Фридрих Незнанский - ...Имеются человеческие жертвы

• Название: ...Имеются человеческие жертвы
• Автор: Фридрих Незнанский
• Издательство: АСТ, КРПА "Олимп"
• Жанр: Детектив
• ISBN: 5-17-006756-9, 5-8195-0023-7

Александр Турецкий получает новое задание - расследовать обстоятельства кровавого побоища в крупном российском городе. Дело заведомо не сулит ничего хорошего - за преступлением стоят могущественные люди, которые следуют `святому` закону: если враг не продается, его уничтожают…

---

—  И что из этого следует? — спросил Грязнов.

—   Сейчас посмотрим телевизор, а затем прове­дем короткое оперативное совещание. Сформируем следственно-оперативную группу. Руководителем группы считаю необходимым назначить Турецкого.

Александр Борисович молчал, закусив губу и глядя куда-то в угол кабинета. И Меркулов продол­жил:

—    Чует мое сердце, за всем этим кроется что-то очень серьезное. Возможно, несравненно серьезнее, чем мы можем вообразить. Тут уже не уголовщина, братцы. Не криминал. И даже не аферы с финанса­ми, всякие там авизо и «прокрутки». Чистая поли­тика. Так что все может оказаться в сто раз круче, сложнее и опаснее.

Меркулов взглянул на большие напольные часы у противоположной стены кабинета и нажал кнопку на черном пульте дистанционного управления теле­визором.

Как раз начинались «Новости». И первым сооб­щением в утренней сводке стало известие о крова­вом побоище в Степногорске.

Все трое молча прильнули к большому экрану «Панасоника».

И то, что увидели, одинаково потрясло всех троих, как, видимо, всю страну и весь мир, миллио­ны людей у экранов телевизоров. Случившееся этим утром в Степногорске не шло ни в какое сравнение с тем, что Турецкий видел вчера вечером...

17

После просмотра репортажа из Степногорска, живо напомнившего им события начала октября девяносто третьего года в Москве, Меркулов, как и предупреждал, провел экстренное совещание для обсуждения дальнейших шагов и возможных дейст­вий Генеральной прокуратуры в создавшихся обсто­ятельствах.

—  Выстраивать какие-либо версии считаю преж­девременным, хотя, не скрою, возникает много во­просов, ответы на которые как будто напрашивают­ся сами собой. И прежде всего они могут быть свя­заны с приближающимися губернаторскими выбо­рами. — Так начал свое выступление Меркулов. — Но не будем забегать вперед. Уверен, все там навер­няка намного хитрее, чем может показаться на пер­вый взгляд. Чтобы понять и масштабы события, и его подоплеку, нам придется провести большую ра­боту на месте. Надо оценить социально-политичес­кую ситуацию, понять настроения населения. Уяс­нить тайные и явные интересы элит, их планы, намерения и притязания. Это, так сказать, общий план...

Турецкий многозначительно кашлянул, деликат­но давая понять, что все это понятно и так, а им хотелось бы услышать что-нибудь более нацеливаю­щее и определенное.

Меркулов понимающе кивнул и продолжил:

—  Догадываюсь, о чем вы думаете, — к чему вся эта теоретическая жвачка и длинные предисловия. Желательно бы побольше конкретности... Согласен!

Мне тоже хочется конкретности. Так вот, по фактам массовых беспорядков, применения насилия обеи­ми сторонами, повлекшим ранения и гибель людей, вам предстоит самая обычная и сугубо конкретная оперативно-следственная работа. Придется тесно взаимодействовать с местными правоохранительны­ми органами. Совершенно ясно, что выступления студентов — это лишь частный эпизод на фоне общей напряженности, сложившейся в городе и ре­гионе. То есть вам придется с головой окунуться в коренные проблемы Степногорска и его жителей. А они наверняка типичны и характерны и для всей страны. Потому что Степногорск — это, если хоти­те, и полигон, и наглядная модель, дающая четкое представление о том, что вообще происходит сегод­ня с Россией. Вместе с вами будут работать сотруд­ники Федеральной службы безопасности. Убеди­тельная просьба — покончить с дурной традицией и избегать с ними бессмысленного размежевания и ведомственной разобщенности.

—   Это будет зависеть не только от нас, — заме­тил Турецкий.

—   Разумеется. Но моя директива такова: рабо­таете сообща и решаете общие задачи. Будем помо­гать, чем сможем. Поддерживайте с нами постоян­ную связь. И еще вот что: прошу всех быть предель­но осмотрительными и помнить о соблюдении мер личной безопасности. Особо важную информацию дублируйте и немедленно переправляйте в Москву. Не забывайте, что против вас будет использовано любое оружие, прежде всего клевета и любой ком­промат. Поэтому не расслабляйтесь, избегайте ма­лейших оплошностей, провокации возможны в любой момент. Считаю необходимым сформиро­вать группу в составе трех человек: Данилов, Рыж­ков и Турецкий. Старшим назначаю Александра Бо­рисовича Турецкого. В ближайшее время подклю­чим и МУР. На сборы всем дается два часа. Сбор во Внукове, в шестнадцать тридцать. Сколько про-

длится эта командировка — сейчас не скажет никто. Из этого и исходите.

Через сорок минут Турецкий был снова у себя. Но жены с дочерью, которым он столько наобещал и на этот воскресный день, и на вечер, а также и на всю следующую неделю безмятежного покоя в связи с окончательным и обжалованию не подлежащим уходом из прокуратуры, дома не оказалось.

Приходилось бросать их невесть на сколько дней и недель даже не попрощавшись... Проклятая люби­мая работа снова брала свое и выставляла его в несчетный раз обыкновенным гадом и трепачом. А то, что Ирка обиделась смертельно и вполне обо­снованно, когда он сорвался вдруг и уехал, ничего не объяснив, на свой Кузнецкий мост, было начер­тано на небесах.

Он отлично знал, где они с Нинкой — у Ирки- ной подруги Светы. Необходимо было позвонить... но он боялся. И ничего не мог поделать с собой. Вообще говоря, со своей «половинкой» он был пос­ледним жалким трусом. Особенно когда знал, что совесть его нечиста... А каково могло быть теперь на душе и совести, если обещал завтра вечером сводить жену в ресторан — отпраздновать свою «амнис­тию»?

Надо было срочно собрать вещи, свой обычный дорожный набор подневольного путешественника- командированного. «Дипломат» с документами. До­рожная сумка, четыре рубашки, белье и носки, спортивный костюм, маленький компьютер-ноут­бук, блок питания к нему, дискеты, туалетные при­чиндалы, электробритва, блок сигарет, а теперь еще и это американское снадобье для прочистки мозгов, оптимизма и укрепления плоти... Туда же, в сумку, отправились два японских диктофона, микрокассе­ты, плоская стеклянная фляжечка пятизвездочного «Арарата», пачка писчей бумаги, еще кое-какие до­кументы. Пистолет на самое дно и обойма к нему, швейцарский армейский нож на все случаи жизни. Вот и все.

Он достал из бара бутылку армянского, опроки­нул рюмку, потом еще одну. Внутри стало жарко. Но облегчения не наступило. Он по-прежнему бо­ялся звонить жене. Пора было выходить и жать во Внуково. Внизу уже ждала машина. Наконец пре­одолел себя и набрал номер. И жена сразу сняла трубку.

Она еще не знала, что услышит сейчас и что ее ждет. Вопреки ожиданию, ее голос был молод и звонок, полон радостных ожиданий. Он давно не слышал такого, и сердце стиснуло пронзительным чувством вины.

—  Ирка... родная моя... Все отменяется, — еле выговорил он. — Но это временно, временно, слы­шишь? Так получилось, понимаешь...

Лучше бы она накинулась на него с упреками, с проклятиями, лучше бы она даже заплакала. Но она просто молчала и слушала. А он бормотал какие-то слова, что-то плел, внутренне корчась, как окунь на сковородке.

—   Ирка! Ты можешь думать обо мне что угодно. И что бы ты ни думала, что бы ни говорила — все будет правда. Я должен прямо сейчас улетать в Степногорск, и суть не в том, что порученное мне дело взял на контроль самый главный в Кремле. Может быть, все дело только в том, что есть Нинка и я обязан думать — где и как она будет жить. Это правда. Это высшая правда, хотя и очень похоже, что я прикрываюсь ребенком, как последняя сво­лочь. Ну что, что ты молчишь, Ирка, скажи мне что-нибудь!

Она молчала, и он не находил больше слов, их больше не было. А потом Турецкий услышал:

—  Знаешь, Саша, хочешь верь, а хочешь нет, но знай: что бы ни было в прошлом, что бы ни было потом... — он почувствовал, что сердце в груди за­мерло и остановилось, он слышал совсем рядом в трубке ее дыхание, — все-таки я очень люблю тебя, Саша, — закончила она. — Пусть я дура, идиотка, но это и есть мое счастье — любить тебя, хоть ты и

продувная бестия, пьянчуга и жуткий бабник. Так что лети, только звони нам почаще, береги себя, а вернешься — не обессудь, я сама поведу тебя в рес­торан и сама заплачу до копейки. И тебе будет стыдно потом до седых волос

Он хотел сказать, что благодарен ей и что не верит собственным ушам, но сказать ничего не смог, только хрюкнул что-то нечленораздельное и бросил трубку на аппарат.

Потом прихватил «дипломат», закинул на плечо раздутую дорожную сумку и пошел в прихожую к выходной двери крутить и раскручивать новое, бог весть какое по счету свое дело.

18

Подруга Русакова Наташа Санина жила на пра­вом берегу реки. Одна в большой двухкомнатной квартире роскошного номенклатурного дома, в микрорайоне, специально выстроенном для началь­ства в середине семидесятых годов на высоком холме и получившего у степногорцев два названия. Одно — тривиальное, имеющее хождение в разных городах — «Царское село», а другое позадиристей и пооригинальней — «Большие шишки».