Валентина Антипина - Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

• Название: Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
• Автор: Валентина Антипина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02812-0

Далеко не всегда мы знаем, что стоит за произведениями знакомых и любимых нами писателей. У каждого из них — своя жизнь, со всеми ее человеческими проблемами и заботами, переживаниями, радостями и несчастьями. Работа Валентины Антипиной исследует материальные обстоятельства, условия жизни и быта целой плеяды советских писателей начала тридцатых — середины пятидесятых годов минувшего столетия. Несмотря на увлекательный характер книги, написана она на сугубо научной основе, что придает ей особую ценность. Ведь история повседневности сравнительно недавно стала выделяться в самостоятельное научное направление, главным объектом изучения которого является человек во всем многообразии его жизненных проявлений. Реконструкция человеческого опыта особенно важна для дальнейшего осмысления нашего прошлого, особенно советской эпохи.

Основное внимание в книге уделено обстоятельствам жизни и деятельности писателей Москвы, отчасти — Ленинграда и периферии. В ней впервые публикуется большое количество архивных материалов и фотодокументов. Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей.

---

Надо сказать, что эта история имела давние корни. Еще в 1944 году корреспондент «Комсомольской правды» по Сталинградской области А. Шейнин и А. Суров, который был ответственным секретарем редакции той же газеты, решили совместно написать пьесу на материалах какого-либо завода, эвакуированного в тыл во время Великой Отечественной войны. Знакомы были будущие соавторы еще с 1940 года по работе комсомольской печати. К моменту начала совместной деятельности А. Шейнин был уже профессиональным журналистом, написавшим ряд очерков, рассказов и одну пьесу. Деятельность же А Сурова носила по преимуществу организационный характер. В течение лета 1944 года Шейнин написал первые четыре-пять картин пьесы самостоятельно, а затем приехал в Москву, где продолжил работу уже совместно с Суровым. О работе Шейнина сообщал его коллега по работе в газете Н. Манеев: «Я хорошо знаю почти всю историю написания пьесы „Далеко от Сталинграда“… писал ее А. Шейнин… Видел, как Шейнин просиживал днями и ночами над рукописью. Все первые картины пьесы он давал в черновике читать мне…

Каждую картину, написанную Шейниным, потом совместно просматривали Шейнин и Суров, высказывали свои замечания, после чего Шейнин садился исправлять замеченные недостатки. Все это происходило на моих глазах. Хорошо знали об этом и другие работники редакции. На первом этапе работы над пьесой роль Сурова сводилась к тому, что он бегал за Шейниным и торопил его: „Пиши быстрей!“» Об этом же сообщали и другие работники редакции.

Первое время фамилия Шейнина еще стояла на пьесе как фамилия ее соавтора. Тогда же А. Суров предложил Г. Штайну, завлиту театра им. Ермоловой, стать соавтором пьесы без объявления на афишу, зато с отчислением в пользу новоявленного соавтора 25 процентов любого будущего гонорара. Штайн сразу же согласился на это предложение и даже получил от А Сурова тысячу рублей — ровно 25 процентов первой суммы, полученной последним по договору с театром. Ничего удивительного, что Штайн при первом разборе дела о соавторстве Шейнина отрицал его работу над пьесой — делить «прибыль» на двоих куда лучше, чем на троих. Но нечестный поступок Штайна не принес ему ощутимых выгод — он сам стал жертвой обмана со стороны «компаньона». Как только Суров добился желаемого — пьеса вышла на сцену, — он тут же «забыл» о своих обещаниях и порвал знакомство со Штайном.

Еще в 1946 году А. Шейнин обращался во всякие инстанции с просьбой восстановить справедливость и еще тогда были даны свидетельские показания в его защиту со стороны коллег. Для разбора дела была создана специальная комиссия при ЦК ВЛКСМ. Партийная организация «Комсомольской правды» расценила поступок А. Сурова как бесчестный и антипартийный. Но в комиссии были личные друзья драматурга, которые смогли «развалить» дело. В. Лясковский, в то время военный корреспондент «Комсомольской правды», вспоминал: «Точно знаю, что Сурова, как приятеля и собутыльника, поддерживал Михаил Котов, который в эту пору работал заведующим отделом печати ЦК ВЛКСМ. Мне Котов в тот период, когда я приезжал в Москву, говорил не раз, что „Шейнин будет наказан, ему будут закрыты двери“. По адресу Шейнина в связи с историей с Суровым Котов отпускал целый ряд таких фразочек, что мне казалось, Шейнин больше не жилец на этом свете. Ему Котов готовил какие-то страшные неприятности»[850].

Эти неприятности не заставили себя ждать. Котов и Суров предъявили Шейнину политические обвинения. Они воспользовались ситуацией, которая сложилась тогда в Сталинграде. Там проходила комсомольская городская конференция, и ее делегаты решили направить письмо И. Сталину с благодарностью за его заботу о детях Сталинграда. В письме содержалась фраза: «Спасибо за счастливое детство». Шейнин предложил эту фразу из письма убрать, мотивируя необходимость этого тем, что при всех заботах партии и лично Сталина о детях жить им в почти разрушенном городе было совсем не легко. В письме на имя секретаря Сталинградского обкома Котов и Суров по-своему истолковали этот эпизод. По словам Шейнина, его «обвиняли во всех смертных грехах».

В итоге комиссия Союза писателей в 1946 году признала авторство пьесы за Суровым. Это заключение было сделано, несмотря на ряд свидетельских показаний в пользу Шейнина. Их дали Н. Мизин (ответственный секретарь редакции газеты «Сталинградская правда»), Н. Чумаков (заведующий строительным отделом редакции газеты «Сталинградская правда»), Н. Малеев (корреспондент «Комсомольской правды» по Ставропольскому краю), А. Романов (заместитель заведующего отделом местности редакции «Комсомольской правды»), А. Филиппов (ответственный редактор «Сталинградской правды»). Эксперты И. Альтман и О. Леонидов высказали свое мнение по данному вопросу: «…экспертиза не считает возможным сделать окончательный вывод на основе материалов, имеющихся у нее в распоряжении…» Они признали, что «настоящее дело выходит за рамки литературного спора»[851].

На этом деятельность А. Сурова по привлечению к работе «соавторов» не закончилась. В марте 1949 года он привлек к совместной деятельности Я. Варшавского. Свое согласие на это Варшавский объяснил так:

«Мы с ним (А. Суровым) познакомились в 1946 году, в редакции „Советского искусства“. Я заведовал отделом театра и драматургии, а он был назначен заместителем редактора.

События начинались с известной статьи в „Правде“ об одной группе критиков. Я после этой статьи был немедленно отстранен от работы. Первичная парторганизация издательства „Советское искусство“ вынесла решение об исключении меня из партии. Я оказался в полной временной изоляции. Достаточно сказать, что в течение года ни один человек не позвонил мне и не появился — из старых товарищей…

Единственным человеком, позвонившим мне в течение всего 1949 года, был Суров. Он сказал мне: „Преданность партии надо доказывать не заявлениями, а творческой работой, и я тебе помогу в этом. Мы вместе напишем сценарий о советском рабочем классе… Я перегружен, но мы с тобой напишем вместе…“ Трудно передать, как обрадовал меня Суров. Кончилось мучительное бездействие…

В конце весны — начале лета, в течение одной ночи, мы написали заявку на сценарий „Рассвет над Москвой“. В черновике заявки указывалось, что я буду соавтором Сурова в этой работе… Заявка была наполовину написана, наполовину продиктована мной… Эту заявку под измененным названием („Песня цветов“) он представил тогда же, в начале лета 1949 года, на Мосфильм… Под ней стояли две подписи, но потом обнаружилось, когда проверяли, что последняя страница с двумя подписями уже исчезла, а была только страница с его подписью. Так как он взял хлопоты административные на себя, то я об этом ничего не знал. Я на него только надеялся, что ходить надо ему, а не мне… Так как обстановка была такая…

Суров продолжал болеть, он предложил мне написать первоначальный набросок, а потом, мол, увидим, что получится. Я написал… Первоначальный вариант (рукопись в 3-х блокнотах) был написан с 1 января по 1 марта 1950 года. Суров в это время находился на лечении в подмосковном санатории. Я переписал сценарий и отдал ему второй (несколько улучшенный) вариант в марте 1950 года. Этот второй вариант перепечатывала машинистка Сурова… Сам я перепечатать не мог, так как на это требовались сотни рублей, которых у меня не было, а Суров расходы брал на себя…

Суров сказал мне, что консультировался по поводу сценария в Сценарной студии, что редактор этой студии Ю. Арбат дал отрицательный отзыв. В связи с этим он (Суров) убедил меня переделать сценарий в пьесу. Следы этой переделки — пометки Сурова на полях сценария. Работа его была механической — он попросту переписывал отдельные реплики или склеивал вырезки… Летом 1950 года, получив от Сурова эти листочки… я заново переработал все картины пьесы, написал картины, которых в сценарии не было. Работу Сурова можно считать в лучшем случае редакторской. У него на даче мы еще раз вместе переписывали пьесу от начала до конца, главным образом, под мою диктовку…»[852]

Во второй половине лета 1950 года в «Советском искусстве» появилось сообщение о том, что пьеса «Рассвет над Москвой» принята в двух театрах, ее автором был назван один Суров. Варшавский пошел к нему за объяснениями. Во время беседы Суров рыдал, говорил о своем нервном расстройстве, о том, что время от времени теряет способность писать. По словам Варшавского, он произнес такую фразу: «Ты должен понять меня, что я задолжал театру, я взял аванс, но клянусь, что исправлю эту ошибку…» И предложил следующее: «Пусть пьеса идет под моей фамилией. Пройдет несколько месяцев, атмосфера разрядится и сценарий пройдет под двумя фамилиями». Варшавский согласился на это предложение.

В январе 1951 года Суров подал заявку на Студию им. Горького, в которой сценарий проходил под двумя фамилиями. Но 10 марта, когда стало известно, что «Рассвету над Москвой» присуждена Сталинская премия, Суров вычеркнул фамилию соавтора из договора. После этого состоялся его разговор с Варшавским, где Суров заявил: «Получи четверть премии или я сгною тебя на Колыме». Угрозы в адрес Варшавского от Сурова слышал также П. Арский.