Валентина Антипина - Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

• Название: Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
• Автор: Валентина Антипина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02812-0

Далеко не всегда мы знаем, что стоит за произведениями знакомых и любимых нами писателей. У каждого из них — своя жизнь, со всеми ее человеческими проблемами и заботами, переживаниями, радостями и несчастьями. Работа Валентины Антипиной исследует материальные обстоятельства, условия жизни и быта целой плеяды советских писателей начала тридцатых — середины пятидесятых годов минувшего столетия. Несмотря на увлекательный характер книги, написана она на сугубо научной основе, что придает ей особую ценность. Ведь история повседневности сравнительно недавно стала выделяться в самостоятельное научное направление, главным объектом изучения которого является человек во всем многообразии его жизненных проявлений. Реконструкция человеческого опыта особенно важна для дальнейшего осмысления нашего прошлого, особенно советской эпохи.

Основное внимание в книге уделено обстоятельствам жизни и деятельности писателей Москвы, отчасти — Ленинграда и периферии. В ней впервые публикуется большое количество архивных материалов и фотодокументов. Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей.

---

В 1949 году комиссия по проверке деятельности Литфонда в очередной раз пришла к выводу, что писательский городок в Переделкине находится в крайне запущенном состоянии[803]. Нормальных подъездных путей так и не оборудовали, отсутствовал водопровод, не было прачечной и бани. Усадьбы по-прежнему были захламлены, не огорожены, дорожки не расчищены, не было лавочек и беседок.

По-прежнему сохранялась большая задолженность писателей и прочих лиц, проживающих в городке. Некоторые долги не гасились с 1947 года. Среди должников числились Гарнич, Голдеевклер, Ржешевский, Н. Вирта, Вс. Иванов, В. Лебедев-Кумач, П. Нилин, Ф. Панферов, Н. Погодин, Н. Равич, Диковская, Вс. Вишневский, А. Первенцев, А. Леонов-Чернов, К. Симонов[804]. На заседании Секретариата ССП отмечалось, что «в результате безответственного отношения ряда писателей, съемщиков дач к выполнению договорных условий» образовалась задолженность 210 тысяч рублей. Секретариат запретил Литфонду возобновлять арендные договоры с писателями, не выплатившими задолженность до 15 марта 1949 года. Было также принято решение задолженность после 15 марта взыскивать в бесспорном порядке через судебных исполнителей[805].

В 1950 году балансовая комиссия Литфонда вновь отметила, что стоимость имущества городка, находящегося в пользовании частных лиц и писателей без должного оформления и взимания платы, составляла значительную сумму. Руководство городка по-прежнему не начисляло пени при просрочке арендных взносов, строительство дороги не было закончено[806].

В следующем году под полами некоторых финских домиков были вырыты подвалы. Делать этого было нельзя из-за большого количества поверхностных вод. В результате вода стала скапливаться в подвалах и дома начали гнить.

В пятидесятых годах на писательские дачи провели телефонные линии, но не все писатели захотели установить телефоны. Б. Пастернак объяснял свое нежелание так: «…Подмосковье должно отличаться от Москвы полной оторванностью от города, а телефон — это уже непосредственная связь»[807]. Два раза в неделю он ходил в контору городка звонить по делам, а в срочных случаях пользовался телефоном соседей.

Интерьеры дач зависели от материальных возможностей и вкусов их владельцев. В воспоминаниях современников сохранилось описание дачи К. Чуковского: «Две комнаты в верхнем этаже его дома, где он жил и работал, столько лет радовали какой-то монументальной простотой: огромный диван в полотняном чехле, большой стол, за которым удобно было работать, множество книг — и много… игрушек»[808].

У обеспеченных писателей, вроде А. Толстого, обстановка на даче была барской: «…На столе и стенах мерцают свечи в канделябрах и настенных бра. Огненные блики ложатся на вещи, выявляя их причудливые формы, на позолоту и полированные поверхности черной бронзы, пробегают по хрусталю и фарфору…

В открытые двери, ведущие в другие комнаты, виднеются освещенные мягким светом прекрасные картины, гравюры, шкафы с книгами, вазы с цветами и много зеленых растений в горшках»[809].

И. Берлин, посетивший Переделкино в 1945 году, отмечал, что моральная атмосфера в писательском городке была сложной. Не было того добрососедства, о котором мечтал М. Горький, выдвигая проект городка: «…В силу различия в характерах творческих людей, этот план, основанный на благих намерениях, гармонически осуществлялся не всегда: даже неискушенный иностранец вроде меня ощущал некоторую натянутость как в личных отношениях между ними, так и в том, что касалось политики»[810].

Друзья и многочисленные посетители часто отвлекали писателей от работы. Некоторые из них разрывались между желанием пообщаться и необходимостью корпеть над рукописями. Оригинальный способ «борьбы» с посетителями изобрел К. Чуковский. На стене его дома красовалась короткая просьба: «Прошу даже самых близких друзей приходить только по воскресеньям». Но, если посетитель все же доходил до лестницы на второй этаж, его ждала еще одна надпись: «Дорогие гости! Если бы хозяин этого дома даже умолял вас остаться дольше девяти часов вечера — не соглашайтесь!»[811].

Три типа жен по Ваншенкину

В прошлое взглядам пройдуся,
Где мы бывали стократ.
Галя, Лариса и Дуся —
Жены поэтов стоят.

К. Ваншенкин[812]

В 1950 году жены литераторов вновь выступили с инициативой создания Совета жен писателей при Центральном доме литераторов. Постановлением Секретариата Союза писателей такой совет был создан. В качестве основной задачи перед ним ставилось «…оказание помощи дирекции ЦДЛ в организации культурно-массовой работы среди жен и детей писателей и привлечение наиболее активных женщин к повседневной работе Дома литераторов»[813]. Совету ЦДЛ рекомендовалось кооптировать в свой состав представителей от Совета жен. Дирекции Литфонда разрешалось создать художественно-совещательную комиссию из жен писателей для оказания помощи в работе комбината Литфонда.

Отношение большинства мужей к деятельности этой общественной организации, как и в довоенное время, было более чем скептическое. Так, на заседании Совета ЦДЛ С. Кирсанов заявил: «Это раздувание их функций, но мы не можем в силу того, что появилась эта активность, ее не поддержать. К числу комиссий, которые существуют в клубе, можно прибавить комиссию жен писателей и председателя этой комиссии пригласить для участия в работе Совета. Но она не будет являться членом Совета»[814]. Члены Совета Дома литераторов полностью не могли отвергнуть инициативу женщин, так как опасались конфликта с руководством Союза писателей. Но и позволить женам участвовать в деятельности Совета они не хотели. Было принято компромиссное решение — «создать в числе комиссий при Совете ЦДЛ комиссию жен писателей, председателя которой привлечь к постоянному участию в работе Совета»[815].

В 1951 году Совет жен организовал в ЦДЛ несколько кружков: английского языка, стенографии, машинописи, кройки и шитья. Кружки работали по два раза в неделю и были платными. В 1953 году к ним добавился кружок политической учебы, занятия которого проходили один раз в неделю и были бесплатными. В этот кружок записалось только 14 человек, а посещало всего восемь[816]. Жены писателей оказывали посильную помощь детскому саду. Так, они выезжали на летнюю загородную базу сада и помогали мыть детей.

13 апреля 1953 года в ЦДЛ состоялось собрание жен писателей, на котором председатель Совета жен Е. Кремлева отвечала на их вопросы. В частности, ее спрашивали, почему не организован кружок рисования для детей. Она ответила: «Об этом мы просто не думали и никто нам не подсказал, никто такого желания не изъявлял». Когда она отвечала на вопрос по поводу отсутствия кружка художественной гимнастики для женщин, выяснилось, что в 1952 году два месяца висело объявление об организации кружка, но желающих в нем заниматься не нашлось. Безусловным успехом у женщин пользовался кружок кройки и шитья. «Я была в доме моделей, — говорила на этом собрании Эдель, — но таких элегантных, изящных и простых вещей там не видела». Отмечалась работа Совета жен по оказанию помощи вдовам и матерям погибших писателей. «Мало того, что жены потеряли мужей, дети потеряли отцов, а их ССП и парторганизация забыли, и они здесь со слезами на глазах говорят о том, что их вспомнил только совет жен».

Писатель К. Ваншенкин предпринял попытку классификации писательских жен, выделив три типа:

1) «Просто жены — темные, верные, преданные, иногда еще с войны. Порою тоже пишущие, по большей части безуспешно, хотя мужья помогали проталкивать… Жены, воспринимавшие работу мужей как специальность, которую вполне можно освоить, к тому же домашнюю и выгодную. Они и желали быть такими надомницами, с мужьями никуда не ездили и не ходили — ни в писательские дома творчества, ни даже в ЦДЛ».

2) «Жены-секретари. Перепечатывающие рукопись, звонящие и отвозящие ее в редакцию, держащие корректуру… Кокетничающие с главными редакторами журналов и директорами издательств — для пользы дела. Следящие, чтобы все нити постоянно были в их руках… Его дело — только писать. Сопровождающие мужа по возможности везде: и в поездках, и уж во всяком случае в ресторанах. Цель: не давать пить или пить вместе».

3) «…Жены-консультанты по вопросам общественного поведения мужа, налаживания его связей, отношений, карьеры. Все знают, необыкновенно деловые»[817].

За что писатели ценили своих жен? По наблюдениям того же К. Ваншенкина, за понимание и замечательный вкус: «А суть понимания и вкуса одна — хвалит!»

В повседневной и творческой жизни писателей их жены часто играли неоценимую роль. «Великим счастьем для существования и творчества Н. Глазкова, — как считал Р. Заславский, — явился его второй брак Умная и проницательная женщина, прекрасно понявшая, с кем она связала свою судьбу, Росина [Глазкова] была и другом, и помощником. Она не подделывалась под Глазкова, она умела многое осторожно корректировать в нем, разумно оберегая от всего случайного, ненужного, создавая незаметно — при любых трудностях — тот душевный и бытовой минимум-комфорт, в котором Глазков, сам того, может быть, не зная, так нуждался»[818]. В воспоминаниях о жене В. Шишкова говорится: «Клавдия Михайловна создала уют и нужный комфорт, разумный, спокойный, домашний режим… Она была верной и неутомимой его помощницей: выполняла поручения по собиранию архивных сведений, перечитывала написанные главы и снова их неоднократно переписывала после переработки»[819].