Михаил Бейлин - Не был, не состоял, не привлекался

• Название: Не был, не состоял, не привлекался
• Автор: Михаил Бейлин
• Издательство: Человек
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-903508-38-9

В этой книге известного шахматного мастера и литератора, заслуженного тренера России, заслуженного работника физической культуры М. Бейлина собраны короткие рассказы, которые составляют своеобразную мозаику о жизни автора, о времени, о многом, что увидел шахматист и литератор на долгом жизненном пути.

Для широкого круга читателей.

---

И у меня дома прорва разных вещей, без которых можно было бы прекрасно обходиться. И лежат они часто не там, где мне хочется, и приходится их вечно искать, находить, перекладывать, все запоминать и постоянно забывать… И нет силы от этой прорвы ненужных вещей отказаться.

У меня был знакомый – интеллигентный пожилой человек. Он регулярно приходил в шахматный клуб, чисто выбритый, очень аккуратно одетый, вежливый и немногословный. Когда он передвигал фигуры во время игры, заметно было, как аккуратно подстрижены и ухожены его ногти. Юрист по профессии, он дважды в неделю безвозмездно консультировал членов клуба. Однажды мы узнали, что он покончил жизнь самоубийством. Выбросился из окна. Известны стали некоторые детали. В его комнате нашли идеальный порядок. На столе лежали квитанции об уплате до конца месяца за квартиру, за телефон, за электричество… Все на своих местах.

Прошло много лет, но я не забыл о том случае. И полезли в голову какие-то ассоциации. Вот когда едешь в поезде дальнего следования, и до места назначения остается какой-нибудь часок, начинаешь укладывать вещички в чемодан. Все собрано и это приятно. Или лежишь в больнице, и все твои вещички свободно помещаются в одной тумбочке. Так просто иногда освобождаешься от тирании вещей.

Очень хочется навести порядок, разложить бы все вещи раз и навсегда по местам, в комнатах, в гараже, в сарае… Увы. Это не намного легче, чем выброситься из окна.

Сухой остаток

Окончился восемьдесят второй год моего пребывания на этой любопытной планете, близок час расставания с ней. Обычай исповедоваться перед кончиной представляется заслуживающим внимания. Однако я так устроен, что вываливать все свое сокровенное, то, что накоплено в памяти и надежно хранится в моей черепной коробке, у меня нет желания. С самого детства я не любил отвечать на вопросы, не вызывающие удовольствия. Хотя есть, конечно, люди, испытывающие некоторое удовлетворение от своей безграничной откровенности. Это не удивляет меня нисколько. Ведь существуют эксгибиционисты, и даже мазохисты.

Человек исповедуется и надеется, что его опыт в чем-то поможет идущим на смену поколениям, поможет постичь смысл жизни. И люди будут больше уважать за искренность, за самоотверженность. Эти мотивы моим пером не движут абсолютно. Иные надеются, что исповедь поможет попасть в рай или же удачно перевоплотиться.

В рай я не имею шансов попасть по двум причинам. Во-первых – грешен. Во-вторых – не склонен допускать его наличие.

Посмотрев однажды на свои фотографии в трехлетнем возрасте, двадцати четырех лет и семидесяти четырех лет, я пришел к выводу, что моя душа уже переселялась из одной оболочки в другую, совершенно непохожую.

Поиски смысла жизни меня не привлекают. Герой одного анекдота, старый кочевник, как-то не спеша, рассказывал о караване молодому: «Шел один верблюд, шел другой верблюд, шло много-много верблюдов…». И далее в той же манере рассказал, как верблюды остановились, как справили затем свои нужды. Молодой спросил: «А в чем же смысл?». Старик ответил: «Смысла нет. Одно г…». Пессимистично, однако.

Не беспокоит меня и проблема уважения моей персоны после моего уравнения со многими неизвестными. (Эта математически точная формулировка вычитана мною давным-давно у Чехова.) Проблема коснется лишь близких родственников, да еще, может быть, некоторых знакомых. Стало быть, особого внимания не заслуживает.

Сознавая, что мой тон может не понравиться людям религиозным, а среди них уважаемых людей не меньше, чем среди неверующих, я приношу извинения и попытаюсь объяснить причины моего атеизма.

Я рос и воспитывался, приходил в сознание, когда торжествовал лозунг: «Религия – яд! Береги ребят!». И вот большинство ребятишек искренне поверили, что Бога нет, есть одна природа. Не исключаю, что и мои гены виноваты. Ведь во все времена жили как истово верующие, так и убежденные атеисты.

Дети верят взрослым, и с годами инстинкт веры в силы, находящиеся свыше, у многих не исчезает. И вот люди верят в идолов, в единого Бога, даже обоготворяют – кто царя, кто Маркса, Ленина, Сталина, Гитлера… Да кого угодно. Крепко запомнилась мне фраза из книжки отца кибернетики Норберта Винера: «…Марксизм, национал-социализм и другие религиоподобные системы». Поначалу я верил в науку наук. Однако наблюдения лукавства ее жрецов накапливались и появились сомнения в их эрудиции, уме. Некоторые постулаты этой науки наук при ближайшем рассмотрении оказались ошибочными. Иллюзии рассеялись. Другие религии или религиоподобные системы на смену не пришли. Ведь их пруд пруди, и адепты любой убеждены, что их вера лучше всех, единственно правильная. Картина абсурдная. Выходит, что «наша вера лучше всех» – это в лучшем случае самогипноз. А преследования иноверцев, убийства и войны на религиозной или квазинаучной почве просто ужасны и отвратительны.

Марксистская наука утверждает, что существовало первобытное общество, ему на смену пришло рабовладельческое, далее феодальное, капиталистическое, и, наконец, наступает эра социализма. Мне кажется, возможно, и такое деление: сперва люди ели человечину, затем есть людей перестали, но просто убивали. Хочется надеяться, что настанет эра, когда перестанут убивать друг друга.

Сейчас, когда в нашей солнечной стране социализм перестал быть государственной религией, многие перестают верить в бога-вождя и обращаются к национальной традиции. Нередко, правда, по причинам карьерным и шкурным.

В прошлом нам твердили, что критика и самокритика суть движущие силы нашего общества. (Про повальное доносительство, как важную силу, в основном умалчивали.) Не желая оставаться однобоким критиком, перейду к самокритике.

У меня есть система поведения. Она меня устраивает. Однако если бы сверхъестественные силы предложили всем людям ею пользоваться, то многие миллионы людей пришли бы в ужас. Далеко не все убеждены, что трудиться надо непременно, а врать нельзя. Что ложиться спать надо не позднее полуночи, а вставать не позже восьми утра. Что, хотя Герман в «Пиковой даме» небезосновательно утверждает, что наша жизнь – игра, но игра обязательно должна быть честной. Многое, что мне по душе, позволяет считать меня педантом и даже занудой.

Роскошь в различных проявлениях – виллы, яхты и т. п. – заставляет меня вспоминать Остапа Бендера. Глядя на великолепие кавказского пейзажа, он изрек: «Никчемная красота, воображение идиота».

Поведение большинства мужиков довольно любопытно. Они из кожи вон лезут, чтобы подчеркнуть свое физическое, интеллектуальное, материальное и прочие превосходства. Причем нередко способами, лишенными здравого смысла. К примеру, часы за десять долларов показывают те же двадцать четыре часа в сутки, что и часы за сто тысяч долларов. В целом получается, что человечество во многом занимается мартышкиным трудом, а не борьбой с голодом, болезнями и так далее. Что лежит в основе такого мужского поведения? Вероятно, дурацкое стремление максимально распространить миллионы своих сперматозоидов. Казалось бы, пусть себе стараются и распространяют, все-таки требование природы. Но вот упорные попытки изменить мир, заставить силой стать счастливыми всех (кто при этом выживет!) – это просто подлая, кровавая и безнадежная авантюра.

Женщины лучше и тоньше чувствуют красоту, они сильнее любят детей, цветы и менее склонны к глобальным глупым затеям.

Пусть уж философы ограничатся попытками объяснять мир, а не подзуживают изменять его силой. И не надо отнимать милости у природы. Это дело опасное. Лучше пользоваться милостями природы и науки с умом, осторожно.

Самокритично признаюсь, что мне очень не по душе убиение животных, птиц и рыб, но я, увы, совсем не вегетарианец.

Хочется надеяться, что будет расти число людей, приходящих в сознание. Однако по телевизору все время показывают многотысячные толпы людей, которые с наслаждением размахивают руками в такт каких-то вокальных и танцевальных упражнений, зачастую сомнительного качества. И тут на память невольно приходит анекдот. В кромешной тьме бегут-бегут сперматозоиды. Вдруг передний останавливается, поворачивается и кричит: «Товарищи! Нас предали! Мы в ж…!».

Прошу прощения за ненормативную лексику. Душой я с теми, кто ее не допускает, но надо признать, что доблестные борцы за свободу матерного слова успешно распространяют свое тлетворное влияние.

Что же остается в сухом остатке? Прописные истины, штампованные фразы, анекдоты, но, главное, еще личные воспоминания. Об учебе и книгах, о работе, об удачах и неудачах, о городах и весях, о реках, лесах, горах. О друзьях, которые уже ушли, но память сохранила их молодыми. О пожизненной Игрушке – шахматах. И, разумеется, о любви.