теряюсь в догадках… Разве вы сегодня никого не ждали? Я от господина Смолокурова по поводу заказа. Эй, Звонцов, вы меня слышите? Я приехал забрать картины!

Превозмогая головную боль, скульптор вспомнил, что нечисть умыкнула исполненный Арсением живописный цикл. Чувствуя, как холодеет в груди, он на всякий случай осторожно посмотрел в угол — именно туда (этого Вячеслав Меркурьевич не мог забыть) они с Десницыным составили тщательно упакованные работы. Угол был пуст, если не считать валявшихся там изломанных ящиков из-под спиртного.

— Да какие там картины? Вы же видите — я сам еле жив остался, а вы про картины… Ограбили меня, все подчистую, все, что создавалось годами! Думаете, я сам учинил весь этот погром? — жалобно простонал Звонцов, на ходу соображая, в какую историю он угодил. — Молодой человек, откуда я сейчас возьму картины? Это невозможно!

Посыльный, нервно сжимая пальцы в кулаки и тут же их разжимая, как маятник торопливо заходил по мастерской от стены к стене:

— Перестаньте объяснять мне то, что я и сам прекрасно вижу!

Он остановился, рассудил вслух:

— Пожалуй, нужно срочно вызвать полицию…

Скульптору тут же вспомнились надгробия, «поставленные» Иваном: «Они наверняка остались в кладовке — дверца-то туда не взломана! Не дай Бог. придут полицейские, тогда не миновать мне тюрьмы…»

— Нет, ни в коем случае. Умоляю, молодой человек — никакой полиции! Никакой огласки! Давайте все решим мирно! Картины я напишу заново — только успокойте господина Смолокурова.

— Вы заключали контракт, вам и успокаивать. Все, что тут произошло, не мое дело, — заявил юноша. — Так что передать хозяину? Он ждет внизу в экипаже. Имейте в виду, он не любит долго ждать.

Звонцов истерически завопил:

— Я никого не принимаю! Никого не хочу видеть! Уходите! Уходите же!!!

Посыльный удалился. Измученный и напуганный, Вячеслав Меркурьевич, неожиданно для себя, захотел помолиться, но не нашел на месте даже единственной старенькой иконы Спасителя. «Да что ж это такое! Даже ее утащили — нет ничего святого для людей!» Тут он осекся: а много ли святого оставалось в его замутненной душе? «Врача, мне сейчас нужен врач. Что со мной сотворили, изверги!» Скульптор горько заплакал от сознания своей беспомощности. Он вдруг почувствовал себя слабым, униженным ребенком. Смолокуровский курьер внезапно вернулся. В юношеском голосе зазвучали металлические нотки:

— Хозяин очень разочарован в вас и очень удивлен, почему вы наотрез отказались вызвать полицию, если вас действительно ограбили? Вы нарушили условия контракта, поэтому он склонен думать, что вы просто темните: заказ не готов, а кража — инсценировка.

— Господи! Какая еще инсценировка? Вы забываете — у меня есть дворянская честь… — Вячеслав Меркурьевич чуть не плакал. — Ну сами подумайте, что значит обратиться в полицию? Дело затянется, в обществе поднимется шумиха — это же удар по репутации, и не только по моей. Разве господину Смолокурову не дорога репутация? К тому же вполне вероятно, что картины не найдут… Приезжайте позже — хотя бы через неделю! Или еще позднее, за это время я наверняка что-нибудь придумаю. Передайте своему хозяину: пусть не сомневается, картины будут написаны заново, я обещаю!!! Умоляю вас, передайте ему, что я обязуюсь заплатить неустойку, если он потребует.

Больше всего скульптор жалел, что не украли кладбищенскую бронзу: «Вызвали бы полицию, может, по горячим следам отыскали бы картины. Сейчас каждая минута дорога, а потом — ищи ветра в поле!»

— Я сожалею, — тем же бездушным тоном отвечал юноша, — но условия контракта не могут быть нарушены. Там четко оговорено, что в случае невыполнения заказа в срок вы обязаны вернуть аванс в десятикратном размере. Хозяин напоминает, что, если быть совсем точным, всю сумму вы должны вернуть в течение трех дней. Я вообще здесь ни при чем — все решает Евграф Силыч. Имейте в виду, ваша репутация все равно пострадает, если вернете деньги, так что лучше отдать работы, в противном случае последствия для вас будут самые печальные. Это все, что я был уполномочен вам сообщить. Разрешите откланяться.

Курьер оставил Звонцова на грани прострации. Теперь он просто не знал, как быть: рассчитаться со Смолокуровым в ближайшее время не представлялось возможным, к тому же его страшно разозлил нагловатый «казачок» последнего. Вячеслав Меркурьевич «исследовал» груду бутылок, оставленную в мастерской: «гости» приговорили весь его винно-водочный запас. Наконец нашлось немного благородного «аи». Он жадно выпил остаток — отчасти полегчало. Немного просветлело в голове, мысли стали стройней и логичнее, зато реальная оценка событий стала еще мрачнее. Если передать кому-нибудь все впечатления последних дней, какими они остались в памяти, его впору было запереть в желтый дом, а там доказывай, что ты «жертва нападения» карликов и оборотней, хоть до самой смерти.