Орландо Паис Фильо - Энгус: первый воин

• Название: Энгус: первый воин
• Автор: Орландо Паис Фильо
• Издательство: Феникс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2007
• ISBN: 5-222-09721-8

«Энгус» — это масштабная историко-религиозная эпопея, в центре которой — борьба Добра и Зла. Она повествует об удивительных приключениях и подвигах представителей шотландского клана МакЛахланов, которые разворачиваются на фоне реальных исторических событий, раз и навсегда изменивших ход человеческой истории. Сага начинается в четвёртом веке с пророчества Кельтского Друида. В предсказании говорится о приходе Великого Зла, которое, завоевав всю планету, станет безжалостно править на Земле. Начнётся эра рабства, смерти и разрушения. Чтобы защитить мир от Зла, друиды создают могущественное оружие, наделённое магической силой, — меч, выкованный из гвоздей, вбитых в плоть Христа и покрытых его бессмертной кровью, меч, пропитанный волей Божьей. Этот меч передается из поколения в поколение в ожидании воина, достойного великой миссии. Воин и его клан должны стать не просто хранителями меча, но и воспитать в себе Семь Добродетелей, которые являются основой христианской религии. Только тогда меч проявит свою магическую силу в решающей битве со Злом.

---

Наша удача принесла нам множество самой разнообразной добычи. Мы получили все, что только могли себе представить, и каждый был удовлетворен, зная, что непременно получит свою долю серебра за участие в этой битве и этой войне, которую денно и нощно будут славить на пирах, где прольется море эля. Но самыми счастливыми, пожалуй, были Айвар и Хальфдан, ибо они, наконец, получили и то, к чему так стремились, — отмщение. Среди пленных оказался король Аэль, один из тех, кто умертвил старого Рагнара Лодброка, отца Айвара и Хальфдана. Что же касается второго короля, Осберта, все говорило о том, что он пал в битве. Поэтому вся месть обрушилась только на одного Аэля. Особенно свирепствовал Айвар, ведь Аэль был его главным трофеем.

Существуют установленные формы мести, но они не распространяются на те случаи, когда сын мстит за убитого отца. Но даже это не могло удовлетворить Айвара: он задумал для Аэля худшее. Это был обряд Одина, или блодом, обряд Кровавого орла.

И вот как был отомщен старый Рагнар Лодброк.

В одно прекрасное весеннее утро, спустя несколько дней после падения Йорка, Аэля привезли к деревянному эшафоту, построенному специально для казни. Он представлял собой простой деревянный помост, на котором мог лечь человек с распростертыми руками. Лицо Аэля не выражало никаких чувств. Он стоял со связанными за спиной руками, одетый в белую тунику. На теле его виднелись следы жестоких побоев, но глаза короля горели непримиримым огнем ненависти, и черная борода была гордо задрана кверху, как у человека, который не страшится любого конца. Впрочем, все воины с детства готовили себя к мысли, что раньше или позже им придется погибнуть в битве. Пришел черед и Аэля. Он знал это, и он был король, который умел умирать.

— Знаешь ли ты, кто я? — спросил его Айвар.

— Паршивая норманнская собака, как и все остальные здесь, — прорычал Аэль.

Тогда Айвар изо всех сил ударил его рукоятью меча, так что выбил несколько зубов, а потом схватил его за волосы и плюнул в лицо.

— Мы Айвар и Хальфдан Рагнарссоны, сыновья Рагнара Лодброка, того самого, которого ты приказал бросить в кишащую змеями яму, и последнюю песню которого слышал ты один. А теперь мы послушаем, как и что ты запоешь в свой смертный час, — закончил Айвар, а Хальфдан швырнул Аэля на землю и принялся пинать его. Но Айвар остановил брата.

— Он должен быть в сознании для казни, — приказал он и заглянул прямо в глаза Аэлю. — Король должен жертвовать собой ради своих подданных, он должен сам хотеть положить за них свою жизнь.

Он приказал Аэлю лечь, распростершись на деревянный помост вверх лицом, и привязал его крепкими веревками. Потом он приказал принести кровь пятерых невинных детей, специально убитых за несколько часов до этого. Айвар лично разорвал тунику на казнимом и повелел своим скальдам описать казнь Аэля на близлежащем мегалите, для чего сначала обрызгать его кровью. После этого он приготовился и сам.

— Смерть твоя будет столь же бесчестна, как было бесчестно падение этого города, Аэль, — провозгласил Айвар. — Но на самом деле, вонючая собака, ты недостоин и такой смерти во имя славного и всемогущего Одина. Лишь твоя кровь сможет насытить дух моего отца, чтобы отныне он пребывал в мире.

И сказав это, Айвар начал делать надрезы на ребрах Аэля, чтобы срезать с них мясо и обнажить кость. Поначалу Аэль старался держаться мужественно, но скоро он потерял силу духа от боли и страха. Он начал громко кричать. Тогда Хальфдан стал лить ему на голову холодную воду, чтобы он не потерял сознания до конца пытки. Айвар быстро очистил ребра от плоти и начал пилить их. Делал он это споро и ловко, так что Аэль не терял сознания. Наконец, оба брата с обеих сторон подступили к несчастному и резким движением подняли очищенные и подпиленные ребра кверху, так что в первую секунду могло показаться, что у Аэля вдруг выросли крылья. Еще через секунду, погрузив руки внутрь, они вырвали все еще вздымающиеся и опадающие легкие умирающего короля. После этого, высоко подняв ужасный трофей, Айвар обернулся к нам и к пленникам, которых привели специально, чтобы они увидели казнь. Кровь с вырванных легких капала ему на голову.

— Один! Один! — нечеловеческим голосом закричал он.

В ответ раздался дружный хор норманнов и стук мечей о щиты. Воздух наполнился воем гнева, и все пленные, среди которых были и женщины, и дети, опустили глаза, вероятно, считая, что их Бог оставил их, и впереди нет никакой надежды.

Норманны омывали руки в человеческой крови и внутренностях, и больше всех радовался Айвар, этот страшный человек с вечно прищуренными глазами, словно не выносящими яркого дневного света. Он совершил свое отмщение сполна.

Я не знаю, что здесь было отвратительней: сама пытка или то, что последовало после, когда Аэля подвесили за ноги, и спутанные его волосы мели землю, красное толстое лицо побагровело, а челюсти клацали, как у собаки. Это было зрелище низложенного короля. Короля собачьих челюстей. Короля спутанных волос. Красного короля. Короля, который видит свое королевство, сгорающее в пламени. Такие выкрики слышались в его адрес, и это было снисхождением к его чести, ибо его все-таки продолжали величать королем.

Огонь действительно пожирал город Йорк. Отцу еще как-то удавалось удержать людей Хальфдана, но Айвар уничтожил и сжег все. Монастыри тоже были сожжены, а потом срыты до основания.

Больше всего отец возражал против убийства пяти детей — возможно, на него очень повлияла в этом моя мать-христианка.

Но все было вывернуто наизнанку, и земля превратилась в море крови.

Таким образом, Нортумбрия оказалась в наших руках. Хаос постепенно охватывал нас все больше, и я чувствовал, что становлюсь уже неспособным противодействовать ему.

Глава пятая Приветствую тебя смерть!

Гораздо больше, чем месть за смерть старого Рагнара Лодброка, Айвара и Хальфдана привлекали огромные изумрудные просторы острова, которые сулили немыслимые богатства. Наше вторжение оказалось неожиданным для всех правителей англосаксов и для всех бретонских королей, и это позволило нам продолжить его. Победный конец битвы при Йорке, достигнутый благодаря умелой стратегии и тактике ярлов, и падение самого города, могущественной крепости, одной из главных на острове, заставило нас поверить, что мы и в самом деле находимся под покровительством Одина, отца всех богов. Мы чувствовали себя почти неуязвимыми. Оборона всей Нортумбрии начала расползаться по швам и не могла уже более быть эффективной. Эта сырая и теплая страна обладала плодородной многообещающей землей, на которой росли густые леса, кишащие всяким зверем, и текли могучие реки, полные рыбы. И теперь мы могли пользоваться всеми ее благами, практически не ограничивая себя ни в чем. Но никто из воинов, конечно, не думал о том, какой след мы оставим в памяти этого зеленого острова. На самом деле мы хотели сделать Йорк всего лишь своей базой, откуда культура викингов распространится на полстраны, той страны, что впоследствии назовут Дэнло[8]. Культура же Нортумбрии оказалась напрочь сметена ветрами судьбы.

Мы часто слышали разговоры о том, что эти земли постоянно страдали от набегов пиктов и скоттов, народа моей матери и моего народа. Я знал историю Кеннета МакАльпина, который после объединения двух народов, пиктов и скоттов, в безумной ярости напал на Нортумбрию и тем сильно ослабил королевство, которое мы только что сравняли с землей. Несмотря на то, что скотты являлись народом моей матери, я кожей ощущал исходящую от них угрозу — угрозу всем нам, нависшую над головами. Казалось даже, что наша славная победа вдруг превратилась в жалкий успех, который ничего не стоит свести на нет. Это было странное ощущение, потому что на острове мы были полновластными хозяевами. Мы обладали самой большой в мире армией. Но я, хотя и не имел понятия о войске скоттов, в мечтах о своей будущей славе и приключениях почему-то представлял его могучей неведомой силой.

И я даже сам не понимаю, отчего в моменты наивысшего триумфа и победы меня терзают такие странные мысли и подозрения. Откуда приходят они, заставляя просыпаться в холодном поту и дрожать всем телом?

Поначалу я думал, что только я один повсюду подозреваю опасность, причем опасность неожиданную, которая может застать нас врасплох. Но со временем пришел к выводу, что мои опасения не совсем просты и отнюдь не напрасны. Наша победа действительно была очень значимой, особенно учитывая могущество Нортумбрии. И если ее жители, страдая от постоянных нападений скоттов, все-таки не рискнули напасть на них в свою очередь, значит, просто боялись их. И я продолжал рассуждать в этом направлении, словно помимо своей воли, не имея возможности остановиться. Если скотты следят за всеми нашими передвижениями, то именно сейчас самое подходящее время для нападения. Нортумбрия пала, и захватчики заняты дележом добычи и пирами. Они потеряли бдительность… Я чувствовал себя до боли одиноким, видя, что один терзаюсь этими подозрениями. Чувствовал я и презрение к нашим вождям, которые, будь они осторожнее, тоже должны были бы подумать о нашей безопасности. Им следовало позаботиться о войске, об их и моем войске. Словом, я ощущал себя каким-то одиноким мечтателем, молодым неопытным человеком, который слишком много думает. И был уверен, что, стань я военным вождем, то уж непременно был бы гораздо более осторожным и хитрым, чем мои товарищи по оружию. Однако в конце концов я решил, что надо прекратить думать об этом и заняться делом, которого к тому же было предостаточно.