Иван Дроздов - Разведенные мосты

• Название: Разведенные мосты
• Автор: Иван Дроздов
• Издательство: Прана
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-86761-028-4

Третья книга воспоминаний Ивана Дроздова, отражающая петербургский период его жизни, по времени совпадающий с экономическими и политическими потрясениями в нашей стране.

Автор развернул широкую картину современной жизни, но особое внимание он уделяет русским людям, русскому характеру и русскому вопросу.

---

Вспоминаю вас, своих бывших сослуживцев, и вижу, как вы радуетесь, когда смотрите телевизор и слушаете своих ребят. Они поносят всё русское, хитренько внушают молодежи ненависть к прошлому и презрение к родителям, зовут к удовольствиям, к папиросно-пивному кайфу. У нас в подъезде живёт доктор Бейненсон, ваш человек, и он тоже ещё недавно заходился от радости, когда на экран телевизора, словно черти из преисподней, выскакивали смехачи и обозреватели. Но вот недавно я зашёл к нему, и он уже не радуется при виде своих кумиров; он недоволен. У него три внучки, и каждую из них во время танцев на дискотеке «посадили» на иглу. Они теперь колются. И родители уж не пускают их на дискотеку. И даже гулять в парке не позволяют. И когда девочки уходят в школу, родители дрожат от страха, встречают их на пути домой. Я слышал рассказы о жизни хозяина самого большого в нашем городе пивного завода; он миллиардер и вроде бы тоже какой-то бакинский еврей. Видимо, он часто дегустировал своё пиво и теперь страдает ожирением; упился до того, что не помещается в обычном кресле, и ему заказали специальное — в нём поместились бы три обыкновенных человека. Но не эта главная беда миллиардера; у него тоже три дочери, и по своим новым понятиям они не выходят замуж, а каждая живёт в купленной для неё роскошной квартире и предпочитает иметь не мужа, а партнёра; и все трое пристрастились к наркотикам, да так, что уже не вылезают из лечебниц, впрочем, частных и достаточно комфортабельных.

Благодарите за этот «кайф» не только Сванидзе и Познера, да ещё армию эстрадных смехачей под командой Винокура, а и ребят из Министерства образования. Там тоже ваши. Это они выпустили учебники, в которых есть инструкции для семиклассниц, объясняющие, что надо делать в случае, если забеременеешь. Может случиться, что подобные учебники появятся и в детских садах. Ваши ребята горазды на выдумки. В своём стремлении всё калечить, всех развращать они границ не знают.

Поздно вечером в квартиру позвонили: на лестничной площадке увидел целый табор знакомых и незнакомых людей — человек десять. Это наши соратники по борьбе за трезвость. Они приехали из разных городов бывшей советской империи на очередной Всероссийский съезд трезвенников.

Тут бы и рассказать мне о пятой волне трезвеннического движения, которую патриоты России вздыбили вскоре после отмены сухого закона в 1925 году и гнали по морю людскому, вырывая из пасти зелёного змия тысячи и миллионы людей, но об этом уж рассказ заводить не стану. Начались объятия, приветствия.

Жизнь продолжалась. Продолжалась и борьба за Россию, за ту Россию, где не будут отравлять людей водкой, табаком и наркотиками, где власть будет принадлежать народу.

Глава третья

Постепенно наладились и определились порядок и объём работы в академии: желающих поступить к нам всё прибавлялось, с каждым встречаемся и беседуем, и если человек по всем параметрам, а главное, по научному и деловому потенциалу нам подходит, готовим на него документы. Затем представляю его на малый президиум, а там и на собрание, а уж когда пройдёт наше местное чистилище, везу дела соискателя в Москву, и там его прогоняем через большой президиум, и конечная инстанция — собрание всей академии или конгресс. И если соискатель успешно пройдёт все инстанции, оформляем ему диплом, выписываем удостоверение. Один наш новый товарищ при получении удостоверения мне сказал:

— Вот теперь бы меня в милицию не забрали.

— Почему? — удивился я.

— А разве вы не знаете? Академиков милиция, что бы он ни сделал, не забирает, а записывает фамилию и адрес.

Стоявший рядом наш учёный секретарь Александр Никитич Золотов, доктор и профессор секретного военного института, заметил:

— Ну, если вы кого-нибудь зашибёте до смерти, заберут под милую душу.

— Если так уж… тогда конечно. Тогда уж… заберут. А меня вот недавно только за то, что я оказался случайным свидетелем банальной драки, взяли под белые ручки и повели в ближайшее отделение.

Требования ужесточались; теперь уже молва о «строгостях» при отборе соискателей распространилась по всему научному миру Северо-западного региона. Знали об этом и за границей, но, кажется, именно это обстоятельство и привлекало к нам ещё больше охотников.

К сожалению, я не могу дать подробные аттестации всем членам нашего коллектива, но отдельные летучие впечатления о некоторых своих товарищах я всё-таки здесь набросаю.

Представлю заседание президиума или собрания. Мы сидим в небольшом конференц-зале, работаем. Передо мной учёные, деятели культуры, образования. Я знаю их лица, род занятий и, конечно же, кто чего достиг в своём деле. Могу каждого назвать по фамилии, имени и отчеству. И не скажу, что хорошо знаю особенности характера каждого, но писательский опыт помогает мне уловить некоторые черты личности, по крайней мере внешние.

Митрополит Иоанн

Среднего ростом, с детскими блестящими голубыми глазами, типично русский человек. Иногда внимательно оглядывает недалеко сидящих от него коллег, будто бы изучает, но чаще погружён в глубокую думу. Публицисты дружно нарекли его отцом Отечества. И тот, кто читал хотя бы одну его статью о современном положении России, а пуще того, прочёл свод его статей, объединенных в книге «Русская симфония», кстати, недавно вышедшей во втором издании в роскошном раззолоченном переплёте, тот и сам проникнется к нему таким великим почтением, которое бывает лишь у детей к своему родному отцу.

Скоро всю Россию, а с нею и весь Православный мир, потрясёт страшная весть: Высокопреосвященный Иоанн, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, скоропостижно скончался от сердечного приступа.

В писании сказано: дьявол не спит.

Бежит время. Дни, недели, месяцы и годы мелькают с быстротой вспышек молний в майском небе. Над смятенными головами землян царит в заоблачной вышине и с каждым годом всё величественнее ширится образ духовного лидера России Владыки Иоанна. Чем-то он напоминает образ царя Феодора Иоанновича, который в одной из своих статей нарисовал нам сам же митрополит Иоанн.

«После смерти Грозного царя на «громоносный престол» Властителя России взошёл его младший сын от первого брака Феодор. Юный венценосец явил подданным пример кротости, сострадательности, глубокой набожности, целомудрия и тихой семейной жизни. Молитвам этого неторопливого в движениях и всегда тихо, ласково улыбавшегося «блаженного на троне» русские люди не без основания приписывали величие и благоденствие державы. По выражению летописца, «Господь возлюбил смирение царёво и дары Божьи обильно излились на Феодора Иоанновича»».

Глядя на Владыку, я часто думал: вот бы нам царя такого Бог послал!..

Штоколов Борис Тимофеевич

Мы с ним знакомы около тридцати лет. Часто встречаемся то у меня, то у него дома. Однако до сих пор не могу определить природу наших отношений: приятели, или просто знакомы, а может быть — друзья. Книг он моих не читает, но говорит, что его жена Надежда Петровна «всю ночь читала вашу книгу». Иногда скажет о сестре: «Читает ваши книги. Нравятся». В другой раз, отвернувшись и хохотнув своим трубным басом и как-то загадочно улыбнувшись, заметит: «Чего уж она в них находит?». При этом загадочно посмотрит на мою супругу Люцию Павловну. Но когда прослушал один мой памфлет о нынешней власти, сказал: «Такую статью один написать не мог. Наверное, собрались все питерские писатели и вместе её написали». Во всём проявляет пугающую широту, иногда запредельную. Такую широту диапазона стремится развить в своём и без того красивейшем в мире голосе. Велик — и ростом, и талантом, и оригинальностью суждений. Если на собрании бывает академик Углов, сидит с ним рядом. Углова почитает, почти обожествляет. Впрочем, в минуту игривого настроения, а таковое бывает у него часто, расскажет вам анекдот:

«Приходит к Углову больной. Говорит:

— Фёдор Григорьевич, у меня болит рука.

Углов кивает головой:

— Отрежем.

— И нога болит.

— Отрежем.

— Но у меня и голова болит.

— И голову отрежем».

Если учёный секретарь или другой ведущий собрание предоставит ему слово, говорит долго, театрально и — не по теме. Слушают его с удовольствием. Создаётся впечатление, что говорить он любит больше, чем петь.

Углов Фёдор Григорьевич

Врач-хирург. Академик Академии медицинских наук. Лауреат Ленинской премии, почётный член едва ли не всех медицинских колледжей и институтов мира. Учитель многих отечественных, ставших известными в мире хирургов, в том числе и самого выдающегося хирурга Америки доктора Дебейки.

Фёдор Григорьевич производил показательные операции самых трудных, почти неоперабельных больных в Америке и Индии. Операции транслировались по всем каналам телевидения этих стран, и, слава Богу, оказались успешными. И когда они заканчивались, ему рукоплескала вся Америка, а затем и вся Индия. Ни один артист мира не удостаивался такой чести!.. Вошёл в книгу Гиннесса как самый старый оперирующий хирург. В девяносто пять лет он оперировал — исключительно по просьбе обречённых, и почти всегда побеждал в схватке со смертью. В девяносто девять — консультировал, подавал советы. Один молодой хирург из его учеников мне рассказывал, как Фёдор Григорьевич и в этом возрасте в критические минуты брал из рук хирурга скальпель и производил решительные манипуляции в почти невидимых глазом глубинах операционного поля. Это как бы в футбольном мире вдруг объявился столетний играющий тренер. И когда в ответственном матче его команда терпит поражение, он, за минуту до окончания игры, вдруг устремляется с мячом в атаку и, обогнав трёх двадцатилетних футболистов и обведя двух восемнадцатилетних защитников, пушечным ударом забивает решающий гол.