Валентина Антипина - Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы

• Название: Повседневная жизнь советских писателей. 1930— 1950-е годы
• Автор: Валентина Антипина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02812-0

Далеко не всегда мы знаем, что стоит за произведениями знакомых и любимых нами писателей. У каждого из них — своя жизнь, со всеми ее человеческими проблемами и заботами, переживаниями, радостями и несчастьями. Работа Валентины Антипиной исследует материальные обстоятельства, условия жизни и быта целой плеяды советских писателей начала тридцатых — середины пятидесятых годов минувшего столетия. Несмотря на увлекательный характер книги, написана она на сугубо научной основе, что придает ей особую ценность. Ведь история повседневности сравнительно недавно стала выделяться в самостоятельное научное направление, главным объектом изучения которого является человек во всем многообразии его жизненных проявлений. Реконструкция человеческого опыта особенно важна для дальнейшего осмысления нашего прошлого, особенно советской эпохи.

Основное внимание в книге уделено обстоятельствам жизни и деятельности писателей Москвы, отчасти — Ленинграда и периферии. В ней впервые публикуется большое количество архивных материалов и фотодокументов. Книга рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг читателей.

---

Более серьезное положение было у М. Пришвина. Он был женат уже более двадцати лет, имел двух взрослых сыновей и осознавал свои обязательства перед семьей, отношения в которой, несмотря на видимость благополучия, были не простыми. Так уж вышло, что после неудачного романа в молодости и разочарования в возможности гармоничных отношений литератор связал свою жизнь с женщиной совершенно чуждого ему круга и совершенно иными духовными запросами. В течение долгих лет он был душевно одинок. То, что Пришвин, по выражению З. Гиппиус, стал «бесчеловечным писателем» (в его произведениях действительно практически нет людей), стало следствием, как он сам позднее осознал, отсутствия подлинных человеческих отношений в жизни. Острое ощущение одиночества пронизывает его дневниковую запись от 1 января 1940 года: «Мгновенно пронеслось во мне через все годы одно-единственное желание прихода друга, которого отчасти я получил в своем читателе. Страстная жажда такого друга сопровождалась по временам приступами такой отчаянной тоски, что я выходил на улицу совсем как пьяный, в этом состоянии меня тянуло нечаянно броситься под трамвай. В лесу во время приступа спешил с охоты домой, чтобы отстранить от себя искушение близости ружья. Нередко, как магическое слово, заговор против охватывающей меня не своей воли, я вслух произносил неведомому другу: „Приди!“, обыкновенно на время мне становилось легче и я некоторый срок мог пользоваться сознательной волей, чтобы отстранить от себя искушение»[406].

В 1940 году писатель переехал в квартиру в Лаврушинском переулке и жил в ней с помощницей по хозяйству Аксюшей уже в течение трех лет, а его жена поселилась в доме в Загорске. Хотя настоящих отношений между ними уже не осталось, сразу, после того как стало известно о желании М. Пришвина уйти из семьи, Е. Пришвина и дети писателя стали делать все возможное, чтобы не допустить этого. Они не хотели развода и новой женитьбы писателя, боясь потерять права на его имущество. Кроме того, они считали, что В. Лебедева преследует прежде всего меркантильные цели. Так началась, по выражению самого писателя, «война». В этом конфликте он винил прежде всего самого себя: «Виноват ли я? В Павловне (Е. П. Пришвина, первая жена М. Пришвина. — В. А.), какая она есть собственница, я виноват: я распустил ее, я смотрел как на ребенка, не переломил, не воспитал и не расстался, когда надо было расстаться»[407].

Е. Пришвина пыталась мешать новым отношениям чисто по-женски, например, наезжала на квартиру к мужу. «Во второй половине дня Павловна приехала „лечиться“ в Москву. Остроумный выход: под предлогом болезни явиться и все расстроить. Собрались сыновья — диккенсовская картина!»[408] На другой день жена использовала другой прием — согласилась признать изменения в жизни мужа: «Чувство такое, словно с тебя живого сдирают шкуру. Зашел к Е. П., разговорились, и оказалось, что она согласна теперь на мою жизнь с В. [Лебедевой].

— Прощай, — сказала она.

— Здравствуй! — ответил я. И мы крепко поцеловались»[409].

Затем был использован еще один излюбленный женщинами прием — симуляция болезни: «С утра начались рыданья. Прощается с Аксюшей, хочет умереть. А когда я к ней с упреком: „Хочешь мир творить, а вот это ведь не в себя, а в меня!“ Она отвечает: „Ничего, ты сильный, ты переживешь!“»[410] Обеспокоенный писатель вызвал двух психиатров, которые по понятным причинам ничего серьезного у пациентки не обнаружили. В конце концов М. Пришвин осознал, что им просто-напросто манипулируют: «Е. П. довела свой показ злобы до последнего: вот-вот и случится что-то! Она притворяется, лжет, когда говорит, что отпускает меня и скоро уедет. Она сознательно хочет и ведет к тому, чтобы разрушить мою жизнь и, может быть, довести до суда»[411].

Дополнительную остроту конфликту придавало наличие имущественных претензий: «…Выяснилось, что и Аксюша имеет претензии на комнату, и Павловна, и Петя [П. Пришвин], и нам с В. надо идти вон, — что я гол как сокол»[412]. Жена писателя также просчитывала возможные последствия развода для своего материального благополучия. Об этом рассказала литератору Аксюша.

Отчаявшийся писатель решил искать правды у бывшего руководителя писательской организации и пошел к нему домой. Он рассказал В. Ставскому о своих проблемах, о том, с каким он столкнулся мещанством, воюя со своей семьей. В. Ставский поправил литератора, сказав, что его родственники не мещане, а просто ограниченные люди. Причину такого глубокого понимания его проблем посторонним в общем-то человеком писатель понял после того, как в комнату вошли трое детей хозяина дома. Оказалось, что они от трех, сменивших одна другую, женщин. В. Ставский пообещал оказать М. Пришвину помощь, если она понадобится.

Весной писатель вместе со своей возлюбленной уехал в Тяжино, а его жена осталась в Лаврушинском. Он попросил своего знакомого зайти туда, чтобы забрать почту. Приятель столкнулся с Е. Пришвиной: «Она в крайнем возбуждении советовала „сушить сухари на дорогу в Сибирь вместе с В. Д.; она, жена орденоносца, постарается сделать „им“ это удовольствие“»[413]. К власти апеллировала не только жена писателя, но и его сын: «Лева [Л. Пришвин-Алпатов] кричал на меня в своем безумии, что „женку“ мою посадят, а с меня ордена снимут. Это было так непереносимо больно и ужасно, что во мне что-то оборвалось навсегда»[414].

М. Пришвин вновь обратился за помощью к В. Ставскому, который пообещал прекратить «происки» родственников писателя в различных учреждениях и вызвать для внушения старшего сына писателя. Он посоветовал также побыстрее оформить отношения с В. Лебедевой. В итоге дело об имущественном споре разбирал суд.

Вторая жена М. Пришвина много помогала ему и в творческих вопросах. Но повседневность того времени была такова, что большую часть времени занимали бытовые проблемы. Писатель записал в августе 1940 года в своем дневнике «Зову Лялю Балдой за то, что она, как Балда в сказке Пушкина, все делает: и рассказы мои подсочинила, и корректуру правит, и в очередях стоит, и белье стирает, — настоящий Балда»[415].

Нельзя компрометировать классика

В 1937 году в Президиум Правления ССП пришло открытое письмо из Совета жен писателей, подписанное десятью активистками (Т. Ивановой, З. Финк, Ф. Лейтес, А. Нейштадт, А. Стоновой, Г. Макаренко, Л. Лежневой, Л. Треневой, Л. Файко, Е. Билль-Белоцерковской)[416]. В нем сообщалось о поведении члена ССП, кандидата в члены партии писателя И. Шухова, который «окружил себя компанией пропойц и насильников, издевался над своей женой, глумился над ней, избивал ее, таскал по полу за волосы, заставил сделать аборт, сжил со свету одного ребенка, инсценировал „общественный суд“ над вторично забеременевшей женой, бил ее, беременную, по животу, так что новый ребенок умер через 30 минут после рождения…». Как утверждалось в письме, И. Шухов мотивировал свое поведение тем, что он «талантливый известный писатель» и его «жизнь нужна больше», чем жизнь его ребенка. 9 мая 1937 года в «Комсомольской правде» появилась статья о недостойном поведении И. Шухова, а 15 мая в «Правде» — публикация авторов из Алма-Аты, которые назвали обращение Шухова с женой и детьми «преступным и гнусным»[417]. Говорилось и о том, что поведение писателя встревожило всю общественность Казахстана, но оставило равнодушным казахское отделение ССП и его председателя Муханова. Тот, в частности, заявил корреспонденту газеты: «Мы не намерены созывать в ближайшие дни Правление Союза… Подождем окончательного решения Москвы по делу Шухова, а там что-нибудь предпримем… Я знал о всех проделках Шухова… знал о его пьянстве и развратной жизни, о его издевательствах над женой. Я знал, как Шухов отправлял в Москву свою жену и, не разводясь с нею, женился на учительнице из села Петровки Тютиной, которую вскоре выгнал, чтобы снова жениться в третий раз. Я молчал о поступках Шухова, так как не хотел подрывать его авторитет… Нельзя было компрометировать нашего классика». В статье говорилось также о том, что были случаи, когда Шухов пытался изнасиловать женщин, но они не расследовались и судебного решения по ним не выносилось. Тем не менее авторы упоминали об этих эпизодах как доказанных.

В то же самое время в «Литературной газете» была напечатана статья от имени Совета жен писателей. В ней, помимо рассказа о И. Шухове, отмечалось, что руководство ССП не реагирует на сообщения о поведении в быту писателей. Так было в случае с судебным делом В. Киршона, которое тот возбудил против своей жены Корнблюм с целью отнять у нее ребенка, то же самое произошло после сообщения об избиении жены писателем Г. (судя по обстоятельствам дела, скорее всего, имеется в виду А. Гарри. — В. А.). С гордостью жены писателей сообщали о том, что был случай, когда они помогли женщине (ее имя не упоминается). Теперь она развелась с мужем, занимается ответственной работой и одновременно учится.