Джеймс Холлис - В поисках божественной обители: Роль мифа в севременной жизни

• Название: В поисках божественной обители: Роль мифа в севременной жизни
• Автор: Джеймс Холлис
• Издательство: Независимая фирма "Класс"
• Жанр: Философия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-86375-150-4

James Hollis. Tracking in the Gods: The Plase of Myth in Modern Life

Джеймс Холлис.

В поисках божественной обители: Роль мифа в современной жизни / Перев. с англ. В. Мершавки. – М.: Независимая фирма «Класс», 2008. – 192 с. – (Библиотека психологии и психотерапии).

«Умерли все боги», – когда-то провозгласил мудрец Заратустра. Это шокирующее заявление означало крушение мифов, которые много столетий помогали людям ощущать свою связь с природой, космосом, другими людьми и самими собой.

В чем современному человеку искать опору в нашем мире, лишенном «божественной энергии»? Как преодолеть кризис в осмыслении жизни? Об этом рассуждает в своей книге известный юнгианский аналитик Джеймс Холлис. Кризис, говорит он, это не только крах привычных представлений, но и множество новых возможностей, открывающихся перед человеком. И каждый из нас, как мифологический герой, должен совершить индивидуальное «странствие», преодолевая страхи и преграды, – чтобы создать свою мифологию и собственную систему ценностей. Ту, что станет самой надежной опорой в жизни.

Готовы ли вы принять этот вызов? Возможно, книга доктора Холлиса поможет обозначить вехи именно на вашем пути.

---

«Таковы люди в наших краях. Они требуют от врача невозможного. Старую веру они утратили, священник заперся у себя в четырех стенах и рвет в клочья церковные облачения; нынче ждут чудес от врача, от слабых рук хирурга. Что ж, как вам угодно, сам я в святые не напрашивался; хотите принести меня в жертву своей вере – я и на это готов; да и на что я могу надеяться, я, старый сельский врач, лишившийся своей служанки?»[80]

Сдвиг начался сразу после того, как Кафка окончательно «стал» Данте начала XX века. Смещение от авторитета Экклезиаста к авторитету светской власти стало совершенно явным, но ни светская власть, ни двигатели прогресса, ни Хрустальный Дворец не принесли спасения. Викторианцы преувеличивали всемогущество науки, они были практически одержимыми наивной верой в ее силу, но в эпоху модернизма власть науки сменилась скептицизмом и разочарованием.

От Данте к Кафке дорога совершенно прямая; каждый из них донес до нас взгляды своего времени. Что касается первого, то он еще мог взывать к системе ценностей, поддерживаемых институтами церковной и королевской власти; последний уже блуждал по вселенским развалинам этих институтов. Вот что говорит Гракх, герой одного из рассказов Кафки:

«Сейчас я тут, больше я ничего не знаю и ничего не могу поделать. Челн мой носится без руля по воле ветра, который дует в низших областях смерти»[81].

К очень немногим художникам их время отнеслось столь неблагосклонно.

ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ

Последний автор, выбранный мной для демонстрации развивающейся драмы модернизма, – Альбер Камю. Этот французский писатель, родившийся в Алжире, стал лауреатом Нобелевской премии и в 1960 году погиб в расцвете сил в автокатастрофе, когда его машина на полном ходу сошла с трассы и врезалась в дерево. Как и жившие до него Достоевский и Кафка, он писал о нарциссизме, бессмысленности жизни и одиночестве современного человека. В своих многочисленных коротких рассказах, а также в романах «Чума» и «Посторонний» Камю изображал пустоту и шок, а также посттравматический стресс в результате последствий Второй мировой войны и холодной войны. Но именно в романе «Падение» он изобразил пустое и бессмысленное существование современного человека.

Сюжет «Падения» разворачивается в баре Амстердама, в городе, где кольцевые каналы напоминают главному герою круги Дантова ада, однако это «буржуазный ад, населенный дурными снами»[82]. Полный текст – это монолог хозяина бара, рассказ, который можно слушать на двух разных уровнях. С одной стороны, потеря невинности воспринимается как недавняя приверженность Идее, методу, продуктивности, которую видел Марло, главный герой Конрада, и которая сейчас усовершенствовалась…

«…господами гитлеровцами… Вот уж постарались! Семьдесят пять тысяч евреев отправили в лагеря или сразу же убили. Подмели под метелку. Как не восхищаться таким усердием и терпеливой методичностью? Если у человека нет характера, он должен выработать в себе хотя бы методичность»[83].

С другой стороны, потеря связи с богами, с великими ритмами заставляет Камю сделать вывод: «Для характеристики современного человека будет достаточно одной фразы: "Он блудил и читал газеты"». Он видит современного человека нарциссичным и эмоционально тупым: «Заметили вы, что только смерть пробуждает наши чувства?» и «Так уж скроен человек, это двуликое существо: он не может любить, не любя при этом самого себя». Эта гадость запала нам в душу и потому «нам не хватает ни энергии зла, ни энергии добра». [Всё там же]

Утешение в будущем спасении души, характерное для ушедших культур, для персонажей Камю стало всего лишь ностальгическим воспоминанием, даже если падающие снежные хлопья превращаются в небесных голубей:

"Какое нашествие! Будем надеяться, что они принесут нам благую весть. Все, все будут спасены, да, а не только избранные… Полная гармония, чего там! Признайтесь, однако, что вы обомлеете, если с неба спустится колесница и я вознесусь на ней или вот снег запылает огнем. Вы не верите в чудеса? Я тоже".

Эти люди бродят в пустыне жизни, лишенной всякой связи с мифом. Если использовать метафору Юнга, они уже больше не актеры в символической драме.

Больше всего главного героя преследуют мысли о той ночи, когда он проходил по мосту и увидел молодую женщину, готовую броситься в ледяную воду. Он думал остановиться, но на глазах у людей все же прошел мимо. И теперь, если бы он снова проходил по тому мосту и увидел юную жизнь, подвергающуюся опасности, он мог бы сказать:

«"Девушка, ах девушка! Кинься еще раз в воду, чтобы вторично мне выпала возможность спасти нас с тобой обоих!" Вторично? Ох, какая опрометчивость! Подумайте, дорогой мэтр, а вдруг нас поймают на слове? Выполняйте обещание! Бр-р! Вода такая холодная! Да нет, можно не беспокоиться. Теперь уж поздно и всегда будет поздно. К счастью!»

[Камю А. Падение // Камю А. Избранное. М.: Фабр, 1993, с. 420.]

«К счастью» в понимании Камю – это совсем не felix culpa (благотворная рана) в средневековой теологии. Он знает, но знания его не спасают. Его больше не могут спасти ни социальные и религиозные институты, ни сельский врач, наконец, в спасении ему отказывает и собственное сознание. Его проклятие заключается в том, чтобы оставаться узником своего сознания, то есть оставаться, по меткому выражению Джерарда Мэнли Хопкинса, своим собственным «потеющим "Я"»[84]. Персонажи Камю потеряли внешний путь к храму и теперь страдают от внутреннего ада.

Эти пять авторов: Гете, Достоевский, Конрад, Кафка и Камю – по существу, описывали психологический взгляд на жизнь. В своем творчестве они не использовали результаты современной клинической практики и даже не знали ее терминологии, зато они точно узнавали характерные душевные волнения, присущие их современникам.

Наше обсуждение было кратким; можно было найти и рассмотреть другие подходящие примеры, но выбранные произведения составляют основу понимания внутреннего воздействия современного мифа в эпоху отсутствия мифа во внешней жизни. В этих произведениях описано психическое состояние человека, которое мы пытаемся понять, читая газеты, изучая историю и жонглируя разнообразными фактами. Но источник, порождающий эти факты, находится внутри каждого из нас.

Если мы хотим понять самих себя и свое время, то нам придется принять это, по сути, психологическое видение реальности. Здесь речь идет не о какой-то особенной теории или коррекции поведения, а о потребности интериоризировать свою ответственность, уметь видеть скрытую внутри природу выбора, прежде чем мы сможем во внешнем мире действовать эффективно и сознательно, по возможности проявляя сочувствие к себе и окружающим. То, что миф, по существу, стал психологическим, совершенно не значит, что психологическим стал окружающий нас мир; это значит, что мы предполагаем: источник всех наших знаний находится в человеческой психике.

Психологический взгляд на миф не искажает сам миф и не развивает саму по себе психологию. Миф всегда был носителем психических ценностей. При снижении чувствительности к мифу эти ценности удалялись в бессознательное отдельных людей или племен или же проецировались на внешние события или социальные институты. Поэтому к таким ценностям следовало обращаться осознанно, чтобы не принимать на себя ответственность за бессознательные ценности. Мы не можем позволить себе все время находиться во власти бессознательного, поэтому нам приходится принять психологический взгляд на реальность, чтобы различать характерные особенности нашего времени. Силы, которые когда-то содержались в мифе, теперь превратились в социальную патологию модернизма.

Рассматривать миф психологически не значит психологизировать его, то есть видеть в нем исключительно психологическое содержание. Наоборот, следует признать, что как раз психологический взгляд и оказался утерян нами. Он основывается на осознании того, что в нашей жизни проявляются те же великие паттерны, которые когда-то одухотворяли жизнь наших предков. Когда-то эти энергии были воплощены в живых образах, сосредоточены в повествованиях, которые мы называем мифами; теперь же нам самим приходится становиться их источником. Наша цивилизация не настолько проста, чтобы воспринимать мифы буквально или страдать от материализации этих энергий. Не имея возможности оживлять мифологемы, которые когда-то определяли жизнь целых поколений, мы не состоянии вызывать потенциальные несчастья, бессознательно проецируя эти энергии. Из-за такой проекции Тени на фюрера может сгинуть целый мир.

Так как мы не в силах вернуться обратно, к простоте, и оживить образы, ибо их покинула одухотворяющая энергия, и не можем позволить себе жить бессознательно, значит, нам придется учиться «считывать» мир психологически. Это «считывание» может вызвать ощущение неполноценности; оно не настолько аффективно заряжено, чтобы инициировать ужасное глубинное воздействие архетипа. Но наша ответственность состоит в том, чтобы осознать все, что уже стало истиной, то есть все, что уже действует и внутри человека, и в рамках истории.