Дженнифер Уайнер - Все девочки взрослеют

• Название: Все девочки взрослеют
• Автор: Дженнифер Уайнер
• Издательство: Эксмо : Домино
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-45720-5

Долгожданное продолжение книги «Хорош в постели»!

Много лет назад Кэнни приобрела скандальную известность, написав роман, основанный на событиях из ее жизни и неожиданно ставший бестселлером. С тех пор она предпочитает творить в жанре приключенческой фантастики и скрывается от публики под псевдонимом. У нее замечательный муж Питер и дочь Джой, и, хотя отношения с дочерью складываются не лучшим образом, в общем и целом Кэнни довольна своей жизнью.

Но все очень осложняется, когда в руки Джой попадает та самая мамина книга, из которой она узнает массу любопытных подробностей об обстоятельствах собственного появления на свет. Девочка приходит в ужас: если верить книге, для матери она была нежеланным ребенком, а настоящий отец сбежал от нее в другую страну. Значит, она никому не нужна?!

Дженнифер Вайнер — один из самых популярных авторов в жанре современной прозы. Ее литературный дебют — роман «Хорош в постели» — сразу стал бестселлером и был издан в 21 стране. Роман «Подальше от тебя» («Чужая роль») экранизирован, в главных ролях — Камерон Диас, Тони Колетт и Ширли Маклейн.

---

После этого я долго злилась. Да что там, просто кипела от гнева. Не самое подходящее настроение для невесты. Любая мелочь, любой повод для пустяковой обиды застилали мне глаза алой пеленой. Заставляли трястись от ярости воображать, как я избиваю сначала обидчика, а затем Брюса Губермана, каждый дюйм его тела, ленивого, обкуренного, вероломного и сбежавшего в Амстердам. Водителя спортивной машины, подрезавшего меня на 1-76. Полицейского, выписавшего штраф за парковку во втором ряду — надо было вытащить коляску Джой из багажника. Медсестру в кабинете аллерголога, которая трижды уколола Джой и заставила ее плакать, прежде чем нашла вену. Я представляла, как давлю на газ и сталкиваю водителя в реку Скулкилл. Размахиваюсь сумкой для подгузников и бью полицейского по голове. Выхватываю шприц и втыкаю в бледную руку медсестры. Я понимала, что это ненормально, но Питеру рассказать не могла. Я и так уже толстуха, а значит, урод. Особенно по сравнению с подтянутыми сотрудниками и интернами, которые весь день играли в волейбол, в то время как я сидела в тени за столом для пикника, потягивала лимонад, смотрела, как Джой копошится в песочнице, и время от времени украдкой подтягивала чудо-шорты. Питеру незачем знать, что я не только толстая, но и, возможно, сумасшедшая.

К счастью, оправдания были у меня наготове.

— Во-первых, если мы поженимся, я окончательно распущусь, — начала я.

Питер скрестил ноги под рулем и выжидающе на меня посмотрел.

— Знаю, знаю, — продолжила я. — Если честно, мне приходится прилагать титанические усилия, чтобы не растолстеть еще больше. Но стоит мне произнести клятву, и я тут же перестану стараться. Следующие лет тридцать буду сидеть на диване, смотреть телевизор, брать сахарные хлопья руками и есть их.

— Почему не ложкой?

Я покачала головой.

— Больше никаких усилий. К сорока я превращусь в Джаббу Хатта[50]. Тебе придется возить меня из комнаты в комнату в железной тачке. В качестве упражнения время от времени я буду наклоняться в твою сторону и орать: «Эй, придурок!»

Питер взял мою руку и поцеловал. На его предплечье блестели песчинки — наверное, с волейбольного поля.

— Думаешь, я тебя разлюблю, если ты растолстеешь? — спросил он.

Я пожала плечами. В горле застрял комок. Я помнила своих родителей. Мама ездила в Нью-Йорк за одеждой: яркими, отлично сшитыми нарядами, туниками, кафтанами и широкими брюками. «Ты такая красивая!» — восхищалась я, когда она спускалась по лестнице. Но отец явно считал иначе, он отворачивался и посматривал на стройных жен других врачей. Еще один гвоздь в крышку брачного гроба.

— Кстати, не забудь о проклятии «Инстайл», — напомнила я.

— Что еще за проклятие «Инстайл»? — загромыхал Питер.

— Да ладно. Я точно говорила. Любая пара, появившаяся в «Инстайл», разводится через десять минут. Иногда быстрее, чем номер появится на прилавках.

— Значит, мы не позволим «Инстайл» писать о нашей свадьбе.

— Слишком поздно, — вздохнула я. — Они напечатали мою статью о новых весенних помадах. Так что опосредованно я уже проклята. А мои родители?

Питер отпустил мою руку и уставился через пыльное стекло на пустой тротуар.

— Мы это уже обсуждали. Я не твой отец.

— А как же права геев? — привела я еще один аргумент. — Несправедливо пользоваться привилегиями для гетеросексуалов, пока геям не разрешат жениться. В смысле, как же мама и Таня?

Питер взглянул на меня.

— Твоя мама и Таня обменялись клятвами в прошлом году. Мы были на церемонии. Ты еще читала отрывок из «Чайки по имени Джонатан Ливингстон».

Я замолчала. Питер слишком снисходителен. Я пыталась читать из «Чайки». Таня сначала попросила, но потом так смеялась, что сестра забрала книгу и с театральными жестами прочла о том, как важно вырваться из стаи.

— Причина четвертая, — сказала я. — Я люблю секс, но неоднократно слышала, что женатые люди перестают им заниматься.

Я наклонилась поцеловать Питера, но он отвернулся, и я чмокнула его в ухо.

— Это ничего не меняет, — отрезал он. — Я хочу жениться. Не собираюсь остаток жизни ходить в холостяках. И если ты не можешь… или не желаешь…

— Я не буду хорошей женой, — выпалила я.

Слова повисли в воздухе. Я почти видела рядом с ними те, которые не произнесла вслух: «Я бы стала хорошей женой Брюсу, до того как все произошло. Но теперь это абсолютно нереально».

Но возможно, я не права? Может, я могу быть хорошей женой и любить Питера так, как он того заслуживает? Верить, как верю иногда, что Питер любит меня? Но чего я точно не смогу, так это избавиться от пунктика насчет свадьбы: белого платья и дефиле по проходу. Мой бывший парень не любил меня настолько, чтобы остаться со мной и ребенком. Мой собственный отец тоже не особо любил меня и даже не признал, когда я нашла его в Лос-Анджелесе. Питер достоин большего: женщины, которая не испытывает горечи, не сломлена, не тащит груз личных обид. Прекрасной невесты.

Питер поднял подбородок, не глядя на меня, словно почуял призрак другого мужчины в нашей машине.

— Если ты не можешь или не хочешь, наверное, нам лучше…

Он нервничал. Я смотрела, как он вынимает ключи из зажигания, выбирается на улицу и хлопает дверью. Джой проснулась, испугалась и заплакала.

— Питер! — крикнула я. — Питер, постой!

Он не слышал — мешало стекло и вопли Джой. Я вздрогнула, когда Питер ударил по крыше машины кулаком. Наконец он наклонился и снова открыл дверь.

— Так нечестно! — громко произнес Питер.

Я не сводила глаз со своих коленей.

— Знаю.

— Так нечестно, — яростно повторил он.

Его щеки порозовели от солнца, а нос был таким красным, что казалось, непременно начнет облезать.

Я беспомощно подняла и уронила руки.

— К черту все.

Я нагнулась к заднему сиденью и попыталась вынуть вопящую Джой из кресла.

— Кэндейс…

— Ты заслуживаешь лучшего, — прервала его я. Крохотный кулачок дочери врезал мне по правой щеке, и на глаза навернулись слезы. Я сморгнула. — Ты прав.

— Я хочу сделать тебя счастливой, — упрямо сообщил Питер. — Но не могу бесконечно доказывать, что люблю тебя и никогда не брошу вас с Джой.

Слезы потекли по моему лицу, закапали на перетянутые бедра. Он меня бросает. Прямо здесь и сейчас.

— Погоди. — Я умоляюще потянулась за рукой Питера. — Постой.

Он долго смотрел на меня, затем покачал головой.

— Прости, но я устал ждать.

После этих слов Питер развернулся и ушел.

Я выползла из машины на липкий из-за жары асфальт, повесила на плечо сумочку и сумку для подгузников, сунула ключи в зубы, подхватила тяжелую извивающуюся Джой, бедром захлопнула дверцу машины, вытащила изо рта ключи, отперла входную дверь и поднялась на третий этаж в свою квартиру. Ноги онемели, руки казались чужими, и я заставляла себя двигаться. Вымыла руки и лицо Джой мягкой губкой, переодела ее в пижаму и уложила в кроватку. «Баю-бай, баю-бай, ты, собачка, не кусай», — пела я снова и снова. Наконец дочь зевнула и закрыла глазки. Я включила радионяню, сунула приемник в лифчик, прицепила своего маленького терьера Нифкина к поводку и побежала вниз по лестнице. Пока я доставала коляску с заднего сиденья машины, Нифкин описал пожарный гидрант. Одновременно я прислушивалась к радионяне, надеясь, что Джой не проснется, когда я буду затаскивать собаку и коляску наверх. В квартире было так тихо, что казалось, будто гуляет эхо. «Одна, — шептали половицы, водонагреватель и стены. — Одна, одна, одна». Наверное, я должна была заплакать. Но я лишь оцепенело сняла кольцо Питера с пальца и убрала в шкатулку для украшений, где уже лежали единственная приличная пара серег, медальон-сердечко, подаренный Брюсом на мой день рождения, и запасной ключ от велосипедного замка.

«Я так счастлива», — каждую неделю повторяла одна женщина из моей группы поддержки для матерей недоношенных детей — миниатюрная дамочка со светлыми волосами, как у Алисы в Стране чудес, и тихим тонким голоском. «Так счастлива, что дочь жива, — ворковала она, широко распахнув глаза. — И счастлива, что сама здорова». Через полгода разговоров о счастье я набралась смелости, подошла к ней у кофейника и спросила, в чем же секрет. Я тайно надеялась, что она посоветует какой-нибудь волшебный антидепрессант или просто признается, что выкуривает по косячку, пока ее ребенок на гидротерапии. «Ну… — протянула она, помешивая кофе деревянной палочкой. — Мне помогает муж. И церковь. А еще я веду дневник. Это тоже поддерживает».

У меня не было ни мужа, ни церкви, ни дневника. Работы тоже не было. Я жила на деньги, полученные за сценарий. Как и большинство голливудских сценариев, мой не спешили воплощать в фильм. Оба руководителя, которые приобрели права, трудились уже в других студиях. А приглашенный известный режиссер взяла творческий отпуск на неопределенный срок и уехала скитаться по Аннапурне[51]. Я слала ей все более резкие электронные письма, спрашивая, когда же дело сдвинется с мертвой точки. Она небрежно отвечала: «Иншалла». Компьютер переводил это как «на все воля Аллаха». Не слишком оптимистично. Так что я проедала аванс. Еще я вела юмористическую колонку в «Мокси» о жизни матери-одиночки. И время от времени посылала биографии и статьи о моде в «Филадельфия икзэминер», где до рождения ребенка работала на полную ставку. Но надолго ли нам хватит этих денег? Я прогнала неприятные мысли, отправилась в кухню и открыла ящик со всяким хламом.