Мисима Мисима - Море и закат

• Название: Море и закат
• Автор: Мисима Мисима
• Жанр: Современная проза

Рассказ. Перевод Григория Чхартишвили

---

«Иди на восток, — сказал ребенок изменившимся, торжественным голосом. — Иди на восток все дальше и дальше. А для начала, как было велено тебе, ступай в Марсель».

Слух о чудесном пророчестве разнесся по всей Франции. А ведь это был не единственный случай — подобное происходило повсюду. В одной местности дети, чьи отцы погибли в крестовом походе, вдруг взяли отцовские мечи и покинули родной край. В некоем городе ребенок, игравший у фонтана, внезапно распрямился, отшвырнул игрушки и, взяв у служанки кусок хлеба, тоже отправился в путь. Когда же мать догнала его и принялась бранить, он ответил лишь, что идет в Марсель. В другой провинции дети тайком собрались ночью на главной площади селенья и с пением гимнов ушли в неведомом направлении. Наутро взрослые обнаружили, что ушли все, кроме младенцев, еще не научившихся ходить…

И мы с моим воинством стали готовиться к походу. Родители, заливаясь слезами, умоляли меня отказаться от этой безумной затеи, но мои последователи изгнали жалких маловеров прочь. В путь со мной выступили не менее ста человек, а всего в крестовый поход собрались несколько тысяч мальчиков и девочек из Франции и Германии.

Дорога была полна тягот и опасностей. Уже в первый день самые маленькие и самые слабые стали падать от усталости. Многих наших товарищей нам пришлось похоронить. Мы оплакивали их и оставляли на могилах маленькие деревянные кресты.

До нас дошла весть, что другой отряд, тоже человек в сто, забрел в края, где свирепствовала Черная Смерть. Не уцелел никто.

Одна маленькая девочка из моего воинства от изнеможения повредилась рассудком и бросилась вниз со скалы.

Странная вещь — перед смертью каждый из детей неизменно видел перед собой Землю Обетованную. Причем не нынешнюю, пришедшую в упадок и запустение, а библейскую, где пышно цвели лилии, а долины были полны молока и меда… Откуда я это знаю? Перед кончиной умирающие описывали нам свои видения, а если не было сил говорить, мы догадывались сами по лучистому свету, которым наполнялись их взоры.

И вот мы наконец прибыли в Марсель.

Там нас уже ждали те, кто пришел раньше. Все были уверены, что при моем появлении воды моря расступятся. А я довел до Марселя лишь треть своих детей…

Меня окружила толпа мальчиков и девочек с горящими от волнения лицами, и мы отправились в порт. В гавани густым лесом поднимались мачты. Моряки глазели на нас, разинув рты. Я вышел на скалистый обрыв и стал молиться. Море все горело огнем в лучах предзакатного солнца. Я молился долго. Но море по-прежнему, неспешно катя к берегу свои волны, оставалось полноводным и несокрушимым.

Но мы не отступились и не впали в отчаяние. Господь, верно, хотел, чтобы мы дождались остальных.

И дети продолжали подтягиваться к Марселю. Они совсем выбились из сил, многие были больны. День шел за днем, но молитвы оставались тщетны: море никак не желало расступаться.

И тут среди нас появился некий благочестивый муж, раздавший нам подаяние и со смиренным видом предложивший доставить детей на своем корабле прямо в Иерусалим. Половина детей устрашилась этого плавания, но другая половина — и я в их числе — смело поднялась на корабль.

Но купец доставил нас не в Святую Землю, а в египетский порт Александрия, где и продал всех детей на невольничьем рынке…

Ан-ри замолчал. Должно быть, вспомнил горечь тех давно минувших дней.

В небе уже занимался прекраснейший закат — такое великолепие можно увидеть только поздним летом.

Слоистые тучи наливались пурпуром, а длинные облака окрасились красным и желтым, сделавшись похожими на реющие в вышине вымпелы и штандарты. Над морским простором небо заполыхало так, словно там разожгли гигантскую печь. В отсветах этого неистового пламени листва деревьев и трава зазеленели еще ярче.

Когда Ан-ри вновь заговорил, слова его были обращены уже напрямую к закату. В пламеневших волнах океана старик видел картины и лица из далекого прошлого: себя, еще мальчика; своих товарищей-подпасков. Жарким летним днем они скидывали с плеч грубые холщовые одежды и подставляли солнцу белую детскую грудь с нежно-розовыми сосками. Перед взором Ан-ри на фоне закатного неба одно за другим возникали лица умерших и умерщвленных юных крестоносцев. Головы их были обнажены — золотые или льняные волосы в солнечных лучах вспыхивали огненными шлемами.

Тех, кто остался жив, судьба раскидала по всему свету. За долгие годы, проведенные в неволе, Ан-ри ни разу не встретил кого-нибудь из своих соратников. А ему самому так и не суждено было увидеть заветный Иерусалим.

Он был продан персидскому купцу. Следующий хозяин увез Ан-ри в Индию. Там до француза дошли слухи о том, что хан Бату,[6] внук великого Темучина,[7] отправился завоевывать Запад, и, тревожась за свою далекую родину, раб Ан-ри плакал дни напролет.

В это время в Индии находился великий дзэнский наставник Дайгаку, постигавший здесь истину буддизма. Вышло так, что при помощи Учителя раб Ан-ри получил свободу. В благодарность он поклялся, что всю жизнь будет верно служить своему избавителю. Ан-ри последовал за наставником сначала в Китай, а узнав, что Дайгаку собирается плыть в Японию, упросил Учителя взять его с собой.

Ныне в душе старика царил покой. Он давно оставил пустые мечты о возвращении на родину и смирился с мыслью, что его кости лягут в японскую землю. Он с открытым сердцем воспринял учение наставника и перестал предаваться нелепым грезам о райской жизни и чудесной стране, которых ему никогда не суждено увидеть… Однако стоило летнему небу окраситься в цвета заката, а морю вспыхнуть алым, как ноги сами несли старого Ан-ри на вершину холма Сёдзё.

Он смотрел на закатное небо, на его отражение в зеркале океана и поневоле возвращался мыслями к чудесам, свидетелем которых стал на заре своей жизни. Старик вспоминал и явленные ему откровения, и жажду познать неведомое, и могучую силу, заставившую его и других детей отправиться в далекий Марсель. А напоследок в памяти монаха неизменно воскресала одна и та же картина: высокий скалистый берег; толпа коленопреклоненных детей, молящихся о том, чтобы расступились воды морские; и бесстрастное, непреклонное море, спокойно перекатывающее под вечерним солнцем валы.

Ан-ри уже забыл, в какой именно момент лишился веры. Зато он очень хорошо помнил чудо заката и моря, не желавшего внимать молитвам и расступаться. Эта загадка была непостижимей любых чудесных видений. Сердце мальчика восприняло как должное явление Христа, но вечернее море, так и не открывшее пути к Святой Земле, потрясло юную душу своей тайной.

Ан-ри смотрел на линию горизонта за дальним мысом. Он уже не верил, что море может «раздвинуть воды свои». Но мистическая тайна осталась; она переливалась красноватым сиянием средь морских просторов, напоминая о былом потрясении.

Если морю суждено было когда-либо расступиться, ему следовало это сделать именно тогда, но оно осталось необъяснимо равнодушным к человеку и лишь безгласно пламенело красками заката…

Старый монах молчал. Солнце скользило по растрепанным седым волосам, вспыхивало алыми искорками в прозрачно-голубых глазах. Красный диск начал тонуть в море за мысом Инамура. Воды окрасились кровью.

Ан-ри вспоминал минувшее: пейзажи родной страны и лица односельчан. Но его уже не тянуло туда вернуться. Все образы прошлого — и Севенны, и овцы, и сама родина — утонули в море вместе с зашедшим солнцем. И произошло это в тот вечер, когда море не расступилось…

Старик не отрывал взгляда от моря, пока закат, пройдя всю цветовую гамму, не догорел дотла.

На травы холма Сёдзё спустились сумерки, и очертания ветвей, узор коры деревьев стали рельефней и отчетливей. Верхушки башен обители уже скрылись во мраке.

Ночная тень доползла до ног Ан-ри; небо над его головой поблекло — сделалось тускло-синим и серым. Морской простор еще переливался дальними блестками, но сияние истончилось и вытянулось тонкой ало-золотой нитью, окаймлявшей небосвод.

И тут снизу, из-под холма, донесся звучный голос колокола. Храмовая звонница извещала о часе вечерней молитвы.

Гул меди плавно колыхался, и ночь, покачиваясь на этих волнах, расползалась по всему миру. Удары колокола не отмеряли время — нет, они растворяли его и уносили прочь, в вечность.

Ан-ри слушал звон с закрытыми глазами. Когда же он открыл их вновь, вокруг уже царила тьма, а полоска морского горизонта приобрела призрачно-пепельный оттенок. Закат догорел.

Пора было возвращаться в обитель. Старик обернулся к своему спутнику и увидел, что мальчик, обхватив колени руками, крепко спит.

.

Примечания

1

В городе Камакура в XII–XVI веках находилась резиденция сегунов — феодальных правителей Японии. Весь этот период Японии называется Камакурским.