Александр Корганов - Загадка Скапа-Флоу

• Название: Загадка Скапа-Флоу
• Автор: Александр Корганов
• Издательство: Роза ветров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-903722-21-1

В ночь с 13 на 14 октября 1939 года германская подлодка «U-47» смогла прорваться на рейд главной базы Британского флота — Скапа-Флоу. В официальном сообщении немцев прозвучало, что в результате рейда был потоплен линкор «Ройал Оук» с командой 1200 человек и поврежден линейный крейсер «Рипалс». Англичане в ответ заявили, что «Рипалс» находился в море.

Прошли десятилетия, а вопрос так и оставался открытым. Александр Корганов провел настоящее расследование, в ходе которого ему удалось встретиться не только с оставшимися в живых членами экипажей линкора и подлодки, но и с автором идеи этой атаки — гросс-адмиралом Карлом Деницем, отозвавшимся об этой книге как об увлекательном и правдивом повествовании.

Александр Сергеевич Корганов, родился в Париже в русской семье эмигрантов первой послереволюционной волны, получил юридическое образование, затем служил в торговом флоте Франции, а впоследствии возглавлял разработку перспективных проектов подводных систем вооружения. Крупный специалист в области подводных технологий: в том числе, в области гидродинамики и двигательных установок. Автор многих книг и публикаций на специально-технические и исторические темы. Его монография «Подводные лодки» считается одной из лучших в данной области. Более десяти лет им издавался журнал «Revue Forces Sous-Marines», имевший международное признание.

---

Начали мы в пятницу. На парусном флоте пятница — день солонины. Балкенхоль и Тайсон просто бросали куски солонины в котел и отваривали их. А потом мы сами были свидетелями того, как это варево действовало на наши зубы и желудки.

Мы поступили иначе: провернули мясо вместе со старым хлебом через мясорубку и из фарша налепили биточков…

После обеда мы прошли через носовой кубрик и «синагогу» и собрали самые лестные отзывы: «С момента моего последнего миссионерского костреца я не ел ничего столь вкусного», — сказал Кремер, похлопывая себя по животу…

Суббота на парусном флоте была рыбным днем… Когда мы выставили на баке фрикадельки из трески, наша популярность стала угрожающей.

В воскресенье мы намеревались приготовить консервы с краснокочанной капустой и пудинг «Гроссер Ганс».[80] Мясные консервы и остатки хлеба для пудинга имелись. Но мы не смогли найти краснокочанную капусту. Я послал Циппеля на корму в лазарет, чтобы спросить у Тайсона, где она находится. Циппель вернулся и сообщил, что краснокочанной капусты больше нет, осталась только белокочанная.

Я в раздумье пожевал мундштук трубки. Это было бы нашей неудачей, так как белокочанная капуста по традиции не соответствовала воскресенью.

— Разрази меня гром, — сказал Циппель озабоченно, — они придут и поколотят нас. — Он не строил себе никаких иллюзий по поводу людской благодарности. — Может быть, мы подкрасим капусту малиновым соком? — предложил он.

Я отрицательно покачал головой:

— Его не хватит. Подожди-ка, подожди… Так, я нашел! Иди-ка к боцману и попроси сурик. А если он тебя спросит, зачем, скажи, что мы хотим покрасить камбуз.

Циппель понимающе подмигнул и, свистя сквозь зубы, исчез.

Когда он вернулся, мы сначала попробовали с суриком на вареве в одной консервной банке. Белокочанная капуста покраснела так, как будто она никогда и не была белой…

В обед за добавкой трижды прибегали бачковые, так понравилась всем «краснокочанная капуста». Сами мы к ней не прикасались, жадно поглощая припасы, которые пробуждали аппетит: спаржу, какао и «Гроссер Ганс»…

Был прекрасный, ясный день, штиль и никакого повода для морской болезни. Однако спустя четыре часа после обеда матрос Шлегельбергер вышел на верхнюю палубу, перегнулся через леера, и из него весь обед вышел такой струей, какая характерна для «сухопутных крыс» во время шестибалльного шторма.

Спустя полчаса оба толчка в гальюне были заняты, а рядом стояла очередь с расстегнутыми поясами и торопила сидящих, от нетерпения стуча кулаками по переборке.

На шканцах на прямых ногах, как на ходулях, из угла в угол напряженно вышагивал Шлангенгрипер с бледно-зеленым лицом. Время от времени он исчезал в проеме капитанской будки, где был оборудован его индивидуальный гальюн.

Еще полчаса спустя в большой сетке под бушпритом плотно, бок о бок, сидела вся команда и унавоживала поверхность моря.

— С голыми задами над голым морем, — ухмыльнулся Циппель.

Но смех тут же застрял в его горле. Дверь распахнулась, и перед нами возник Шлангенгрипер.

— А… вы тут, оказывается, совершенно здоровые, на вашем камбузе… — обвел он камбуз колючим взглядом.

Я подумал уже, что он обнаружит бачок с какао и байку со спаржей на столе. Но нет! Он подошел к плите, наклонился к бачкам и обнюхал их.

Потом он ткнул указательным пальцем в бачок с «краснокочанной капустой», повернулся и сунул палец нам под нос: палец был красным.

— Эт… то что? — прошипел он.

— Сурик, — ответил Циппель. Он произнес это таким тоном, как будто сурик в бачке с капустой был обычным делом.

Шлангенгрипер в ответ не смог произнести ни слова. Его трясло как паровой котел под давлением. Я уверен, что его первым желанием было нас отдубасить. И мне кажется также, что от побоев нас спасла только Божья заповедь о любви к ближнему.

— Вон отсюда! — прошипел он. — Возвращайтесь в кубрик и продолжайте свою службу! Завтра в четыре утра — на вахту!

Это была «собачья вахта» или просто «собака», самая трудная из вахт.

Мы направились к выходу. На пороге он снова окликнул нас:

— Вы должны молчать о вашей глупой выходке. Никому ни слова, понятно!?

И он удалился в направлении кормы.

Шлангенгрипер был умным человеком. С помощью опия, касторки и молчания он устранил последствия нашей выходки в три дня.

Девятнадцатого октября мы достигли Фалмута. Это был прозрачный, солнечный и ветреный осенний день. Мы прибыли утром и стали на якорь в отдалении на внешнем рейде, потому что стоянка на внутреннем рейде стоила очень дорого.

Шлангенгрипер ушел на берег на катере. Когда он вечером вернулся, мы узнали, что мы должны встать под погрузку в Корке в Ирландии. Сниматься с якоря предстояло на следующее утро.

Настроение в команде было скверным. Мы уже несколько недель были в пути, а теперь уже целый день — на якоре в видимости берега. И что же? Никому не суждено сойти на берег!?

Ночью реи скрипели на ветру, а утром старый парусный мастер с каплей на носу рассказывал всем, кто его мог слышать: «Домовой проклял эту ночь. Он разозлился на скрягу Шлангенгрипера, и мы еще увидим, что будет».

До среды мы совершили удачный переход. Ветер дул с кормы, и мы делали хороший десяток миль в час. Затем ветер медленно зашел на юго-запад, и с юга поднялась высокая, густая стена облаков. Солнце поблекло, стена быстро росла, выкрашивая все в серый цвет.

Ветер повернул на юг. Перед собой он гнал мертвую зыбь и волну с пенистым гребнем, дрожащую от сдерживаемой мощи.

В четыре часа я сменился с вахты. Новая вахта заступила в штормовках и морских сапогах.

Мы спустились в кубрик и улеглись в койки, сырые от пропитавшей все влаги. Но сон не шел. Судно скрипело и дрожало, паруса трещали, шумело море, завывал ветер.

Тут мы услышали резкий свисток третьего офицера и вслед за ним хриплый крик Стёвера:

— Приготовится на бом-брамселе! Четыре долой!

Топот ног по палубе. Скрип тросовых блоков, звон цепей.

Парусный мастер сидел у нас в кубрике.

— Это на него похоже, — сказал он скорбно, — капитан Хильгендорф так не поступил бы. Видели бы вы, молодые люди, как мы пробивались через шторм у мыса Горн! Не потеряв ни одного паруса!

Никто не ответил. Мы лежали в койках и ждали, когда раздастся команда: «Свободной смене — на верхнюю палубу!».

Она не могла не поступить. И мы со смутной неистовостью ждали ее все это время.

— Недотёпы! — проворчал парусный мастер и вышел. Порыв ветра с треском захлопнул за ним дверь.

И снова — пронзительный свисток: «Приготовиться убрать обер-брамсель!».

Снова звон цепей, скрип блоков, хлопанье на ветру спускаемых парусов.

И вдруг звук удара, похожий на пушечный выстрел, а вслед за ним — резкий, пронзительный треск.

Я высунулся в иллюминатор. Небо было свинцово-серым. Палуба покрыта пеной перекатывающихся волн, и высоко над нами на ветру, как крылья громадной птицы, трепетали клочки разорванного обер-брамселя.

Теперь убирался крюйс-брамсель.

— Приготовься, на грот вызовут и нас, — сказал Кремер.

И в следующее мгновенье над нашими головами послышались знакомые шаги «Старика»:

— Я полагаю, мы должны объявить аврал, господин Рудлофф, — донесся его голос сквозь шум ветра.

Мы повыскакивали из своих коек, не дожидаясь команды Стёвера «Всем наверх!»

На палубу обрушивается крутая волна.

Нас поставили на обтяжку тросов и крепление лодок. Тонкий силуэт Шлангенгрипера в его мохнатой белой шапке маячил наверху на шканцах.

— Кажется, сейчас станет совсем туго, — услышал я Кремера, — сам пророк спустился из преисподней.

— Свободной вахте, приготовиться на гитовых[81] и горденях![82]

Мы бросились по местам, вахта правого борта — на правый, вахта левого борта — на левый борт.

«И-и-и, раз!.. И-и-и, раз!.. И-и-и, еще раз!» — напевно командовал ведущий. И, подчиняясь единому ритму, мы со всей силой налегали на трос, так, что наши ладони горели, а спины взмокли от пота. Грот бился на ветру, как заарканенный зверь. Пока мы его не усмирили, он трещал и хлопал еще битых полчаса.

Боцман натужно прокричал Виташеку:

— Послушай, Мар, обер-брамсель нужно снова закрепить! Возьми-ка с собой двоих юнг!

Виташек кивнул:

— Прин и Штабс, за мной! — и вмиг очутился на вантах.

Мы полезли вслед за ним. Наверху ветер был еще крепче. Под его напором гудели мачты, со свистом раскачивались ванты, полоскались и хлопали по телу наши штормовки.

Мы поднялись, каждый на свою рею. Став ногами на перт, медленно перемещались вдоль рей. Судно сильно кренилось на правый борт. Мы висели прямо над водой, на высоте около тридцати метров. На фоне темной воды ярко светилась белая пена волн.